Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он подхватил под руки Аню и Полозова:
— В столовую, друзья, в столовую, пока не переварились пельмени!
За обедом Аня с удовольствием заметила, что Алексей, сидевший вначале смущенно и мешковато, постепенно освоился, непринужденно участвовал в разговоре и даже вновь обрел свою чуть насмешливую интонацию, которая нравилась Ане. Занятый своими мыслями, он надолго забывал об Ане, и это тоже нравилось ей, потому что он был именно таким, и никаким другим она не хотела его видеть.
После пельменей на столе появился электрический кофейник. Полина Степановна тут же намолола кофе и заварила его. По всем ее движениям угадывалось, что приготовление кофе в этом доме является неким торжественным ритуалом. Михаил Петрович внимательно следил за бурлением пара под стеклянным колпачком и выдернул вилку из штепселя без всякого сигнала от хозяйки, а хозяйка придвинула к кофейнику чашки и, выжидая, чтобы кипение улеглось, первою нарушила установившееся за столом молчание, обратясь к Алексею:
— Михаил Петрович говорил мне, что после института предлагал вам аспирантуру, а вы отказались. Вы теперь не жалеете?
— Очень редко, — подумав, честно признался Полозов. — Бывает, авральщина захлестнет, так что света не взвидишь, — ну и вздохнешь по возможности спокойно учиться, читать, двигаться вперед. Но, по-видимому, я по своим данным больше практик, производственник. Так что не жалею.
Аня смотрела на него во все глаза. Сколько раз бывал в цехе профессор, сколько раз говорили о нем при Полозове, — никогда Алексей не рассказывал, что учился у него и даже был приглашен в аспирантуру.
— Разве вы не считаете практику на заводе полезной и необходимой? — спросила она у профессора. — Решение Гаршина ведь вы одобрили?
Профессор пожал плечами:
— Ученый обязан знать практику, но не всякий инженер обязан стать ученым. Витя Гаршин — превосходный парень, мы с Полиной Степановной к нему неравнодушны, — сказал он с улыбкой. — Но я бы никогда не принял его в аспиранты, и когда он после войны явился восстанавливаться в аспирантуру, я ему так напрямик и отрезал: «Зачем тратить время? Не выйдет из вас ученого, данные не те, охота не та. Наука — это непрерывное усилие. Способны вы на непрерывное усилие? Нет. А если только за научной степенью гнаться да за кандидатской ставкой — не стоит. Да и заслужить их тоже нелегко».
Аня метнула смешливый взгляд на Полозова, но Алексей спокойно прихлебывал горячий кофе, то ли задумавшись о чем-то, то ли просто не интересуясь разговором.
— Но ведь вы сами хвалили его талантливость, Михаил Петрович?
— Я и сейчас не отпираюсь. Талантлив. Но результат в любом деле, Анна Михайловна, дает сочетание таланта с трудоспособностью. И с упорным — даже, порою, неприятным, несимпатичным, но упорным характером.
Он посмотрел на жену, пригорюнившуюся над чашкой кофе, и заключил:
— Впрочем, мы Витеньку любим. Будем подталкивать и, как говорится, в переплет возьмем, если понадобится, — верно, Полинушка?
Полина Степановна усиленно кивала седой головой. Она всем сердцем привязалась к Вите Гаршину, когда-то написавшему им о гибели сына такие сердечные и нужные слова. Она цеплялась за этого единственного свидетеля последних дней незнакомой им фронтовой жизни Васи и ценила возможность хоть изредка поговорить о сыне с человеком, который у этой проклятой пограничной речонки Шешупы принял его последние слова. Она знала, что и муж дорожит Витей Гаршиным по той же причине.
— Он ведь славный, — робко сказала Полина Степановна.
— Конечно, славный, — подхватил профессор, поднялся из-за стола и поцеловал жену в седые волосы. — Спасибо, хозяюшка. Мы пойдем в кабинет, поболтаем.
Ане очень хотелось сказать хозяйке на прощанье что-нибудь хорошее, но она ничего не могла придумать и обрадовалась, что Алексей говорит как раз то, что нужно, и что он сегодня добр даже к Гаршину.
— Это замечательно, что вы не отмахиваетесь запросто от человека, — сказал Алексей. — Мы часто и понимаем, да не умеем, вот и разбрасываемся людьми.
— Но раз вы поняли — значит, научитесь, — с улыбкой сказала Полина Степановна.
Аня и Алексей столкнулись в дверях кабинета, пока профессор пробирался к выключателю, чтобы зажечь свет. Их плечи на минуту соприкоснулись, и, прежде чем отодвинуться, Аня всем существом ощутила — он рядом.
14
Оттого, что она и он должны были вместе пойти на концерт, в ходе ее жизни ничего не изменилось. Утром она с такою же торопливостью собиралась на завод, в труде и заботах проходил день, набегали мелкие, будничные неприятности — то одна, то другая. Но отблеск праздничности ложился на все, что она делала.
