Жернова истории 3 - Андрей Колганов

— Поймите, — втолковывал я им, — если уж мы вынуждены, ради скорейшего подъема тяжелой промышленности, ограничить пока развитие группы "Б", то в такой момент было бы просто глупостью расправляться с частником. Напротив, пока мы не поставим на ноги собственную легкую промышленность и нашу кооперацию, частник будет закрывать ту дыру в снабжении рабочих и крестьян, которая мы сможем заткнуть только через несколько лет. Поэтому не время сейчас пересматривать наши прежние решения об отношении к частному капиталу.

Меня поддержал председатель ВЦСПС Томский:

— Мы сейчас боремся за темпы, призываем к подъему производительности, к более интенсивному труду. А что мы дадим рабочему за его трудовой энтузиазм? Товарный голод и стояние в "хвостах"? И так уже гонка за темпами частенько приводит к росту брака, что тоже бьет по карману рабочего, к росту аварийности и травматизма, особенно на стройках. Взгляните на вещи реально: выбив частника, мы должны будем либо цены поднимать, либо, чего доброго, карточки вводить.

В общем, по поводу частника ограничились формулой о неуклонном проведении в жизнь прежних партийных решений о вытеснении частного капитала по мере роста возможностей насыщения рынка государственным и кооперативным производством.

Хозяйственные проблемы были не единственными, которые дебатировались на Пленуме. В повестке дня стояла и международная политика. Доклад Георгия Васильевича Чичерина не нес в себе никаких неожиданностей. Кроме одной…

— …На ваше обсуждение выносится проект решения о подготовке вступления СССР в Лигу Наций, — слова Чичерина упали в гулкую тишину, в которой понемножку стал подниматься и нарастать шум, впрочем, довольно осторожный. Члены ЦК не могли не понимать, что наркоминдел может выступать с таким предложением на Пленуме, только заручившись согласием Политбюро.

— Использование трибуны Лиги Наций будет способствовать разоблачению политики подготовки империалистической агрессии на фоне лицемерных призывов к разоружению, политики колониального угнетения и неравноправных договоров. Последовательное выступление СССР в Лиге Наций против развязывания войны, за права угнетенных наций и народов будет способствовать укреплению международного авторитета СССР в глазах пролетариев всего мира, — разъяснял свою позицию Чичерин.

Ну, что же, тут и капля моего меда есть. Не зря же я последние три года капал на мозги нашему наркому иностранных дел, — не сам, конечно, ибо прямым контактом с ним так и не обзавелся, а через Михаила Абрамовича. У Трилиссера была тут и своя заинтересованность: он вовсе не прочь заиметь в Женеве ещё одну легальную европейскую резидентуру, да ещё в таком политическом э-э-э… гнезде, как Лига Наций. Мною же двигали мотивы, связанные с экономическим сотрудничеством: членство в этой организации помогало бы снять многие предубеждения и препоны на пути нашей внешней торговли и кредитных операций, способствовало бы установлению более благоприятного режима для внешнеэкономических связей. Да и представительство в Женеве много облегчило бы решение технических вопросов, связанных с ведением переговоров.

Очень кстати пришлось спасение экспедицией на ледоколе "Красин" в июне-июле 1928 года экипажа дирижабля "Италия", потерпевшего аварию у Земли Франца-Иосифа. Это способствовало росту престижа СССР. В том же направлении работало присоединение нашей страны к пакту Бриана-Келлога (Литвинов подписал его 6 сентября того же года), и договоренность о досрочном вступлении его в силу в отношениях между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией и Латвией, а вскоре так же и Турцией, Ираном и Литвой, и участие Литвинова в работе подготовительной комиссии Лиги Наций по разоружению.

Чичерин, несмотря на разделявшую их с Литвиновым острую личную неприязнь, тоже был настроен на более тесное участие СССР в европейской политике, и доложил на Пленуме, что достигнута предварительная договоренность с правительствами Франции и Италии о том, что они выступят инициаторами приглашения Советского Союза в Лигу Наций.

Возражений со стороны участников Пленума не последовало. Даже и прений особых не было. Выступил Осип Пятницкий, повторил, по существу, аргументацию Чичерина, и добавил:

— Участие в работе комитетов и комиссий Лиги Наций может открыть для нас возможность установить контакты с представителями стран, с которыми у нас до сих пор ещё нет дипломатических отношений. Но особо ценная перспектива состоит в том, чтобы через Лигу Наций нащупать связь с колониальными и подмандатными территориями, куда нам, по понятным причинам, империалистические державы стараются не давать хода.

Резолюцию приняли единогласно, без поправок.

