Кольцо княгини Амондиран (СИ) - Анна Стриковская

Стефан хотел что‑то сказать, но вдруг ясно увидел, что слова больше не нужны. Никакие. Они были назначены друг другу богами и глупо было в этом сомневаться. С счастливым смехом он протянул руки и повалил Тину прямо на себя. Она сначала притворно взвизгнула, а затем впилась в губы мага властным поцелуем уверенной в себе женщины.

* * *

Маркус остался у костра в обществе совершенно ушедшего в себя Ромуальда. Ну, это поначалу он так думал. Потому что минут через десять после того, как Тина со Стефаном исчезли в темноте, князь встал, тоже отошел в сторонку, затем вернулся и сел напротив юного ведьмака.

— Что, бросила тебя твоя ведьма? — ехидно спросил он.

— И никакая она не моя, — ответил Маркус, — Она меня учить будет, это да. А всё остальное… Очень оно мне надо! А вы, это, сиятельство, да?

Ромуальд затряс породистой головой.

— Оставь, парень. Какое из меня сиятельство, тем более здесь? Зови Ромуальдом. Это мое имя.

— А вы правда князь Амондиранский? — продолжал интересоваться Маркус.

Красавец произнес с горечью:

— Правда. По рождению и воспитанию. И знаешь, что я тебе скажу? Ничего хорошего в этом нет.

— Как это? — не понял ведьмак, — Князь — он же самый главный! Почти как наш император! Он всё может! Как захочет — так и будет.

— Зелёный ты еще, — махнул на него рукой Ромуальд, — На самом деле всё в точности до наоборот. У князя на первом месте долг, а о том, чего ему самому хочется, никто и не спрашивает. Думаю, у императора положение еще хуже, потому что страна гораздо больше. И жениться им надо ради наследников и дипломатии, а не по любви.

Маркус задумался. Ему показалось, что он понял.

— А, вы хотите жениться на ком‑то, а вам нельзя?

Ромуальд вдруг рассердился:

— Глупости! Я вообще больше не хочу жениться! Ни на ком! Мне надоело! Свободному художнику жена не нужна!

Жизненный опыт подсказывал Маркусу, что сейчас у него есть шанс снискать расположение этого недовольного жизнью властителя. А конвертировать хорошее отношение в монеты он умел с детства. Поэтому он подталкивал Ромуальда к тому, чтобы тот высказался. Излил душу.

Была опасность, что момент откровенности может завершиться не дружескими чувствами к нему, Маркусу, а неприятием и даже ненавистью, но рискнуть стоило.

— А что вы хотите? — осторожно спросил он.

— Я? — задумался Ромуальд, — Я хочу свободы! Хочу заниматься тем, чем мне нравится вместо того, чтобы подписывать горы дурацких бумажек! Я же не чиновник! Я художник! Душа требует отдаться искусству, а тут приходит Дамиан и зудит: подпиши то, утверди это, послы приехали, надо принять, ну и всё такое прочее…

Тут мысль его скакнула в сторону и он спросил Маркуса:

— Ты знаешь песню „За синими горами“?

Ещё бы не знать! Маркус вообще любил петь и выучивал все новые песни, какие долетали до Стомбира, а эта была одна из самых известных и очень нравилась парню. Вместо того, чтобы ответить Ромуальду, он затянул приятным тенором:

„Там, где восходит солнце,

Там, где гуляет ветер,

За синими горами

В дальнем краю“…

Ромуальд подтянул мотив, а затем резко оборвал пение, сказав:

— А ведь это моя песня, я ее написал. И еще много других. Я композитор и художник, а вынужден заниматься демоны знают чем!

Маркус решил отвлечь Ромуальда от тяжелых дум и лукаво спросил:

— А чем это вы сейчас занимались? Ну, писали что‑то на листочках?

— Это я оперу пишу, — признался князь, — я уже две написал, это будет третья.

— Оперу? — изумился Маркус, — а что это — опера?

Ромуальду не приходило в голову, что кто‑то может не знать, что такое опера. Пришлось объяснять дикому туземцу:

— Опера — это музыкальное представление. Я, например, хочу рассказать историю про то, как мы добыли кольцо княгини Азильды средствами музыки. Понял?

Маркус ничего не понял кроме того, что Ромуальд пишет новые песни и искренне восхитился, чем заслужил наконец‑то дружбу князя.

* * *

Наутро все вылезли из палаток и собрались у костра. С одной стороны бесконечно смущённая Лина, довольный, как объевшийся сметаны кот Дамиан, радостная Тина и совершенно ошалевший от неожиданно свалившегося на него счастья Стефан… С другой — разочарованный во всём Ромуальд и глядящий на него как пёс на хозяина Маркус.

Не дождавшись ведьмы, от которой он хотел получить указание о размещении на ночлег, он пристроился в шатре князя с разрешения последнего. Ромуальд быстро сообразил, куда исчезли его друзья и с горькой обидой в голосе сказал юному ведьмаку, когда тот заикнулся о пропаже магов:

— Им теперь хорошо, не то, что нам, брошенным. Да, они о нас заботятся, потому что люди, в принципе, хорошие, но на самом деле мы с тобой и даром никому не нужны. И не важно, что я князь, а ты, по сути, пока никто. В этом мы равны. Так что не тушуйся, залезай в шатёр и устраивайся. У двери есть парочка одеял. Постараемся выспаться, раз уж нет шансов на любовь.

Маркус и представить себе не мог, что богатый, знаменитый, титулованный человек даже в трудном походе может забыть о чинах и пригреть его, безродного и нищего. Да, Кавериско был с ним добр, выражал приязнь, но как высший к низшему. Даже не как король к крестьянину, а как человек к псу. Если ещё вспомнить, для чего на самом деле маг приваживал нюхача…

А этот красавец и талант держался по — дружески несмотря на то, что ему от Маркуса ничего не было надо. Мало того, он, настоящий князь, отнёсся к бедному парню не как к приблудной собаке, а как к товарищу по несчастью. В общем, можно сказать, двумя одеялами, которые ему, кстати, не принадлежали, Ромуальд купил ведьмака с потрохами.

Так что утром он глядел на собравшихся на завтрак девушек и недоумевал: как они могли предпочесть этих своих хмырей Ромуальду? Он же лучше!

Но, поразмыслив, пришёл к выводу: князь Амондиранский настолько выше всех в этой компании, что девицы просто не рискнули добиваться внимания столь великолепной особы, а он по своему благородству делает вид, что огорчён. На самом деле на свете нет особы столь прекрасной, чтобы она была достойна Ромуальда.

А князь получил от Маркуса то, что в тот момент было ему необходимо как воздух: признание и восхищение. За время экспедиции он получил столько щелчков по самомнению, что чувствовал себя по — настоящему несчастным. Все видели в нём помеху и не давали себе труда это скрыть, девушки в первую очередь. Ромуальд уже пришел к выводу, что он зря затеял свой побег из дворца и напрасно присоединился к тем, кто шёл его выручать. Его романтическое воображение рисовало героическую историю, где он сам — главное действующее лицо. То, каким он видел себя в мечтах, абсолютно не походило на ту бесславную роль „сбоку припёка“, которую ему довелось сыграть в этом деле.