Рейтинговые книги
Читем онлайн Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 118
ислама, его здравомыслие и спокойную, даже словно бы дремлющую мужественность. Мне нравятся эти его качества, отмеченные печатью одновременно демократизма и высшего благородства. Я вообще сочувствую в исламе многому: прежде всего тому, что большинство европейцев (и все американцы) назвали бы ленью и отсутствием тяги к прогрессу. Но даже истолковав к лучшему все, что проистекает из этих моральных достоинств, простых и честных, я предлагаю любому из моих читателей, кто способен сравнить уровни культуры, самому прийти к выводу, что ожидало Европу эпохи Возрождения, отданную на растерзания башибузукам и диким монгольским толпам эпохи упадка азиатской культуры. Увы, дело даже не в том, что примитивизированный ислам имел массу недостатков: большинство его достоинств тоже были недостатками. Всем, кто соприкасался с этой угрозой, тогда было ясно все, а особенно это было ясно европейцам Средиземноморья: на их осиянный солнцем мир надвигалась тень Великого Разрушителя. Они слышали доносящийся из-за моря голос Азраила, а не Аллаха. Им было видение, которое легло в основу той же моей мечты: все, кому дороги благородные ценности – англичане, испанцы, шотландцы, – объединяются в порыве жертвенного героизма, самоотреченного сопротивления. Горячий ветер, доносивший до них через море пыль сокрушенных «идолов», пророчил ту же судьбу статуям Микеланджело и Донателло, покамест невредимым и окруженных почетом на своих пьедесталах в пределах европейских берегов. И песок великих пустынь словно бы тоже устремился через море, как самум, как движущиеся барханы, как жажда и смерть, навис он над великой культурой священных лоз, заглушая своим шелестом песни и смех виноградарей.

И прежде всего тот сумрак, что готов был окутать Европу, напоминал о занавешенных окнах гарема, где из-за каждого угла смотрят каменные лица евнухов; именно оттуда распространилась бы огромная тень, накрыв изукрашенные палубы кораблей, а заодно все море и сушу вокруг. Тень и тишина: та самая «блаженная тишина» Востока, представляющая собой немой компромисс с несовершенством человеческой натуры.

Эти перемены затронули бы многое, но прежде всего они должны были разрушить высокие, даже в каком-то смысле утрированные представления об идеальной любви рыцаря и прекрасной дамы. Этого идеала христианские народы никогда не могли ни достичь, но не могли и отказаться от него. Но, возможно, те двое, которым посвящена моя мечта, сумели бы воплотить его в жизнь.

Историки могут спорить, что предпочитали англичане при Елизавете: протестантскую молитву или мессу. Но наверняка никто не будет спорить о том, что они предпочли бы, встань перед ними выбор между Полумесяцем и Крестом. Ученый мир сотрясают дебаты о том, в каком соотношении тогдашняя Англия была разделена на католиков и протестантов. Но никто не усомнится, какие чувства испытала бы та же Англия, осознав, что весь мир теперь непреложно делится лишь на христиан и мусульман. Полагаю, в этом случае англичане как минимум смогли бы посмотреть на вставшую перед ними проблему более широким взглядом – и эта широта позволила бы им осознать: пришло время отказаться от малых битв ради великой битвы. А в этой битве, просто чтобы повысить шанс на победу, дон Хуан Австрийский оказался бы истинным подарком судьбы. Победоносный герой, блистательный принц – отныне повсюду, куда бы он ни двинулся, в Европе его будут приветствовать звуки фанфар. В нем всякий бы видел одновременно олицетворение Ренессанса и крестовых походов – так, как эти понятия сплавлены и переплетены в золотых гобеленах Ариосто[109]. Все почувствовали бы близость возрождения Европы, как недавно ощущали неизбежное приближение ее смерти.

Хвалу ему воспевали бы не только приближенные. Все, кого мы знаем как выдающихся англичан, могли стать выдающимися европейцами. Я даже выражусь точнее: великими европейцами. Во всей их плеяде, пожалуй, только Шекспир не мог бы сделаться кем-то большим, чем он стал на самом деле. И даже насчет Шекспира я не уверен: похоже, он тяготился замкнутостью в тех границах театрального творчества, которые оказались ему доступны в нашей действительности. Каковы бы ни были его политические взгляды (подозреваю, что они были очень похожи на взгляды его друга, католика Саутгемптона), нет никаких сомнений, что шекспировские трагедии мучительно переотягощены изобилием урзурпаторов, убитых королей, похищенных корон – и прочими признаками неуверенности в королевском праве, равно как в любом другом вообще. Никто не знает, как его сердце (да и рассудок) могло раскрыться во время того «долгого славного лета», которое оказалось бы в силах утолить неукротимый голод шестнадцатого века, истосковавшегося по подлинно героическому и добросердечному государю. По крайней мере, одно можно сказать точно: Шекспир не остался бы равнодушен к великому христианскому триумфу в Средиземном море.

Сторонники крайней духовной замкнутости часто цитируют прекрасные строки, в которых Шекспир воспевает Англию как нечто отдельное от всего остального мира, «заморского» для нее:

…О Англия, священная земля, Взрастившая великих венценосцев, Могучий род британских королей, Прославленных деяньями своими Во имя рыцарства и христианства Далеко за пределами страны, — До родины упорных иудеев, Где был Господь Спаситель погребен…[110]

Но я в самом деле думаю, что тот, кто написал эти строки, приветствовал бы победителя при Лепанто почти с таким же воодушевлением, с которым он должен был приветствовать шотландского кальвиниста, некогда испугавшегося нарисованного дирка[111].

Что касается Марии, то, думаю, с ней не возникло бы никаких трудностей. Мария являлась совершенно законной наследницей престола Англии, что гораздо больше, чем можно сказать о Елизавете. Общая мода на лояльность к законному монарху, которая чрезвычайно сильна

1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 118
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон бесплатно.

Оставить комментарий