Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст] - Татьяна Рожнова

Он нехотя поднялся со своего стула.

— Да я давно написал эту вещь, — проговорил он и подошел к окну.

Софья Карамзина, я и еще двое-трое из гостей окружили его; он оглянул нас всех беглым взглядом, потом точно задумался и медленно начал:

На воздушном океанеБез руля и без ветрилТихо плавают в тумане…

И так далее. Когда он кончил, слезы потекли по его щекам, а мы, очарованные этим едва ли не самым поэтическим его произведением и редкой музыкальностью созвучий, стали горячо его хвалить.

— Это же из Пушкина, — сказал кто-то из присутствующих.

— Нет, это из Лермонтова, а он стоит Пушкина! — вскричал я.

Лермонтов покачал головой.

— Нет, брат, далеко мне до Александра Сергеевича, — сказал он, грустно улыбнувшись, — да и времени работать мало остается; убьют меня, Владимир!»{603}.

|

16 февраля 1841 года

Состоялось очередное заседание Опекунского совета, связанное с окончанием раздела Михайловского, которое вынесло следующее решение: «…с одной стороны сдать вдове H. Н. Пушкиной некоторые предметы имущества, находившегося на сохранении у оного, а с другой, открывшуюся вдове Пушкиной покупкою упомянутого имения возможность принять на свое сохранение те предметы, избавив тем опекунство сие от излишних расходов по сбережению их от оного»{604}.

Наталья Николаевна распорядилась, чтобы в Михайловское была отправлена библиотека мужа, его рукописные книги и разные бумаги, часть мебели. Упаковкой библиотеки занимался камердинер А. С. Пушкина Никита Тимофеевич Козлов, по-прежнему служивший в семье Поэта.

27 февраля 1841 года

Вечером в салоне Карамзиных появился Лермонтов, где его застал приехавший Петр Александрович Плетнев.

28 февраля 1841 года

П. А. Плетнев — Якову Гроту.

«…B 11 часов тряхнул я стариной — и поехал к Карамзиным, где не бывал более месяца. Карамзина встретила меня словом: revenant[116].Там нашлось все, что есть прелестнейшего у нас: Пушкина-поэт, Смирнова, Растопчина и проч. Лермонтов был тоже. Он приехал в отпуск с Кавказа»{605}.

Возможно, что именно у Карамзиных состоялось близкое знакомство Лермонтова с Евдокией Петровной Ростопчиной.

С момента приезда в отпуск Лермонтов и поэтесса Ростопчина встречаются почти ежедневно то в салоне Карамзиных, то в салоне Александры Осиповны Смирновой (Россет), то в доме самой графини. Евдокия Петровна оставила свидетельство о чтении Лермонтовым в узком кругу приглашенных отрывка из его последнего прозаического произведения под названием «Штосс», оставшегося незавершенным.

Впоследствии она вспоминала об этом:

«…Лермонтов прибыл в Петербург 7 или 8 февраля. <…> Именно в это время я познакомилась лично с Лермонтовым, и двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой. <…> Принадлежа к одному и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рассказ об известных мне его юношеских проказах; мы вместе вдоволь над ними посмеялись, и таким образом вдруг сошлись, как будто были знакомы с самого того времени. Три месяца, проведенные тогда Лермонтовым в столице, были, как я полагаю, самые счастливые и самые блестящие в его жизни. Отлично принятый в свете, любимый и балованный в кругу близких, он утром сочинял какие-нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Веселое расположение духа проснулось в нем опять в этой дружественной обстановке, он придумывал какую-нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в веселом смехе благодаря его неисчерпаемой веселости.

Однажды он объявил, что прочитает нам новый роман под заглавием „Штосс“, причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати; наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение; спустя четверть часа оно было закончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне; написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен»{606}.

Чтение это произвело на слушателей странное впечатление — они услышали начало невероятной истории. Позднее в литературе не раз отмечалось, что «Штосс» заключает в себе известный биографический подтекст и что прототипом молодой фрейлины Минской является Александра Осиповна Смирнова (Россет).

Неизвестно, была ли в тот вечер в числе слушателей Наталья Николаевна Пушкина.

Февраль 1841 года

О. С. Павлищева — мужу из Петербурга в Варшаву.

«…Аннет Вульф толста, как Корсаков (поэт А. А. Римский-Корсаков. — Авт.), и всегда весела, словно зяблик; вчера мы обедали вместе у моей невестки (Натальи Николаевны. — Авт.), которая хороша, как никогда. — Старшая ее дочь на меня очень похожа и от меня не отходит, когда я прихожу. Я тоже очень люблю эту девочку и начинаю верить в голос крови»{607}.

9 марта 1841 года

Запись в дневнике В. А. Жуковского: «Приехал в 4 часа… у Карамзиных: Лермонтов. Ростопчина».

11 марта 1841 года

A. А. Краевский — М. Н. Каткову за границу.

«…Здесь теперь Лермонтов в отпуску и через две недели опять едет на Кавказ. Я заказал списать с него портрет Горбунову: вышел похож. Он поздоровел, целый год провел в драках и потому писал мало, но замыслил очень много»{608}.

13 марта 1841 года

B. Г. Белинский — В. П. Боткину.

«…Лермонтов еще в Питере. Если будет напечатана его „Родина“, то, аллах-керим, что за вещь: пушкинская, т. е. одна из лучших пушкинских»{609}.

16 марта 1841 года

Заметка Лермонтова:

«Ахвердова — на Кирочной. Графиня Завадовская. Леонид Голицын в доме Ростовцева. Понедельник Смирнова. Вторник Ростопчина. Вечером: Лаваль именины»{610}.

Из дневника В. А. Жуковского:

«17 марта 1841 года. К Смирновой, у нее Ростопчина, Лермонтов, Соболевский, Мальцов, Норов. Ее миленькая сестра. Жаркий спор за Орлова, Ермолова и Перовского.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});