Улан Далай - Наталья Юрьевна Илишкина

иди, только быстро возвращайся.

Йоська нахлобучил на голову старую буденовку отца. Она была ему великовата, козырек наезжал на глаза, но Йоська всегда надевал только ее.

– Я с тобой, – Надя бросила обратно в миску невылущенные колоски и выхватила среди кучи сушившихся на печном приступке вещей свою шубку.

– Что ты ходишь за братом, как бараний хвост! – укорила ее тетя Булгун.

– У Балуда кошка окотилась. Хочу посмотреть на котят. Я потом всю миску одна разберу. Честное слово!

– Совсем вы от рук отбились, – покачала головой тетя Булгун. – Своевольничаете, как беспризорные. После заката нельзя детям выходить из дома.

– Мы уже не дети, – напомнил ей Йоська. – Мы школьники. И в предрассудки не верим.

– Как я оправдаюсь перед памятью вашей покойной матери, если вас серые задерут? – запричитала тетя. Она до сих пор боялась называть волков их настоящим именем.

– Не задерут, – уверенно сказал Йоська. – Черные машины всех серых распугали. Слышали, как они рычали? Труф-труф-труф! Даже стекла дрожали. – И чтоб не продолжать препираться, вместе с Надей шмыгнул за дверь.

– Я на самом деле к Балуду не пойду, – признался сестренке Йоська.

– Я знаю. Машины хочешь посмотреть, да? Я тоже. Я, когда вырасту, буду грузовик водить. Или трактор, – Надя выставила вперед руки, как будто держалась за руль.

– Это не женское дело.

– Женское. Мужчины теперь все больные и калеченные.

Действительно. У дяди Санджи трясучка, отец все время кашляет, дедушка плохо видит, а младший дядя Дордже со справкой, ему машину не доверят. И соседи, кого ни возьми, – без руки, без ноги, а кто и одноглазый. Вот и набирают теперь на курсы одних молодых женщин.

– Ничего, скоро наш возраст в силу войдет, мы за руль сядем, – уверил сестренку Йоська.

А с базов впереди уже выскакивали мальчишки и мчались наперегонки к школьному двору, где дружно урчали машины. Пока добежали, из-под брезентовых пологов, закрывавших кузова, уже высыпали солдаты – весь школьный двор заполонили, мелькали в свете фар, перетаптываясь на морозе. Мальчишки столпились в уважительном отдалении, рассматривали приехавших.

– Мендвт! – поздоровался с друзьями Йоська. – Какого рода войска?

– Да опять красноперые! – махнул рукой Балуд, знаток военных регалий. – И так много! Человек сто, не меньше…

– Наверное, бандитов ловить едут, – пробормотал Цебек, запахивая поплотнее тулупчик.

– А что это за машины?

– Американские. В газете писали, дают нам союзники во временное пользование, – сообщил Балуд.

Мальчишек заметили. Быстрым шагом к ним шел офицер с майорскими лычками.

– А ну, пацаны, живо по домам! Нечего тут околачиваться!

Надя бесстрашно выступила вперед.

– А можно на машины посмотреть?

Майор уставился на нее с некоторой оторопью.

– Насмотришься еще! – пообещал он. – А пока беги-ка ты к мамке!

– У меня нет мамки, только тетя, – недрогнувшим голосом ответила Надя. – Маму фашисты расстреляли. По доносу…

– Ну, значит, к тете, – исправился майор.

– А у моего папы – орден Красного знамени, – не смущаясь продолжала Надя. – Можно в кабине посидеть?

– А у моего – два! – не вытерпел Балуд. – И он еще воюет!

– А мой под Сталинградом погиб, – встрял Эрдяш.

– А мой – на Дону…

– Так, – громовым голосом отрезал майор, – я понял. Геройский у вас хутор. А теперь равняйсь! Смирно! Завтра все придете сюда прямо с утра, накатаетесь досыта. А теперь кругом! По домам шагом марш!

И мальчишки, ободренные обещанием, повернули к своим базам, стараясь не волочить по снегу бултыхавшиеся на ногах опорки.

За ужином старшие только и обсуждали, что солдат. По словам деда, даже немцев во время оккупации столько на хутор ни разу не наезжало.

– Корова что-то волнуется, – сказала Булгун. – Молока сегодня только полведра дала. И собаки все время подвывают.

– Может, председатель про солдат что знает? – предположил отец.

– Спрашивал я, – дед сгреб бородку в кулак и подергал. Он всегда так делал, когда волновался. – Не знает.

Йоська уже съел свою порцию будана, шершавого от смолотой вручную пшеницы, наполовину из отрубей, и облизал чашку. Тетя молча положила в нее кусочек мяса. Позавчера был Зул, старый такой праздник. Овцу резали. Тетя натопила сала, слила его в маленькую плошку, воткнула туда обвязанные нитками камышинки – по числу членов семьи, – подожгла и что-то долго бормотала. Праздник какой-то отсталый, тихий, без знамен и маршей, и даже без елки, но зато мясо очень вкусное. До самого Нового года должно хватить, если понемногу.

Йоську так и подмывало рассказать старшим об обещании майора покатать их завтра на машине. Или хотя бы брату Вовке, который считал себя взрослым, потому что уже работал в колхозе помощником тракториста и ему ставили в табеле палочки за трудодни. Но тогда бы открылось, что Йоська соврал тетке, когда уходил из дома. Надя тоже помалкивала.

– Да что нам эти солдаты, – раздраженно заметил дядя Очир. – Как приехали, так и уедут.

Дядя Дордже не принимал участия в разговоре. Поел, поблагодарил, поднялся из-за стола и вышел – опять, наверное, в сарай молиться. Йоське за него стыдно. Отец объяснял, что младший дядя – человек с больной головою, не понимает, что делает. Йоська в его болезни сомневался. Но если дядя здоровый, зачем все время молится? Это же нехорошо. Отстало. Не по-советски. А когда пришли в хутор немцы, он бурханов в дом принес, на полку поставил. Фрицы заглянули в хату, увидели статуэтки, заулыбались: «Гут, гут». Они же не знали, что дядя о победе над ними богов просил. Один фашист Наде и Розе по маленькой шоколадке дал. Красивые такие шоколадки, в блестящей обертке. Йоська забрал у сестер эти подачки, сходил на колхозную ферму и бросил свиньям. А боров те шоколадки в грязь втоптал. Даже хрюшки вражеский подарок есть не стали! Малышка Роза тогда заплакала, но ей взамен кусочек сушеной тыквы тетя дала, она и успокоилась. А свиней всех фашисты скоро перестреляли, освежевали и туши куда-то увезли. Может, за то, что их шоколадками побрезговали? Вот только как немцы об этом узнали? Наверное, следили.

А как фашисты драпанули, дедушка велел младшему дяде бурханов с полки убрать, сказал, что боги выполнили просьбу, пора их снова спрятать. И бурханы опять перекочевали в конюшню. Почему этот сарай назывался конюшней, Йоська не знал. Он там коней никогда не видел. Кони живут на колхозной ферме, на базах их не бывает. Но младший дядя говорит, что в далекие времена кони жили на базах, а колхозов не было вообще. Может, потому у дяди и с головой плохо, что много придумывает небылиц? Вот он, например, рассказывает, что раньше все молились бурханам от мала до велика. А он сам, когда