С Полозовым она виделась ежедневно, часто по многу раз в день, и в то же время как бы не виделась совсем, потому что этот привычный, постоянно встречающийся ей Полозов был мало похож на того Алексея, который неуклюже сидел на краешке дивана и молча, смотрел на нее. Этот Полозов спорил с нею на бюро, проверял, как идут занятия по техническому минимуму, даже сердился на нее, когда она повесила плакат так, что он мешал работе кранов. Тот Алексей вел ее домой, осторожно выбирая дорогу, чтобы ей не было больно шагать по булыжникам, и у афиши Филармонии робко предложил ей пойти на концерт, а когда она сказала, что билеты, наверное, распроданы, почти сердито заявил, что это не ее забота. И тот Алексей явно не хотел вмешиваться в дела другого, потому что в цехе ни разу не заговорил с нею о концерте, а билеты появились у нее на столе в конверте без какой-нибудь записки — два билета на хоры.
Она понятия не имела о том, знает ли он ее адрес и где рассчитывает встретиться с нею перед концертом, но верила, что все сложится как нельзя лучше, так же как все ее дела в эти дни.
Самым трудным делом было устройство Кешки Степанова.
Она начала с бригады Пакулина. Николай замахал руками:
— Что вы, что вы, Анна Михайловна! Мы ж на общегородское первенство вытягиваем!
— Степанова только в наказание навязать можно, — усмехнулся Федя, — а мы, кажется, не заслужили.
Аня вдруг вспомнила рассказ Ефима Кузьмича: года четыре назад ученик Федька Слюсарев был застигнут на мостовом кране, под самой крышей, куда он полез ловить голубей, залетавших в разбитые окна, и он плакал, прижимая к себе голубя, засунутого под рубаху, и ни за что не хотел расстаться с ним, так что Ефим Кузьмич сжалился и позволил ему пристроить голубя в своей конторке до конца смены.
— Я не понимаю, ребята, ведь вы сами были когда-то не лучше Кешки, — возмущенно сказала Аня. — Разве можно так отмахиваться от парня?
— Ну, знаете, мы свое сделали, — недовольно буркнул Николай и отвернулся.
Аня ушла от него с чувством горечи — вот тебе и лучшая молодежная бригада!
С помощью Гусакова Аня начала атаку на Ефима Кузьмича, и старик, кряхтя, сдался. Утром в день концерта она сама провела Кешку под кумачовым плакатом: «Храните честь стахановского участка! Давайте продукцию только отличного качества!» Кумач отбросил на побледневшие щеки Кешки розовый отсвет.
— Одумался? — сурово спросил Ефим Кузьмич. — Хорошо. Поставлю тебя на обдирку. Оправдаешь себя — в бригаду включу. В лучшую. Понял? А теперь пойдем.
Кто-то бросил им вслед:
— Опять нам Кешку навязали!
Работница, которую недавно подшибло автокаром, всплеснула руками:
— Что ты скажешь! Снова тут как тут!
Кешка втянул голову в плечи и молчал, хотя ему очень хотелось огрызнуться.
В конце дня Аня как бы невзначай прошла по четвертому участку. Среди станков, украшенных красными стахановскими флажками, станок Кешки выделялся тем, что на нем не было флажка, и тем, что он не работал. Возле Кешки стоял Ефим Кузьмич, насупив брови. У Ани сердце екнуло при мысли, что Кешка сломал станок. Но она тут же увидела, что станок не сломан, а Кешка, под руководством мастера, чистит его и приводит в тот щегольской вид, который, по словам Ефима Кузьмича, «сам не допустит плохой работы».
Аня издали вгляделась в лицо Кешки, — оно выражало старание и упрямую решимость со всем справиться.
Это последнее впечатление дополняло ее радость, когда она спешила домой. Она ждала, что вот-вот придет Алексей, но вместо него появилась Алла Глебовна:
— Вас из цеха разыскивают. Может, сказать, что вас нет дома?
— Нет, нет, что вы! — почти закричала Аня. В трубке прозвучал знакомый голос:
— Это я. И не из цеха, а из автомата возле вашего дома. Спускайтесь, если готовы, я вас жду внизу.
Аня ответила как можно более деловито:
— Хорошо. Сейчас приду.
— В кои-то веки выбрались домой пораньше, и то помешали, — посочувствовала Алла Глебовна. — Надеюсь, ничего неприятного?
— Кажется, нет, — сказала Аня и уже на лестнице рассмеялась.
- Иначе жить не стоит. Часть третья - Вера Кетлинская - Советская классическая проза
- Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ставка на совесть - Юрий Пронякин - Советская классическая проза
- Селенга - Анатолий Кузнецов - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Васильевич Бондарев - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Белые одежды - Владимир Дудинцев - Советская классическая проза
- Мариупольская комедия - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Дом среди сосен - Анатолий Злобин - Советская классическая проза
- Вера, Надежда, Любовь - Николай Михайлович Ершов - Советская классическая проза