Русская фантастика 2010 - Людмила Белаш

Некоторое время женщина сидела, погрузившись в размышления и разглаживая тонкую ткань строгих чёрных брючек.

— Всё остальное время я не живу, а существую. Ненавижу себя и каждую секунду подобного существования: ты просто проглатываешь день заднем, неделю за неделей, год за годом…

Что он мог ей ответить на это? Что без ума любит саму жизнь без остатка, даже когда каждое мгновение наполнено болью — и душевной, и физической, — и до конца ловит и впитывает любое ощущение, любое чувство, потому что это — единственный способ быть живым человеком, а не плавающей в резервуаре биомашиной? Что каждый прожитый день — уже счастье, просто потому, что сегодня ты беззлобно перешучиваешься с двадцатилетним парнем, а завтра какой-нибудь ксен вышибает ему мозги? Что стоит жить, даже если ты обречён влачить жалкое и серое существование, потому что с серостью и тоской на сердце жить хоть как-то, но можно, а вот с собственной смертью жить уж точно не получится?

С помощью камер Лекс всматривался в ушедшую в себя женщину — свою мать, такую далёкую, такую чужую.

— У тебя есть кофе? — Такой прозрачный намёк. И так прекрасно зная ответ, быстро добавила: — Мне без молока и сахара.

Когда полуавтономный робот привёз столик с кофе и шоколадом, Фернанда сделала небольшой глоток благородного напитка и пронзила капитана терпким взглядом. Глаза цвета молодой крапивы были чуть прищурены. Лекс понял, что сейчас последует ещё один вопрос. Совсем не про кофе с шоколадом.

— Что ты чувствуешь, когда убиваешь солдат Лиги Миров?

— Ничего, — откровенно ответил капитан. — Для меня это даже не столько живые существа, сколько цели на экране. Цели, которые надо уничтожить.

— Ты хочешь сказать, что для тебя это просто работа? Никакой жестокости?

— Я хочу сказать, — Лекс добавил в голос немного эмоций, — что у меня нет выбора.

— Выбор всегда есть! — зло выкрикнула женщина, обвинительным жестом нацелив указательный палец в лицо сына.

— Да, и для меня он очень прост: убить или быть убитым, — парировал Лекс. — Только ты забыла, что я отвечаю не только за свою жизнь, но и за ребят, которые находятся на борту и которых надо или доставить в зону высадки, или вернуть на материнский корабль.

Лексу показалось забавным, что корабль-базу, к которой привязаны все боевые единицы и весь личный состав, называют материнским. Всё-таки для людей слово «мать» имеет совершенно особое значение. И ведь не только для людей.

Однажды ребята привели «языка» — какую-то шишку, захваченную в результате удачной операции. Первый случай, когда ксен оказался на борту LX-6539. Вначале чужой держался молодцом, но после нескольких часов в так называемой «комнате для переговоров» он, брызгая слюной, уже выкладывал офицерам всю известную ему и интересовавшую их информацию. При этом очень боялся забыть что-нибудь важное.

Спустя ещё час ксен уже был на грани помешательства и всё время что-то бормотал. Когда несчастного увели для последующей ликвидации, Лекс поинтересовался у переводчика, что всё время повторял чужой в конце допроса. Ответ он знал заранее, просто хотел подтвердить свою догадку. Пр — единственное слово, которое на человеческий язык переводится как «мама».

Собственно, это и стало для Лекса последней каплей, переполнившей чашу терпения. Это щёлкающее жвалами и изгадившее слизью весь коридор существо имело перед ним, офицером Имперского Военно-Космического Флота, генетически модифицированным человеком, неоспоримое преимущество. Ксен по крайней мере знал свою мать. Лекс этим похвастать не мог, хотя всегда считал себя чуть лучше обычного человека.

Как только он осознал эту свою ущербность, сразу отправил на материнский корабль прошение об отставке, где указал причину, по которой он больше не сможет в полной мере служить Империи. Отставка была принята. Лекс подозревал, что он был далеко не первым…

— Ты способен чувствовать боль и переживаешь за тех, кто тебе подчинён, из-за избытка чувства ответственности?

Интересно, что именно она имеет в виду? Когда прямым попаданием разворотило полкорпуса, больно не было. Совсем. Несмотря на то что он, по сути, и есть штурмовик LX-6539, и функциональное состояние машины напрямую связано с телом Лекса, в случае поражения той или иной части корабля капитан просто чувствовал онемение в определённой области.