Возвращаюсь с Пленума домой, не в силах унять чувство досады. Меня раздражает упертость партийного большинства, которое, как в известной мне истории, точно так же рвется наломать дров с безоглядным форсированием промышленного роста, и со стремлением устроить гонку за стопроцентной коллективизацией села, открыв поход не только против кулака, но и против всех мало-мальски зажиточных крестьян. И ухлопаем, в результате, массу ресурсов не на движение вперед, а на то, чтобы закрыть образовавшиеся провалы. Не меньше меня бесит и доктринерство "правых" – а ведь, казалось бы, среди них достаточно умные и культурные люди подобрались! Нет, не хотят понять ни того, что медлить с преобразованием мелкого крестьянского хозяйства в крупное общественное нельзя, ни того, что сохранить милые их сердцу рыночные отношения с крестьянством можно только в том случае, если мы выбьем из этих отношений кулака-посредника, пытающегося ободрать одновременно и односельчан, и городских жителей. Не успеем это сделать вовремя – подорвем базу индустриализации, и окажемся, в случае чего, с голыми руками против коалиции империалистических хищников.

Чувствую, что с таким настроением возвращаться к жене и детям негоже, но ничего с собой поделать не могу. Волны глухого, не находящего выхода раздражения, накатывают снова и снова. Не хватает ещё сорвать досаду на собственной семье! Стискиваю зубы, пытаюсь придать лицу возможно более спокойное выражение, и открываю дверь своего дома…

Лиду, конечно же, мое напускное спокойствие обмануть не может. Встретив меня в прихожей, она с тревогой смотрит на меня своими широко распахнутыми темными глазами, и вдруг повисает у меня шее, прижимаясь щекой к щеке, и шепчет на ухо:

— Что, Витя, всё совсем плохо?

— Да, уж невесело… — бормочу в ответ, стараясь удержать готовые сорваться с языка более крепкие выражения.

Растрепавшиеся тонкие волосы жены щекочут мне лицо. Зарываюсь носом ей в шею, вдыхая их запах, прижимаюсь к нежной теплой коже, от которой веет таким родным и близким… И с каждым вдохом понемногу успокаиваюсь, раздражение куда-то отступает, хочется обнять Лиду покрепче, подхватить на руки, закружить по комнате…

Отрываюсь от неё, чтобы перевести дыхание, и выпаливаю:

— А ну их всех к чертям, со всеми их дрязгами! Завтра воскресенье – можем же мы хоть денёк отдохнуть от политической суеты? Возьмем Леньку и Надю, выйдем на бульвар. А то, давай, отправимся навестить Игнатьевну? Дети на Котяшу посмотрят…

Смотрю любимой в глаза, и вижу, как тревога понемногу гаснет, а на губах появляется улыбка. Как же она хороша, когда улыбается!

— Давай! — отвечает жена. — Давно мы у Игнатьевны не были, совсем забыли старушку. И детям будет интересно с котом повозиться.

Я осторожно, чуть касаясь губами, целую милые глаза. На кухне тоненько зашипел примус…

Воскресным апрельским утром вместе с женой, детьми, и сопровождающей нас Марией Кондратьевной выходим на Тверской бульвар. Апрельское солнце уже растопило на нем снег, а остатки сугробов убрали дворники, уже набухли на деревьях почки, собираясь вскоре проклюнуться зеленой листвой. Полуторагодовалая Надюшка смешно перебирает ножками – она едва начала толком ходить и такая прогулка для неё представляет серьёзное испытание. Однако она стоически, без капризов, преодолевает путь к трамвайной остановке. Пересекаем недавно асфальтированную проезжую часть (только между рельсами осталась прежняя булыжная мостовая) и останавливаемся в ожидании.

Дети на удивление послушно ждут вместе с нами, но минут через десять Лёнька начинает проявлять признаки беспокойства – чинно стоять на одном месте ему явно надоело, а Надюшка начинает проситься на ручки. Но вот, наконец, появляется "Аннушка". Впереди – моторный вагон серии Ф, еще дореволюционного выпуска, но мы предпочитаем сместиться к прицепному – там немного просторнее. Мария Кондратьевна подхватывает Надю на руки, Лёнька вцепляется одной рукой в мою ладонь, другой – в мамину, и мы вместе карабкаемся по ступенькам. В выходной день трамвай не забит так, как в будни, и протиснуться внутрь прицепного вагона удается без особых трудов. Внутри он выглядит явно новеньким – вероятно, только с Коломенского завода. Там как раз в этом году освоили выпуск вместительных прицепных вагонов. Впрочем, особым шагом вперед в техническом отношении он не является. В основе – не слишком удачная ходовая часть моторного вагона КМ, лавки – простые деревянные, лампы – без плафонов… Однако задачу увеличения пассажировместимости подвижного состава он решает, и поэтому Москоммунхоз берет эти вагончики, не чванясь.