Том 2. Огненное испытание - Николай Петрович Храпов

помог мне прочитать здесь страницы живого, неписаного Евангелия. По нашему, православному Евангелию, получается, что вроде я для тебя был Павлом, а ты — Тимофеем, но по тому Евангелию, которое исповедуешь ты, по живому, спасающему Евангелию Господа Иисуса Христа, отчетливо вижу, что я далеко недостоин считать себя Тимофеем для тебя, хотя ты, никогда, ни в чем не посягал на место Ап. Павла. Я теперь хорошо понял, как велико блаженство нищего духом, как счастлив тот, кто просто, как евангельский Тимофей, с детской душой, поднялся на первую ступень блаженства, но увы, для меня — это мучительно, недоступно.

— Да, брат мой, ты напоминаешь мне сейчас Никодима, для которого встать на первую ступень блаженства, значило, все равно, что вновь войти в утробу матери и родиться. Это же делает Дух Божий, которого вы, к сожалению, знаете только, как намалеванного голубя.

Вот уже пришел за нами конвой, и я скажу тебе напоследок — решайся! Сними с себя эту облинялую рясу, а облекись в праведность Христа. Ты оставайся Никодимом, но иди ко Христу не ночью, как тот, а днем, верою, поправ стыд и страх. Я расстаюсь с тобой, но не хочу расставаться, как Димас с Ап. Павлом. Бог тебе во спасение!

Сами не зная того, Павел с Магдой расставались навсегда. Один только Бог знает, что стало с душою иеромонаха Касьяна — Магды, но исповедание живого Евангелия, которым озарил его юноша Владыкин, тщетным, конечно, не осталось.

К вечеру Павла загрузили в большой вагон вместе с другими заключенными, прибывшими из лагеря. Ложась спать, Павел почувствовал на сердце тихую радость. В глубокую полночь эшелон, мерно отстукивая на стыках рельс, тронулся в неведомом направлении.

Проснулись они от людского говора за стенами вагона. В открытую дверь ласково заглянуло солнце и дохнуло свежестью майского утра. Выйдя из вагона, Владыкин к удивлению заметил, что их высадили на разъезде «Известковый», на том самом месте, где год назад приняла Зинаида Алексеевна, но повели их, в совершенно противоположную сторону. Вели их долго, не торопясь, по тайге, рядом с полотном железной дороги. За ними тянулись «грабарки» (вид телеги), нагруженные инвентарем, инструментом, оборудованием, продуктами и прочими необходимостями.

Через час-полтора весь отряд остановился на живописной окраине леса среди густой травы. Одиноко стоящий барак и небольшие постройки рядом с ним, напоминали о том, что здесь когда-то ютились заключенные.

Из аккуратно построенного домика, вышел незнакомый человек в форме и подошел к этапникам, которые в различных позах расположились отдыхать на траве.

— Здравствуйте, ребята! Я буду ваш новый начальник фаланги, и я же являюсь здесь начальником военизированной охраны. Вы прибыли в расположение бывшей венерической колонии, но не смущайтесь, больных отсюда давно вывезли и осталось только, не совсем приятное, название. Поэтому объявляю вам: сейчас, после отдыха занимайте этот барак, кто где пожелает, места там хватит на всех. Здесь будет ваше место, постоянное жительство и работа.

Отдохнув, Павел первый подошел к двери барака и открыл ее, но входить никто не решался. С чувством брезгливости и опасения арестанты изучали барак, заглядывая внутрь: кто в окна, кто в двери.

«Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень», — мелькнуло в сознании Павла обетование Божье, какое он часто читал в Псалме 90. Смело вошел он в барак и, облюбовав наилучшее место, коротенько помолившись, сел на нары. Вслед за ним и остальные, нарезав хвои в лесу, расстилали ее по нарам, недоверчиво располагаясь в «заразном» бараке. К концу дня территория барака была обтянута колючей проволокой по деревянным столбам и, покинутый некогда лагерь, огласился новой жизнью. Вечером, впотьмах, долго рассказывали всякие легенды о причине ранее опустелого лагеря и легенды, одна другой страшнее, но к полночи смирились, по безвыходности, и самые брезгливые, засыпая крепким сном.

Владыкин сдружился с двумя другими товарищами, и во второй день они заслужили доверие начальства так, что им разрешили продвижение от барака до железнодорожного полотна без конвоя. На склоне дня мимо них проходили рабочие топографического отдела.

Павел, увидев их, немедленно подошел и спросил, с какой они фаланги и кто у них топограф. К его великой радости из отряда ответили:

— Мы из первой фаланги, а топограф у нас «Борода» Ермак. Знаешь? А что тебя интересует?

— Я очень хорошо знаю Ермака, — ответил им Павел, — и если вас не затруднит, то передайте ему от меня маленькую записочку.

Рабочие согласились, присели на рельсы закурить в ожидании. Павел быстро написал:

«Федор Алексеевич! Привет вам от Павла. Меня на днях перевели на 4-ю венерическую фалангу, хотя и совершенно здоров. Если найдете время, рад буду увидеть вас. Работаю на ПК-7 (седьмой пикет по дорожной терминологии).

1 июня 1936 г. Владыкин».

Забилось сердце у Павла, когда он на следующий день, рано утром вышел из барака с мыслью, пожелает ли прийти Ермак к нему и когда? Какое-то внутреннее предчувствие побудило ожидать Ермака именно теперь и — о, чудо! Буквально через 5-10 минут, из-за откоса показалось восходящее солнце и осветило развевающуюся бороду и знакомое лицо Ермака, выходящего из леса.

Подходя к колючей проволоке, он на ходу предупредил Павла о какой-то осторожности и немедленно зашел в дом начальника. Появился он оттуда, когда Павел с товарищами проходил на работу, догнав его среди кустарника на тропе.

— Очень рад увидеть тебя, — начал он, потрясая руку Павла, — не надеялся уже. Думал, что потерял тебя совсем, — тут он разразился бранью в адрес тех, кто по неизвестной причине так преследовали Павла.

— Ну, ладно, я с начальником договорился о тебе. Он поставил такие условия: в течение 10-ти дней, чтобы у тебя была выработка не ниже 150 %, тогда подпишет на тебя постановление о расконвоировании, переведет из зоны в бесконвойный барак, а оттуда на любую фалангу… понял? — возбужденно объяснил Ермак. — Поэтому ты поднажми, как можешь в эти дни, а я ровно через 10 дней, вечером, приду за тобой.

С этими словами он так же быстро исчез, как и появился.

Это условие приняло все звено, где работал Владыкин, и, получив разрешение с рассветом выходить на работу, они по холоду напрягали всю энергию к выполнению поставленных условий. Павел удивился тому, какую силу и энергию дал ему Бог. Ведь год назад, недалеко отсюда, он изнемогал от непосильного труда.

После обеда они шли на отдых, выполнив по обмеру задание на 200 %. И все-таки, долго еще для него оставалось загадкой, почему эта практически невыполнимая норма,