Когда в одном из жилых блоков начался пожар, было больно блокировать дверь при попытках ребят выйти. И пока камеры не сгорели, Лекс смотрел, как они там жарятся заживо. И это было очень больно. Как будто это он сам сначала судорожно тыкал пальцами в кнопки, потом безнадёжно, до синяков, пытался выломать дверь, затем с осознанием безысходности сползал по стенке. Как будто сам, улыбаясь собственным мыслям, закуривал и ждал собственной смерти. Мучительной и болезненной…

Он смотрел, как по другую сторону двери ребята сидят и вслушиваются, что происходит в горящем жилом блоке. Иногда им казалось — им ещё долго будет казаться и сниться по ночам, — что они слышат, как горящие заживо скребутся и стучат в стены и дверь… Он смотрел, как они потом тянут спички, кто пойдёт внутрь, чтобы извлечь останки… Как двадцатипятилетний парень, которому «повезло», выходит из сгоревшего блока совершенно седым, и его тошнит прямо в коридоре…

— Я генетически модифицированный солдат, почти идеальная машина для убийств. — Голос в динамиках был голосом машины, а не человека. — Мне незачем испытывать боль — это отвлекает от выполнения приказов и адекватной оценки ситуации.

— Брось, Лекс, не строй из себя сверхчеловека. — Нанда поднялась со стула и вплотную приблизила своё лицо к лицу плававшего в резервуаре капитана. Прикоснулась тонкими губами к полированному стеклу, очень печально улыбнулась, повернулась к нему спиной. — И даже не пытайся казаться хуже, чем ты есть на самом деле. Я просто чувствую, когда ты настоящий, а когда играешь роль.

— Откуда?! — Смех из динамиков разлился по всей рубке. — Ты же меня видишь первый раз в жизни!

— Я мать, — улыбнулась женщина.

За пару дней до этого на материнском корабле проходил разговор, для Лекса не менее важный, но о котором капитан многофункционального штурмовика LX-6539 никогда не узнает. В рубке гораздо больших размеров располагался резервуар с капитаном корабля-базы, рядом с которым стояли двое мужчин. Один из них был в тёмно-синем деловом костюме, а второй предпочёл мундир без знаков отличия.

— Ещё один модифицированный спёкся, — сказал мундир. Он подождал, однако человек в костюме не ответил, и мундир продолжил: — Капитан многофункционального штурмовика. На почве любви к матери, которой он никогда не видел. Я принял отставку.

— Что-то часто они стали сходить с ума… Он ведь в курсе, чем ему грозит отставка? — Человек в костюме вопросительно выгнул бровь дугой.

— Да, он отдаёт себе отчёт, что в его случае отставка и смертный приговор по сути одно и то же. — Голос военного был лишён каких-либо эмоций. В такие моменты он совершенно чётко осознавал, что зачастую в модифицированных человечности гораздо больше, чем в нём и его безликом собеседнике. — Перед смертью он хотел бы, чтобы выполнили его последнее желание. Думаю, суть желания вам ясна.

— Абсолютно. — Человек в тёмно-синем деловом костюме кивнул. — Как и то, что оно совершенно невыполнимо. Никто не знает родителей модифицированных — подходящий генетический материал направляется в бункеры для выращивания солдат прямиком из хранилищ. Материал маркирован, но и только.

На некоторое время рубка материнского корабля погрузилась в тишину. Молчание нарушил человек в костюме:

— Думаю, ликвидировать его просто так будет слишком жестоко. — В задумчивости мужчина потрогал гладко выбритый подбородок. — Найдите актрису. Не гениальную, но такую, которая без труда способна отыграть нужные эмоции. Такую, которая на полчаса способна стать для модифицированного настоящей матерью.

Несчастный случай

Несчастный случай. Вертя в руках чашку с кофе, Алия вдруг осознала, что вся её совместная жизнь с Густавом была не чем иным, как растянувшимся на долгие годы несчастным случаем. Пригубив кофе, она поняла, что тот давно остыл, и отставила чашку в сторону. Старую чашку с отбитыми краями, змеящейся трещиной и отломанной ручкой. Густав никогда не стал бы пить из такой. Побрезговал бы. У него в рюкзаке в герметичном пакетике всегда лежала его верная спутница — огромная прозрачная кружка с наклеенной на стенку бумажкой, на которой исполинскими буквами синим маркером было старательно выведено: «АНАЛИЗЫ».

Алия устало улыбнулась. В этих обыденных шутках и был весь Густав — в затёртом джинсовом рюкзаке он носил баснословно дорогой ноутбук последней модели, крышка которого была сплошь заклеена дешёвыми и пошлыми переводными картинками с Земли, Марса и прочих планет Солнечной системы. В ответ на возмущение кого-либо из «собратьев по петле» он улыбался и говорил: «Ты что?! Весело же!»