Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– Вы никогда не задумывались, миссис Реддифорд, что среди русских эмигрантов много врачей? И причиной быстроты, о которой вы говорите, является не темперамент убийцы, а то, что континентальные врачи мало знакомы с анестезией и для них быстрота произведения операции имеет первостепенное значение? Мне кажется, что убийства – дело рук русских нигилистов, которых полно в Уайтчепле и которые достаточно хорошо организованы, чтобы скрыть все следы от полиции.

– Сэр Чарльз Уоррен тоже считал, что единственным логическим заключением в отношении убийств может быть то, что они совершены тайным обществом, – миссис Реддифорд встала с дивана. – Но теперь он сомневается в этом, потому что ему кажется, что надпись на Гоулстон-стрит сделал кто-то, кто пытается дискредитировать евреев и социалистов или еврейских социалистов.

– Мне очень жаль, что вы уже уходите, – сказал Фаберовский и мгновенно подал миссис Реддифорд ее накидку.

– Но я еще ничего не рассказала вам о собаках! – удивленно и даже обиженно взирая на поляка, воскликнула старая дама.

– А что с собаками?

– Еще в четверг Скотланд-Ярд известил одного собаковода из Скарборо, некоего мистера Брафа, о необходимости привезти в Лондон собак для выслеживания Уайтчеплского убийцы. Этот Браф специализируется на разведении и дрессировке ищеек, его питомцы неоднократно побеждали на выставках. Сегодня вечером он вместе с собаками должен прибыть в город и убийца будет в руках у полиции!

Гостья вовсе не собиралась уходить, она лишь хотела взять свою трубку из ридикюля, лежавшего на столе, но делать было уже нечего и потому она, поблагодарив за прием и распрощавшись, удалилась, оставив в комнате свой непереносимый запах, который до самого утра не мог выветриться, несмотря на настежь открытые окна.

– Я долго ждал момента, когда ее можно будет выставить, не портя с ней отношений, – пояснил Фаберовский, посадив миссис Реддифорд в кэб и возвращаясь в гостиную. – Пусть лучше думает, что я тупица и невежа.

– Никто и не думает, что вы тупица или невежа, – подобострастно сказал Артемий Иванович, выбираясь из-под пледа. – Вы человек проницательного ума и тонких душевных качеств. Мне об этом и Пенюшка сказала. Она такая душка. Но Асенька лучше, – поспешно добавил он, встретив взгляд поляка.

– Так что же между вами произошло? – спросил Фаберовский. – Я смотрю, что в отсутствии миссис Реддифорд к пану возвращается память. Мне хотелось бы знать все.

– Мне тоже хотелось бы, – глупо хихикнул Артемий Иванович.

– Пан хоть немного представляет, что происходит вокруг?! Сегодня многие газеты перепечатали тот самый портрет Васильева из «Таймс». К счастью, немногие в Вулворте читают «Таймс», а портрет, – со слов Лавенде в коллаже на обложке последнего выпуска «Иллюстрированных полицейских новостей», посвященного нашему делу, – совершенно на Урода не похож.

– Так чего же ты тогда труса празднуешь, Степан?

– А то, что это не единственная из дешевых газет, которая может попасться в руки соседям Николая. Они могут тоже перепечатать портрет из «Таймс», а могут сами спросить Лавенде. Майор Смит уже отпустил его домой.

– Кому, спрашивается, было сказано послать к Лавенде письмо?! – Артемий Иванович начальственно сложил руки на груди и выставил вперед левую ножку.

– Письмо-то Даффи сегодня отошлет, и Лавенде, положим, заткнется, но это не спасет нас от доктора Смита! В то время как я, жертвуя собственной свободой ради спасения всех нас от виселицы, собираюсь жениться на дочери доктора, из-за тебя, холера ясная, все эти планы идут псу под хвост!

Колени у Артемия Ивановича задрожали, он придвинул ногу и, по-лакейски согнувшись, вытянул руки по швам.

– Известно ли пану Артемию, что сегодня утром я получил телеграмму от Рачковского?

От того, что телеграмма пришла на адрес Фаберовского, а не в консульство, куда Владимиров ходил теперь читать письма из Парижа, дыхание у Артемия Ивановича перехватило и он прохрипел:

– Вы что, обо всем рассказали Пёрду?

– Я даже не поведал ему о том, что пан раздел ирландцев и хотел спустить их белье на барахолке. И о том, что пан через Батчелора изъял за последний месяц из оборота моего сыскного агентства сумму в тридцать фунтов, а последнее жалование, как я сильно подозреваю, я получил из собственного кармана!

– Тогда о чем же телеграмма? – еще больше струсил Артемий Иванович.

– Вот, возьмите и прочитайте, – Фаберовский отдал Владимирову бланк телеграммы. – Рачковский сообщает об отъезде доктора Роберта Андерсона с Парижу в Лондон. Я навел справки и выяснил, что Андерсон действительно прибыл сегодня в Лондон.

