BRONZA - Ли Майерс

Оуэн свалил брата на кровать, и Марк, повозившись немного, тут же уснул. С досады он сильно встряхнул его за плечо.

– Черт, Марк, не засыпай! Убью!

– Угу! – буркнул тот и почмокал губами, невольно дразня его.

Оуэн похлопал его по щекам, но добился лишь одного: пробормотав что-то насчет всяких там ши-и-тварей, снующих повсюду, пьяный перевернулся на другой бок и не проснулся. «Точно убью!» – подумал Оуэн, развязывая галстук-бабочку.

Когда он решил, а не напоить ли недотрогу, то совсем не рассчитывал, показывая Марку, как пить текилу, как слизывать соль с руки и закусывать все долькой лайма, что тот напьется до поросячьего визга и будет потом орать во все горло, что они демоны!

Он бросил смокинг на кресло. Хорошо, что люди не верят в их существование, иначе пришлось бы пинками выталкивать из своего жилища придурков, охотящихся за сверхъестественным. Или не стало бы житья от вездесущих папарацци. Эти щелкоперы такие ушлые. Знали бы дорогу в ад – уже брали бы интервью у дьявола! Когда наступит пришествие антихриста, Мессир?! И в чем вы выйдете к народу в великий День кровавой Пати?

Иронично усмехнувшись, Оуэн присел на кровать. Марк крепко спал и сопел во сне, подложив под щеку сложенные ладони. «Поросенок, напился специально, знал, что отстану…» – размышлял он, стаскивая с него одежду. Помедлив, трусы тоже стянул. Пусть завтра голова поболит и об этом – было ли «что» или не было, мстительно решил он. Накрыл спящего одеялом и направился в ванную, принимать душ.

36 глава

Подставив массирующим струям воды широкую спину, слегка наклонил голову вперед и уперся руками в стекло душевой кабинки. Из всех его желаний исполнилось только одно – он смог снять с него одежду.

«Марк, поросенок… напился специально… знал, что отстану от него! Неужели я настолько предсказуем?» – снова думал Оуэн. Это открытие его не порадовало. И даже привычное любование своим телом не помогло избавиться от колючего раздражения.

Дверь в ванную с грохотом распахнулась. Быстро прошлепали босые ноги. Затем послышались звуки, обычные для тех, кто обнимает унитаз, стоя перед ним на коленях. Поморщившись, он подождал немного, потом отодвинул перегородку. Дрожащий, с позеленевшим лицом, Марк пил воду из-под крана.

– Так плохо? – спросил Оуэн. Тот кивнул. Без лишних слов он затащил брата в душ.

Смывая озноб и дурноту, вода окутала Марка приятным теплом. Отдавшись горячему дождю, он с благодарностью глянул на Оуэна и закрыл глаза, блаженствуя. И совсем забыл, кто рядом с ним. Забыл, что они оба – в чем мать родила. Не замечал, что ярко-голубые глаза смотрят на него иначе, чем еще минуту назад. Лишь когда шею обжег поцелуй, вздрогнул и резко повернулся. От затрещины на лице Оуэна осталась красная полоса.

– Грязная скотина! Совсем не можешь быть человеком, да?! – глаза Марка потемнели от гнева. – Уйди с дороги! – потребовал он.

Потрогав отметину на скуле, Оуэн сделал шаг в сторону. Резким и настолько же безжалостным ударом врезал Марку под дых. Подавившись собственным дыханием, тот рухнул к его ногам. Не давая подняться, Оуэн пнул его ногой. Присел рядом на корточки. «Жаль, что все так… – склонившись к нему, беспомощному, задыхающемуся от боли, схватил за волосы, – а может, уже и не жаль…»

– Ивама! Не смей! Нет!

Пытаясь сдержать унизительный стон, Марк до крови закусил губу, а Оуэн словно казнил его своим телом. За свою отрубленную голову. За смертный мрак летаргического сна. За нелюбовь. За все! За то, что насиловал его, превратившись в животное, – за это казнил тоже, и Марк стонал под ним не от удовольствия.

