Лондонские оборотни - Брайан Стэблфорд

Если действительно существует группа мужчин и женщин, которые искренне объявляют себя лондонскими вервольфами, я был бы в высшей степени заинтересован встретиться с ними и понаблюдать за их превращениями. Хотя, даже если бы мне представился такой уникальный случай, я все-таки был бы вынужден сохранить скептический взгляд на истинную природу их возможностей. В течение моей деятельности я научился уважению к силе внушения, независимо от того подкреплена она тем, что нынче называется гипнозом или нет. Для того, чтобы согласиться с реальным существованием волков-оборотней (даже безумных вервольфов, бредящих относительно собственной природы и истории) не обязательно требовать от человека выбросить за борт все наше современное научное понимание мира. Я убежден, вы не станете со мной спорить, наши взгляды могут измениться, но лучше, если новые знания мы будем получать минимальными дозами. Тогда, мне кажется, мы быстрее и легче придем к согласию с теми явлениями, которые еще совсем недавно считались невероятными.

Но с другой стороны, если этим Творцам мира дана такая мощь, которую они могут обернуть против человека, творя зло, лишая рассудка, создавая абсурдные представления об этом мире, не произойдет ли так, что они сделают безумными всех людей и навяжут им представления, настоящая цель которых — сделать невероятной истину?

Надеюсь, эти заметки, как бы туманны и нерешительны они ни были, смогут хоть немного быть полезными в разрешении вашей загадки, и я жду полного отчета о вашем приключении, когда оно, наконец, придет к удовлетворительному концу.

Искренне Ваш

Джеймс Остен

Часть четвертая

Гнев и невинность ангелов

Я увожу к отверженным селеньям,Я увожу сквозь вековечный стон,Я увожу к погибшим поколеньям.Был правдою мой зодчий вдохновлен:Я высшей силой, полнотой всезнаньяИ первою любовью сотворен.Древней меня лишь вечные созданья,И с вечностью пребуду наравне.Входящие, оставьте упованья.

Данте Алигьери «Ад» Песнь третья, 1—9

[30]

1

Душу Лидиарда полностью охватило страстное стремление бежать, очутиться в безопасности, но безопасности невозможно было достичь. Он мог всего лишь отступить в мир сновидений, но знал, нет, и не может быть никакой защиты посреди бури огня и ярости, которая была Адом Сатаны. Не было ее и в пещере, где боги отбрасывают свои шаловливые тени на освещенную огнем стену. Дэвид хотел лишь быть как можно дальше от этих мест, полностью погрузиться в последнюю тайну Нигде и Никогда, заблудиться в складках лабиринта времени, пространства и возможностей.

И по этой самой причине Лидиард заблудился.

Он искал и нашел только неизвестность, он сам себя вывел за пределы существования, отделяясь от искривлений реальности и попадая в переплетение туманных нитей видимых образов. Он сделался чистым призраком, но еще вынужден был со всей скоростью, на какую был способен, убегать, мчаться, стремглав лететь…

Долгое время стояла полная тишина и ничего вокруг, кроме неясных теней. Пока не прошел испуг, Дэвид был совершенно отъединен от всякой возможности какого-либо распознаваемого ощущения, а ужас еще слишком силен, чтобы легко его затушить. Но когда, наконец, его страх замер, Лидиард опять начал вглядываться в тени, пытаясь найти среди них хоть какие-нибудь четкие очертания и ясные образы. Поначалу ему не удавалось обнаружить какой-нибудь якорь спасения, благодаря которому он смог бы вернуться к обычным ощущениям. Но он уже не был в смятении, а думал только о том, насколько глубоко затерялся в этом мире. Лидиард почувствовал мрачное удовольствие от того, что находится за пределами досягаемости чувственного опыта. На несколько мгновений он почувствовал триумф от того, что таким образом освободился от всех возможных угнетателей, но ему не понадобилось много времени, чтобы понять, это спасение бегством неотличимо от нового рабства. Пока ему не удастся увидеть и пощупать реальный мир, он не сможет и помыслить о том, что вообще существует.

Абсолютная слепота, как он понял, не была удобным пристанищем и утешением. Нет, это было утешение смертью. Для того, чтобы быть, он должен был видеть, а для того, чтобы видеть, он должен положиться на милость своего зрения и ввериться заботе тех Творцов, которые состязаются за безраздельную власть над тайным миром его снов и явленным миром его видений.

Людей, зловеще сказал Сфинкс, можно заставить смотреть в глаза их богам, чтобы увидеть, каких трусов сделало из них невежество.

Но Сфинкс говорил и нечто более загадочное: боги могли бы удовольствоваться тем, что сделали из них люди. Ведь именно в его воспаленном горячкой мозгу или в рациональном мозгу сэра Эдварда увидел Творец то, что приняло форму и подобие богини Баст [31], и из этого создания был создан Сфинкс?

Неужели сами боги, размышлял Лидиард, проложили для него эту тропу? Неужто они устали и потерпели поражение, и теперь бегут от тирании времени и эволюции, живущих внутри них, и недостижимых, точно так же, как недостижима сама вселенная внутри существования верховного Бога? И эта ли недосягаемость отвращала их от лица земли с тех самых пор, когда закончился Век Чудес? И было ли новое вмешательство таких, как Сфинкс, Паук, и другие, которые еще должны явиться, не более чем поисками побежденных, чтобы объединиться с ними вновь, та самая задача, манящая теперь его?

А если так оно и есть, разве нельзя переиначить загадку Сфинкса? Разве не мог бы Лидрард спросить сам: А что касается людей, то должны ли мы довольствоваться тем, что сделают из нас боги, или мы можем стать собственными Творцами и распоряжаться своим внутренним зрением сами?

Его воображение не пришло на помощь. За пределами страха и боли он не мог ощущать ничего, кроме потерянности, к которой с таким рвением стремился, и уединенности, которая была единственной верной и надежной пристанью.

Дэвид почувствовал, что теперь понимает, почему Адам Глинн отправился в могилу, так же, как любой смертный человек мог бы отправиться в постель. Он почувствовал также, что понимает, почему Мандорла Сулье и другие из ее племени были довольны тем, что несут бремя бодрствования, играя с Судьбой в рискованные игры.

Но я-то не похож ни на кого из них, думал он. Как и Пелорус. Я пленник чуждой мне воли. Заложник тех, чья цель мне неизвестна, чьим амбициям я не могу довериться, на чью окончательную победу не смею надеяться.

Несмотря на все свои сомнения, Лидиард он отвернулся от мира теней, находящихся за пределами Творения, чтобы начать путь домой. Но когда он попробовал напрячь свой мозг, и увидеть другими глазами, услышать другими ушами, сначала просто не смог ни за что ухватиться: все было так, будто бы в тот момент, когда он убежал в иной мир, наступил Судный День, и каждый человек усомнился в предназначенной ему участи. Попасть в Рай или в Ад.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});