Миры Бима Пайпера. Пушистики и другие - Генри Пайпер

— Это была ловкая работа, комм. Я никогда не видел, чтобы десантная операция шла так гладко.

— Слишком гладко, — возразил Шатрек. — Я плохо верю в такую удачу. — Он с подозрением взглянул на смотровые экраны.

— Это было абсолютно необязательно! — заявил молодой Обрей, граф Эрскилл, который сидел слева от коммодора.

Он был на поколение моложе князя Треваньона, в то время как Шатрек — на поколение старше. Оба были бритыми, поскольку бороды входили и выходили из моды в нечетных поколениях. Граф тоже волновался во время высадки десанта, хотя и по другой причине, нежели остальные. Поэтому он так злился.

— Я говорил вам с самого начала, что это необязательно. Вы видите? Они даже не могли защищаться. Позволить одним…

Видеофон Треваньона зажужжал, и князь, отставив кофе, щелкнул переключателем. Его вызывал Лэнзи Дежбренд. В отчетах он значился помощником правительственного секретаря, наделе же являлся противником в шахматных партиях, партнером в острословии, правой рукой, третьим глазом и ухом, а иногда и пальцем на спусковом крючке. На нем была форма офицера десантных войск флота, стальной шлем с поднятым забралом, на плече висел карабин. Он излишне подчеркнуто отдал честь. Князь улыбнулся:

— Гляжу на вас и восхищаюсь. Прекрасный образец костюма для дипломата, не правда ли?

— Знаете, сэр, боюсь, что для этой планеты так оно и есть, — ответил Дежбренд. — Полковник Рэвни настаивал на такой одежде. Он говорит, что ситуация внизу все еще меняется. Я имею в виду, что там все во всех стреляют. Занята главная телестанция в большом здании, которое местные жители называют Цитаделью.

— О, отлично. Передайте наше сообщение, как только удастся. Номер пять. Вы и полковник Рэвни можете внести необходимые поправки, соответственно ситуации.

— Номер пять. Действительно жестко, — признал Дежбренд. — Полагаю, под этими поправками вы не подразумеваете послаблений?

— О нет! Сглаживать не надо. Лучше заострить.

Лэнзи Дежбренд улыбнулся, снял с плеча карабин и встал по стойке «смирно». Он оставался в этой позе, пока Треваньон не выключил экран.

— Это все равно не оправдывает бессмысленной и неспровоцированной агрессии! — продолжал возмущаться Эрскилл. Его худощавое лицо пылало, голос дрожал от негодования. — Мы прибыли сюда, чтобы помочь этим людям, а не убивать их.

— Мы прилетели не за тем и не за этим. Мы должны захватить планету и присоединить ее к Империи, хотят они этого или нет. Коммодор Шатрек применил самый быстрый и эффективный метод. Переговоры с орбиты ни к чему бы не привели. Вы же слышали их телетрансляции…

— Авторитарно, — сказал Шатрек и напыщенно передразнил: — «Всем сохранять спокойствие. Правительство принимает меры. Совет Повелителей проводит специальное заседание. Они решат, что делать с захватчиками. Администраторов отправляют для успокоения надзирателей, надзиратели будут следить за рабочими на местах. К тем, кто не подчинится приказам, применят жесткие меры».

— И слишком примитивно. За последние пятьсот лет в этой системе не наблюдалось ни одного корабля. Предполагаю, что Совет Повелителей, приравненный к парламенту, не собирался на специальное заседание лет этак двести пятьдесят.

— Да. Я никогда не завоевывал планет с таким парламентом, — задумчиво произнес Шатрек. — С ними нечего спорить. Нужно просто захватить центральную власть — быстро и жестко.

Граф Эрскилл промолчал. Он был против применения силы и с начала операции повторял это довольно часто. Насилие, на его взгляд, — свидетельство некомпетентности. Конечно, он был абсолютно прав, хотя и не в том смысле, который вкладывал в это. Только полный дилетант станет откладывать применение силы до последнего — до тех пор, когда поздно уже и молиться.

В то же время он был против авторитаризма. Исключая, разумеется, случаи, когда это действительно во благо людей. Он не любил правителей, величавших себя Повелителями. Настоящие руководители-демократы считали себя слугами народа. Потому-то Обрей и молчал, вглядываясь в экраны.

Одна из видеокамер, установленная с внешней стороны на «Императрице Эвлалии», давала общее впечатление о планете, на сотни миль вокруг. Континент внизу тянулся к далекому морю, искрящемуся под лучами солнца. За дугой горизонта виднелось черное небо, усыпанное звездами. Пятьюдесятью милями ниже «Императрицы» сверкали два трехтысячефутовых шара транспортных крейсеров «Канопус» и «Мицар».

Другой экран — с «Мицара» — высвечивал отдельные части поверхности: утопающую в зелени местность, испещренную реками и придавленную горами; маленькие городки, не больше точки; россыпь белых облаков. На этой планете не было коренной разумной расы, и на протяжении тринадцати веков колонизации терранская популяция никогда не отказывалась от применения контрагравитационных средств передвижения. На том же экране виднелись четыре истребителя — «Ирма», «Ирен», «Изабель» и «Ирис», казавшихся крохотными огоньками.

Видеокамеры «Ирен» передавали увеличенный вид города. На картах, составленных восемьсот лет назад, город назывался Зеггенсбургом. Он был построен во время первой колонизации планеты старой Терранской Федерацией. Высотные дома поднимались над лужайками, парками и садами, а в самом центре, значительно отдаленном от всего остального, возвышалась мощная Цитадель. Это была огромная цилиндрическая башня, окруженная группой цилиндров поменьше. Здесь располагалась просторная посадочная площадка с недавно водруженным флагом Империи.

Город походил на полумесяц, ориентированный на юг и восток. Согласно старым картам, тут находился космодром Зеггенсбурга, но от него не осталось и следа. Теперь здесь был промышленный район, расположенный так, чтобы господствующие ветры уносили пыль и дым. А их здесь было предостаточно.

Что было удивительно — так это улицы. Длинные и извилистые пересекались более короткими через определенные промежутки, образуя кварталы. Треваньон никогда прежде не встречал городов с улицами и сомневался, видел ли их кто-нибудь из прибывших на имперских кораблях. По длинным бульварам мог беспрепятственно передвигаться низколетящий транспорт. Как, впрочем, и по пешеходным улицам, хоть и не так легко. Картинка, безусловно, характерная для городов, покоренных при Федерации или даже еще раньше — во времена доатомной Терры. Но эти люди знакомы с контрагравитацией, и башня на огромной площади рядом с этим анахронизмом из сетки улиц — яркое тому доказательство.

Пришельцы слишком мало знали о планете, которую должны были присоединить к Империи. Она была завоевана тринадцать веков назад во время последней вспышки экспансии перед началом звездных воин и распадом Терранской Федерации. Планета была названа Адитьей — по моде того времени присваивать имена забытых божеств из древнего и мрачного политеизма. Столетием, или около того, позже, она была покинута Федерацией, а потом пришла в упадок. То, что планета до сих пор существует, свидетельствует о том, что они многое переняли от Старой Федерации. После этого — темнота, освещаемая иногда короткими вспышками рапортов, приходящих на Морглес.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});