Когда все закончилось, не испытывая ничего, кроме досады, Оуэн стоял и хмуро смотрел на забившегося в самый угол Марка. На его трясущиеся от беззвучных рыданий плечи. На тонкую кровавую змейку, что выползла из-под него и быстро исчезла, растворившись в потоке воды. Разве он хотел этого? Со злостью кулаком саданул по перегородке. Закаленное стекло, треснув от удара, осыпалось на пол мелким крошевом. Испуганно сжавшись в углу, Марк закрылся руками, пряча голову.

В полумраке комнаты, освещенной одной-единственной свечой, бледное лицо сидящего на кровати Марка, закутанного в полотенце, казалось безжизненным лицом безмолвной восковой куклы. И очень удивило то, что кукла вдруг заговорила.

– Не трогай меня больше… – попросил Марк.

– Не могу! Ты сводишь меня с ума! – ответил Оуэн, опрокидывая его на спину. Попытался отобрать у него полотенце, но тот намертво вцепился в эту махровую тряпку. Единственную преграду между их обнаженными телами.

– Тише, тише… – Оуэн, как маленького, погладил его по голове. Убрал со лба волосы, поцеловал голубую венку на виске. – Пожалуйста, Марк не сопротивляйся… Я все равно возьму тебя… Избавь же нас обоих от насилия!

– Не делай этого…

– Ш-шш… все плохое уже позади… Позволь мне любить тебя! Позволь подарить тебе наслаждение! Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной!

С чувственной бархатистостью голос Оуэна уговаривал, просил, настаивал.

– Не надо, отпусти меня…

Марк тоже просил, но Оуэн уже не слушал. Он целовал его, оставляя терпкую нежность своих поцелуев на его горячей коже. Рука, лаская, скользнула под полотенце, заставив Марка всем телом выгнуться навстречу ласке. «Что же это… Да что же это…» Опустились ресницы, прикрыв хмелеющую синеву глаз. Пальцы разжались, отпуская полотенце. Так похожим на вздох, вырвался невольный стон удовольствия.

Оуэн поднял голову.

– Марк! – позвал он. – Посмотри на меня!

И на него поглядели очи. Затуманенные сладкой негой.

– Ивама, дурак… – кончиками пальцев Марк слепо коснулся его лица. – Пожалуйста… – прошептал припухшими губами.

«Вот оно!» – жарко выдохнул Оуэн, склоняясь над ним. «Попроси меня… Попроси меня снова… и я буду любить тебя долго… Так долго…»

Шум льющейся воды, ворвавшись в сознание, оглушил его, смывая наваждение. Он по-прежнему стоял в душе. Один. И вода по-прежнему барабанила по плечам и спине. «Что… черт возьми… я делаю? – тряхнул он головой. Все тело приятно покалывало уходящей истомой. – Я разве сопливый школьник, чтобы грезить тут наяву?» – удивившись, одновременно разозлился Оуэн. Но видение, сами ощущения были такими яркими, такими реальными, что он невольно застонал. А после закаленное стекло перегородки, и в самом деле треснув, осыпалось на пол.

Задержавшись на пороге спальни, Оуэн немного постоял, прислонившись плечом к дверному косяку, засунув руки в карманы халата. В уголке рта мелькнула усмешка. У него, как у любого человека, были свои постоянные привычки. По странной прихоти, он любил только белое постельное белье. Всегда спал в пижаме, потому что мерз и спал один. Он вообще любил жить один. Никто не мог похвастаться общением с ним, если ему этого не хотелось. Особенно семья. И только Марк, безмятежно спящий сейчас в его кровати, на его шелковых простынях, не мог оценить, насколько дорог брату, если ради него тот готов был терпеть даже запах перегара. В спальне стояло сильное алкогольное амбре.

Поморщившись, Оуэн изменил режим кондиционера, раздвинул шторы и открыл балконную дверь, впуская в комнату яркие огни ночного города. Вышел на балкон. Перегнулся через перила, глянул вниз. На такой высоте сразу же возникало ощущение полета. Ветер с силой рванул волосы назад. Он выпрямился. В черном небе бельмом торчала полная луна. Протянул руку, и луна оказалась на ладони Оуэна. Где-то вдалеке расцвел одиноким цветком салют, потом еще один.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});