Мемуары - Екатерина Вторая

Если мне удастся вести войну с турками с тою же легкостью, с какой мне удалось вести у себя оспопрививание, то вы рискуете быть вынужденным, в весьма скором времени, исполнить данное вами мне обещание: посетить меня в той самой поре, про которую говорят, что она неминуемо приводит к погибели всякого, кто задумывал ею овладеть. Однако этого уже достаточно, чтобы избавить от подобного искушения каждого, у кого бы оно появилось. Я не знаю, насколько Мустафа[5] умен, но имею основание думать, что когда он желает затевать беспричинные войны со своими соседями, то, вероятно, он рассуждает таким образом: «Магомет, закрой глаза!» Я в значительной степени буду обязана моим завистникам, если успех этой войны склонится на нашу сторону; это они, стало быть, подготовят мне славу, о которой я и не помышляла. ‹…›

5

Петербург, 7-18 октября 1769

М. г., если вы скажете, что я надоедлива со своими письмами, то будете совершенно правы; но пеняйте за это сами на себя. Вы неоднократно выражали желание получить известие о поражении Мустафы; ну, так знайте же, этот победоносный турецкий император потерял теперь всю свою Молдавию. Яссы взяты; визирь в страшном смятении бежал за Дунай. Вот что привез мне курьер сегодня, поутру, и что заставит, наконец, умолкнуть и «Gazette de Paris», и «Courrier d'Avignon», и папского нунция, пишущего в «Gazette de Pologne».

Прощайте, будьте здоровы и уверены, что я глубоко ценю вашу дружбу.

Екатерина

6

Петербург, 29 октября – 9 ноября [1769]

М. г., я была крайне опечалена, увидав из вашего обязательного письма, от 17 октября, что тысячи разных фальшивых слухов, распространяемых на наш счет, вас сильно огорчили и встревожили. Тем не менее совершеннейшая правда, что нам довелось совершить самую удачную кампанию, какую только можно себе представить. Снятие блокады Хотина, вследствие недостатка фуража, было единственным неуспехом, который нам можно приписать. Но какие последствия оказались из всего этого? Полное поражение тех полчищ, которые Мустафа поставил против нас. ‹…›

Я надеюсь, что скоро вы будете в состоянии сообщить мне приятные известия о моем флоте. Я думаю, что он прошел Гибралтар. Подождем, что он сделает; это совсем новое зрелище – наш флот на водах Средиземного моря. Мудрая Европа судить будет о нем только по успехам его.

7

Петербург, 2-13 декабря [1769]

М. г., мы не только не изгнаны из Молдавии и Хотина, как то печатает «Gazette de France», но несколько дней тому назад я получила известие о взятии Галаца, крепости на Дунае, во время которого, по словам пленников, были убиты сераскир и паша. Но что совершенно верно, так это то, что между пленными находится молдавский князь Маврокордато. Три дня спустя наша легкая кавалерия привезла из Бухареста, столицы Валахии, князя господаря, его брата и сына в Яссы, к генерал-лейтенанту Стоффельну, начальнику порта. Все эти господа проведут свой карнавал не в Венеции, а в Петербурге. Бухарест занят теперь моими войсками. Теперь у турок нет ни одного места в Молдавии по сю сторону Дуная.

Пишу вам все эти подробности, чтоб вы могли судить о положении вещей, не имеющем, право, ничего печального для тех, кому угодно интересоваться моими делами.

Думаю, что мой флот в Гибралтаре, если еще не прошел его: вы это узнаете скорее меня. Бог да сохранит Мустафу! Он так хорошо ведет свои дела, что я не хотела бы, чтобы с ним случилось несчастье. Его друзья, его связи, все тому способствуют; его правительство так любимо подданными, что жители Галаца присоединились к нашим войскам во время его осады, чтобы броситься на несчастный остаток турецкого корпуса, только что их покинувшего и бежавшего со всех ног.

Вот, что я хотела вам сказать в ответ на ваше письмо от 28-го ноября, полное дружбы. Прошу вас сохранить ко мне ваши чувства, которыми так дорожу, и быть уверенным в моих.

Екатерина

8

Петербург, 20-31 марта [1770]

Три дня тому назад я получила ваше письмо от 10-го марта. Очень бы я желала, чтоб настоящее письмо застало вас в полном здоровье и чтобы вы пережили года Мафусаила. Я в точности не знаю, состояли ли года этого доброго человека из двенадцати месяцев; но я хочу, чтобы ваши имели тринадцать, как год росписи содержания двора (liste civile) в Англии.

Из прилагаемого листа вы увидите, в чем состояла наша летняя и зимняя кампания, о которой, я не сомневаюсь, говорят тысячи нелепостей. Но ведь это постоянное прибежище всякого дела слабого и несправедливого. Так как события опровергли столько потерянных сражений, приписанных нам парижскими и польскими газетами, то они вздумали уморить мои войска чумой. Не находите ли вы это весьма забавным? Весной, по всей вероятности, зачумленные воскреснут для битвы. В действительности же ни у кого из наших не было чумы.

Я не могу не быть тронутой вашей дружбой; вы бы готовы были послать мне на помощь все христианские народы. Я очень дорожу дружбой короля прусского, но надеюсь, что мне не понадобятся те пятьдесят тысяч человек, которые вы хотите, чтобы он дал мне на помощь против Мустафы.

Так как вы находите слишком преувеличенным количество трехсот тысяч человек, во главе которых полагают, что выступит сам султан, то я хочу поговорить с вами о турецком вооружении прошлого года. В октябре Мустафа счел возможным объявить войну России; он был к ней так же мало подготовлен, как и мы. Когда он узнал, что мы упорно защищаемся, то сильно удивился, так как его заставили надеяться на много не сбывшихся вещей. Тогда он приказал собрать из различных провинций его империи миллион сто тысяч человек и отправить в Адрианополь для взятия Киева, зимовки в Москве и уничтожения всей России.

Одной Молдавии приказано было выставить миллион четвериков хлеба для бесчисленного мусульманского войска. Господарь ответил, что в самый плодородный год Молдавия не имела столько и что это для нее невозможно. Но он получил вторичное приказание исполнить данное поручение, за что ему обещали денег.

Артиллерийская часть должна была быть пропорциональной количеству войска. Она должна была состоять из пятисот пушек, взятых из арсеналов; но когда их пришлось приводить в действие, то большую часть бросили и только около шестидесяти оказались годными.

Наконец, в марте, более шестисот тысяч человек собрались в Адрианополе; но так как они во всем нуждались, то началось дезертирство. Однако визирь перешел Дунай с четырьмястами тысяч человек. 28-го августа под Хотином было всего сто восемьдесят тысяч. Вы знаете остальное. Но, быть может, вам неизвестно, что визирь перешел седьмым дунайский мост и что у него было только пять тысяч человек, когда он вошел в Баладу (Balada). Вот все, что осталось от этого удивительного войска. Все, что не погибло, то разбежалось и разбрелось по домам.