Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма

в западной Индии52.

Поскольку спрос на сахар и этанол растет быстро, а урожайность с гектара – медленно, тростник начинает поглощать все больше и больше земли. Так, с 1960 по 1985 год объемы площади, отводящейся под посев, удвоились. Этому расширению еще больше способствуют субсидии на биотопливо, превратившие Бразилию и США в крупнейших производителей этанола в мире53. К примеру, в Пернамбуку площадь посевов сахарного тростника с 1970 года по конец 1980-х увеличилась почти вдвое, и этот рост почти полностью зависел от производства этанола. Ошеломляюще частое использование удобрений, уничтожение лесов и загрязнение водных источников шли рука об руку с полной маргинализацией мелких фермеров, сократившейся доступностью земли для производства продуктов питания и, следовательно, с повышением цен на продовольствие54. К несчастью, вырубка лесов под тростниковые поля для производства этанола приводит к большему выбросу CO2 (с учетом уменьшающейся способности поглощать эти выбросы), чем альтернативные способы добычи ископаемого топлива55. Более того, масштабное выращивание сахарного тростника требует неимоверного количества воды, что подвергает и так уже хрупкие экосистемы еще более сильному риску. Например, в «сахарном поясе» штата Махараштра, что в западной Индии, сокращение осадков в 2010 году привело к серьезной нехватке воды56.

Гонка за агротопливом может привести к тому, что крупные территории в Африке, на Филиппинах, в Бразилии и Индонезии попадут в руки иностранных компаний. Захват и скупка земли, выселение людей с общинных владений и лишение права ими пользоваться – все эти практики всегда сопровождали возделывание сахарного тростника, в чем мы уже убедились на примере Явы, Кубы и Доминиканы. Но эти практики экспоненциально участились с тех пор, как сахарный тростник стал не только продовольственной культурой, но и начал служить источником топлива.

Таким образом, мы можем наблюдать регресс не только в экологии, но и в отношении к правам человека: скорость уничтожения тропических лесов приближается к той, что была характерна для Кубы XX века, и в то же время представителей аграрных обществ по-прежнему безжалостно принуждают к производству этанола, как, скажем, в провинции Исабела на острове Лусон или в провинции Ачех на Суматре. Возникла очевидная закономерность, в соответствии с которой огромные участки земли объявляются неиспользуемыми, тогда как на самом деле их возделывает местное население. Корпорации очищают землю при поддержке местных военных57. Как правило, сделать с этим почти ничего нельзя, разве что время от времени может вмешаться какая-нибудь влиятельная международная организация вроде Amnesty. Так случилось, например, когда в 2008–2009 годах семьсот камбоджийских семей были силой выгнаны из своих домов. Лишь спустя одиннадцать лет Amnesty смогла выиграть дело в суде58. Публичное заявление Amnesty по этому делу представляет собой ужасающий отчет о корпоративном захвате земли, проведенном местной дочерней компанией, принадлежащей Mitr Phol Group – она наняла военных, которые «уничтожили фермерские земли, а затем срыли бульдозером, сожгли и разрушили до основания сотни домов, чтобы расчистить место под сахарную плантацию»59.

Остается только надеяться на то, что ужасные картины физического насилия над рубщиками тростника, а также захвата земли и разорения экосистем, опубликованные правозащитными и неправительственными организациями по защите окружающей среды, пристыдят международные сахарные компании и заставят их начать действовать. Когда компания Illovo увязла в обвинениях, связанных с нарушением прав на землю и принудительным трудом, ее материнская компания, ABF, сочла себя обязанной публично заявить о неприятии подобных практик60. Конечно, владельцы ведущих мировых брендов чувствуют давление со стороны людей, которые всё чаще и всё больше узнают о влиянии их производственных методов на общество и экологию. Чтобы защитить себя от общественной критики, компании начали оказывать поддержку мелким производителям сахара, таким образом обеспечивая своим брендам «добавленную стоимость». Например, немецкая сахарная корпорация Nordzucker приобрела удостоверение «справедливой торговли» (Fairtrade) для своего тростникового сахара «Sweet Family». Примерно так же в 2008 году компания Tate&Lyle получила разрешение на розничную торговлю сахаром, поступающим от кооперативов из Белиза, с пометкой Fairtrade61. Дополнительные средства, потраченные на тростниковые поля Белиза, составляли лишь крохотную долю от общего оборота фирмы, но взамен она обрела право рекламировать себя как компания «справедливой торговли» как в супермаркетах Великобритании, так и за границей.

«Экокапитализм» как бизнес-модель действительно переживает подъем, становясь главной темой официальных презентаций, проводимых важнейшими сахарными компаниями мира от Тайваня до Флориды62. В видеопрезентации флоридской фирмы SCGC («Кооператив производителей сахарного тростника»), партнера компании Florida Crystals, принадлежащей братьям Фанхуль, показаны болота Эверглейдс и звучит такой дикторский текст: «Мы понимаем, что забота о земле выгодна бизнесу, и ведем свою деятельность с полным пониманием того, что земля, которую мы обрабатываем, очень экологически уязвима»63. Мы также встречаем упаковки сахара с логотипом бренда Domino, которые еще сто лет тому назад использовал Гораций Хэвемайер. Но на самом деле флоридская сахарная промышленность, как известно, на протяжении десятилетий препятствовала адекватным мерам, призванным защитить окружающую среду и улучшить качество воды64. В 1990-х годах братьев Фанхуль обвинили в том, что они воспользовались своими личными контактами с Биллом Клинтоном, чтобы отсрочить мероприятия по расчистке территории, инициатором которых выступил вице-президент Альберт Гор. Альфонсо Фанхуль позвонил напрямую президенту, прервав его рандеву с Моникой Левински – как утверждают, в разговоре он возражал против взимания правительственного налога, призванного спасти Эверглейдс65.

Несомненно, крупные сахарные корпорации заботятся о своей репутации и благоразумно перенимают язык экологической ответственности. Они охотно производят нишевые продукты для социально ответственных потребителей, но их основной бизнес все так же опирается на общественное мнение, согласно которому еда должна быть дешевой66. Это привело к возникновению целого комплекса элитных продовольственных магазинов, предлагающих продукцию мелких фермеров, производство которой не наносит вред экологии, богатым клиентам, чувствующими свою ответственность перед обществом. Впрочем, огромное множество супермаркетов по-прежнему заполнено дешевой едой, которая производится путем эксплуатации окружающей среды и крестьян с глобального Юга67. В 2018 году под маркой Fairtrade было продано всего двести тысяч тонн сахара, а это лишь крохотная доля, составляющая менее 0,12 % от общего мирового производства в 171 млн тонн68.

Тем не менее маркетинговые отделы крупных корпораций признают, что ветер меняется, – и это дает надежду. Подобно тому, как в движении за отмену рабства главную роль сыграло повышение сознательности потребителей в сочетании с местным сопротивлением, нынешние движения за экологическую справедливость на глобальном Юге в сочетании с осведомленностью потребителей развиваются в движение за «справедливую торговлю», влияние которого возрастает с каждым днем. Возможно, это движение приведет к созданию новой системы производства пищевых продуктов – похожей на то, что мы видели двумя столетиями