Его возвращение министерством свидетельствует по крайней мере о нежелании Монро продолжать эту игру. Ему хочется все закрыть. Не сдаст ли он нас с потрохами?

– Господи, это конец! Мы пропали! – Артемий Иванович снял с носа пенсне и осенил себя крестным знамением. – Теперь доктор Смит расскажет Андерсону о нас с вами! А из-за меня вы не сможете жениться на Пенюшке!

– Жениться-то мне всяко придется, если не удастся вернуть документы. Лучше возложить на себя цепи Гименея, чем пеньковый галстук на шею. А вот жить по человечески с Пенелопой, если пан что-то сотворил с ней, я не смогу.

– Да не, ничего, – успокоил поляка Владимиров. – Вам понравится.

– Послушайте, пан Артемий, – проговорил Фаберовский, ударяя при каждом слове кулаком по столу и вызывая жалобный звон посуды. – Завтра вечером я пригласил к себе на спиритический сеанс мистера Лиза и пан должен присутствовать на нем. Поэтому сегодня я воздержусь от рукоприкладства. Но после сеанса я не обещаю со своей стороны подобного самообладания.

* * *

Ранним воскресным утром Батчелор отправился пешком по пустынным улицам в Олдгейт. Он отправлялся на Хатчисон-стрит. Там в номере первом проживал мясник на скотобойне при Большой синагоге, Иосиф Леви. Дом был большой и шумный, как и положено еврейскому дому.

Иосифу Леви было уже под пятьдесят, он был стар и опытен в жизни и Талмуде. Он сидел за стаканчиком вина, отдыхая от субботнего безделья. Голопузая еврейская девочка, сверкая грязными пятками, подбежала к отцу и сообщила, что к нему пришел важный господин. Но Иосиф Леви не бросился гостю навстречу. Он знал: важный господин никогда не принесет в еврейский дом ничего хорошего. А стоит ли спешить навстречу плохому?

На примере своего молодого друга Лавенде он в который раз убедился, что не стоит.

Батчелор вошел в комнату, оглядывая ее убогое убранство, и брезгливо сел у стены на краешек скамейки.

– Господин хочет что-то от бедного еврея? – спросил Леви, поднимая глаза на рыжего сыщика. – Сейчас всем что-то нужно от нас. Если комиссар полиции плох, бьют нас. Если блудницу зарезали – опять бьют нас. Если камень падает на кувшин – горе кувшину, если кувшин падает на камень – горе кувшину. Всегда горе кувшину.

– Вы сами во всем виноваты, кувшины обрезанные. Возьмите, к слову, своего приятеля Лавенде. Хотелось же ему самому совать голову в петлю!

– Но я же говорил ему: еврею лучше ничего не видеть, чем видеть то, что делают христиане.

– Так вы знаете, кто был убийцей?

– Я вас не держу за идиота, молодой господин, и вы меня не держите за это! Откуда старый еврей может знать такое?

– Я говорю о том, что не худо бы и молодому Лавенде рассуждать так же. Он только делает хуже себе.

– Если бы только себе! Майор Смит арестовал наших резников при синагоге, ребе Дэвидсона и ребе Якобса, и отобрал у них ножи, чтобы послать их полицейскому хирургу. Что понимает хирург в наших ножах! Но он сказал, что таким ножом не могли зарезать ту женщину. Об этом даже пропечатали в газете, все блага на голову этому доктору Бонду! Всю неделю мы боимся за свои жизни и своих жен. Сегодня утром Иосифу пришло письмо такое, что волосы с него встают дыбом! Убийца пообещал отрезать ему уши и прислать их бедной Рейзл. Она вздрагивает теперь при каждом звуке! А убийца? Он пообещал выпотрошить его!

– Вы еще можете помочь Лавенде, – сказал Батчелор.

– Разве можно помочь еврею, если еврей глуп на всю голову и не может сам помочь себе! – в сердцах воскликнул Леви.

– Ну да, как сказано в вашем Евангелии: врач, помоги себе сам. Что вы плюетесь, старая калоша! Стоит вам и вашему приятелю Харрису сказать в прессе, что не только вы, но и Лавенде видели не более, чем спину мужчины, как ему перестанут верить.

Леви укоризненно покачал головой и отвернулся от сыщика:

– Куда старому еврею лезть в газеты! Я скажу об этом Харрису, когда он привезет мне мебель для моей дочери Голды.

* * *

К спиритическому сеансу Артемий Иванович и Фаберовский начали готовиться загодя, часа за два до приезда мистера Лиза. Пока Фаберовский покупал свечи и прочий необходимый инвентарь, Артемий Иванович применил для ослабления воздействия на свою особу магнетической энергии универсальное средство, к которому постоянно прибегал от всех прочих внешних воздействий – он выклянчил у Розмари бутылку с коньяком из запасов поляка и напился.