Крадущийся в тени - Алексей Пехов

Сколько это длилось? Не думаю, что больше, чем вечность, да и та когда-нибудь должна была кончиться. Вечность, как и сны, имеет такую неприятную особенность — кончаться в самое неподходящее для этого время.

Спустя несколько веков, показавшихся мне минутами, во мраке родились первые багровые искры. Это были дети гигантского и пока еще не видимого мною костра. Они вырывались откуда-то снизу, взлетали мерцающими угольками вверх, туда, куда до этого уползали мои сны. Искры вздымались высоко-высоко и, мигнув на прощание, таяли, пожираемые голодным мраком.

Одна из искорок пролетела прямо возле меня, на миг зависла перед лицом и, обернувшись огненной снежинкой, медленно кружась во мраке, стала падать. Я инстинктивно подставил ладонь, горящая снежинка огня упала на нее и растаяла. Ладонь обожгло легким морозцем. Огненная снежинка была холоднее льдинки.

Искорок-снежинок стало гораздо больше, они ускорили свой полет, теперь летая не только снизу вверх, но и горизонтально, как будто их гонял хулиган-ветер. Иногда, когда огненного снега становилось ужасно много, снежинки закручивались в огненный смерч. В такие минуты у меня перед глазами возникали картины прошлого.

Прошла еще вечность, и в одном месте мрак набух, пожелтел — так желтеет бумага, когда ее подносишь к пламени свечи, — и лопнул. Появились языки багрового огня. Затем еще и еще. Спустя мгновение пламя сожрало мрак, заполнив все пространство моего бесконечного сна.

Багровый огонь был беззвучным, и от него не было никакого жара. Я почувствовал небольшой холодок, когда особенно рьяный и неугомонный язычок пламени лизнул мне лицо. Я провел по лицу ладонью, и на ней остался тонкий слой инея. Огненного инея.

Он нагрелся и багровым дымком заструился с ладони, нежно клубясь перед лицом и маня меня прыгнуть за ним в пламя.

Куда дальше? Я и так находился в самом центре этого беззвучного холодного ада, но дымок превратился в безжалостный янтарный огонек и толкнул меня в бездну. Появился звук, и мой крик жалкой мошкой потонул в реве огненного прилива. В ответ огонек только весело подмигнул мне янтарным глазом. Но я уже и сам видел, что это не обычный огонек, а глаза, просящие вернуться в какой-то забытый мною мир.

Забытый? Но я же помню, что глаза, смотрящие в меня, — это раскосые золотисто-янтарные глаза эльфийки. Ее, кажется, звали Миралиссой.

— Потанцуй с нами, Танцующий! — Веселый смех заставил меня отвлечься от глаз и обернуться.

Закручиваясь в вихре танца, на языках пламени двигались три тени. Их нисколько не пугало присутствие света, они оставались такими же черными и непрозрачными для него, как будто и не было вокруг них никакого огня.

— Ну же, Танцующий, не бойся! — засмеялась одна из теней и сделала вокруг меня оборот.

— Я не танцую, леди. — В горле пересохло. То ли от холодного огня, то ли от снов.

— Смотрите, он не хочет танцевать, — весело хихикнула другая тень, подлетая ко мне вплотную.

На мгновение мне показалось, что в тени промелькнуло очертание женского лица. Промелькнуло и исчезло. А жаль, личико вполне даже ничего.

— Отчего же, Танцующий, ты отказываешься танцевать? Почему ты не хочешь подарить нам всего лишь один танец?

— Мне нужно идти. — Пламя за спиной выло не переставая и, кажется, начинало теплеть.

— Идти? — Третья тень оказалась рядом с первой и второй. — Но чтобы уйти, ты должен подарить нам танец. Давай, Танцующий! Выбирай! Какая из нас троих больше тебе по душе?

— Я не умею танцевать. — Я покачал головой и обернулся.

Янтарные глаза все еще никуда не исчезли, но потихоньку отдалялись, скрываясь за стеной пламени. Я бросился к ним, и тут же пламя ударило в меня волной жара. Я в страхе закрыл лицо руками.

— Вот видишь, Танцующий. — Вторая тень. — Ты пройдешь сквозь огонь только в танце. Танцуй или навеки останешься здесь!

Я уже мог отличить каждую из трех теней по голосу. Они одновременно были такими похожими и… такими разными.

— Какую из нас ты выбираешь? — вновь спросила третья тень, а жар за спиной становился нестерпимым.

— Всех троих, — хмуро сказал я.

Одной глупостью больше, одной меньше. Какая, собственно, разница?

Минутное замешательство среди теней.

— Ты и вправду Танцующий, — удивленно произнесла первая тень. — Берешь от жизни все.

— Что же, мы проведем тебя через барьер. Держись!

Тени обняли меня, закрывая черными телами от подступающего со всех сторон огня. И повели. Вихрь кружения, стрела скольжения и легкости, черная молния, пронзившая стену пламени и толкнувшая меня к янтарным глазам.

Падаю…

— Мы еще станцуем с тобой джангу! — слышу я слова, брошенные в спину.

Последняя, злая вспышка багрового и сходящего с ума от собственного бессилия пламени. Ночь…

— Что с ним?

Голос пробивается через густую паутину беспамятства, разрывает ее нити, подобно кинжалу. Голос выхватывает меня со дна сна, ставшего явью, поднимает к поверхности, чтобы я глотнул свежего воздуха жизни.

— Приходит в себя! Эграсса, дай цветы лазуритки! Быстро! — Голос Миралиссы напряжен и… Растерян? Испуган?

— Что, подери меня тьма, здесь происходит?! — Опять первый голос.

Его я тоже, кажется, знал… Алистан Маркауз.

— Успокойтесь, граф, все объяснения после! Эграсса, что ты медлишь?!

— Вот. — Эльф кажется спокойным.

Я почувствовал кислый запах травы и невольно поморщился.

— Ну же, Гаррет, хватит ломать комедию! Открой глаза! — Голос у невозмутимого Элла был резок.

Я попробовал. Я честно попробовал! Но веки были ужасно тяжелые, попросту налитые свинцом и отказывались подчиняться.

— Гаррет! Ты меня слышишь?

Что они все ко мне привязались? Ведь так хорошо спалось! Вонь от проклятой травы стала невыносимой. Пришлось чихнуть.

Холодная рука легла на мой лоб.

— Давай, Танцующий, открой глаза! Я знаю, ты меня слышишь!

Миралисса тоже называет меня этим именем — Танцующий! А все Кли-кли! Это гоблин первым ляпнул, будто я какое-то там пророчество. Удавил бы, да жалко зеленого.

Сожри меня Х’сан’кор! Долго они будут пихать мне под нос вонючую траву? Видно, все же придется открыть глаза, иначе эльфы не отстанут.

Еще одно усилие. В этот раз все оказалось намного проще. То ли трава так подействовала, то ли настойчивость Миралиссы.

Первое, что я увидел, — это лицо Миралиссы, склонившейся надо мной. Даже несмотря на смуглую кожу, эльфийка была необычайно бледна, а левое веко у нее предательски дергалось. Чуть дальше стояли два невозмутимых, но напряженных, как хорошо натянутая тетива лука или струна музыкального инструмента, эльфа. Рядом с ними — Маркауз. Он был хмур. Впрочем, это его постоянное состояние духа, и все уже давно к этому привыкли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});