Начало России - Валерий Шамбаров

Эти приготовления встревожили Псков. Он уговаривал новгородцев одуматься, предложил свое посредничество в переговорах с государем. Не тут-то было. Миротворцам не только отказали, но и потребовали, чтобы псковичи тоже «против великого князя потягли». Одновременно «золотые пояса» связались с немцами, предложили заключить союз. Крестоносцы сообразили, что в назревающем столкновении они смогут поживиться. В марте 1471 г. магистр Ливонского ордена фон Герзе огорошил Псков наглыми придирками, предъявил ультиматум: отдать несколько районов. Но и Казимир вдруг затеял размежевание границ с Псковом. Сам приезжал в Полоцк, вызывал к себе псковских бояр, предъявлял претензии на их земли, слал угрожающие письма. Псковичей откровенно запугивали, предупреждали – не стоит выступать на стороне Ивана III.

Архиепископа Феофила вечевики так и не пустили в Москву. Проигравший Пимен еще не терял надежды захватить кафедру. Обвинял владыку в симпатиях к «врагу», домогался перевыборов и намеревался ехать на поставление не к Московскому митрополиту, а к Григорию Болгарину. Он по-прежнему швырял на подкуп церковные деньги, но на этом и погорел. Люди Феофила поймали его на воровстве, взяли под стражу и взыскали штраф в тысячу рублей. Дело было не политическим, а чисто уголовным, Борецкие не смогли выгородить своего кандидата. А после скандала Пимену уже было невозможно на что-либо претендовать.

В общей свистопляске, охватившей Новгород, нашлась работа и для приехавшего каббалиста Схарии. Люди спорили, надрывали глотки, обсуждали безобразия, открывшиеся в церковной верхушке, а Схария и несколько его учеников прислушивались, заводили знакомства. Они были опытными людьми, намечали слабых, любопытных, тщеславных. С ними заводили более подробные разговоры, прощупывали, сеяли сомнения в христианской вере. Как бы по секрету приоткрывали «сокровенные» знания. Утверждали, что каббалисты обладают древней мудростью, дошедшей к ним от Моисея, имеют даже некую книгу, полученную Адамом от Бога, знают тайны природы, могут объяснять сны, предсказывать будущее, повелевать духами [52].

Поясняли, что доступно это не всем, а только самым умным и образованным. Собеседникам льстило – подбирали-то таких, кто мнил себя умнее всех. А постепенно, в несколько заходов, их просвещали, что Святые Таинства, посты, монашество, церковная организация, поклонение иконам бессмысленны и вредны. И вообще учение о Св. Троице неверно, Мессия в мир еще не приходил. Когда клиент достаточно «созревал», ему объявляли: дальнейшие тайны можно открыть только после отречения от прежней веры. Для этого надо было пройти обряд поругания святыни – растоптать ногами или бросить в отхожее место икону, Св. Причастие.

Особенно рьяными учениками оказались священники Алексий и Дионисий. Они настолько увлеклись, что Алексий взял себе имя Авраам, жену назвал Саррой. Хотел принять обрезание, но Схария знал о печальном опыте стригольников – их разоблачали слишком легко, сектантов было видно в любой бане. Обрезаться он запретил, разъснил, что надо соблюдать строгую конспирацию, внешне не отделяться от православных. Потешаясь над верующими, Алексий и Дионисий во время службы исполняли в алтаре кощунственные пляски. Взялись соблазнять других. Так возникла ересь «жидовствующих».

Но покровитель Схарии Михаил Олелькович попал в крайне обидный переплет. В Киеве скончался его брат Семен, и король ловко разыграл коварную комбинацию. Попросту ликвидировал Киевский удел, назначил туда своего наместника, поляка Гаштольда. Киевляне не подчинились, их нарочные помчались звать Михаила. Но Казимир не зря отослал его подальше. Гаштольд явился с войском, подавил мятеж. Тех, кто призывал стоять за Олельковичей, он безжалостно казнил.

Михаил схватился за голову, наконец-то понял – его преднамеренно надули. Обратился к новгородским боярам, поддержит ли республика его борьбу за Киев. Но зачем был Борецким Киев и ссора с Казимиром? Князь и «золотые пояса» разругались. В марте 1471 г. Михаил уехал на родину, по дороге разграбил Старую Руссу и окрестные волости. С его свитой благополучно отчалили каббалисты. Задерживаться на Руси и попасть в пламя войны они сочли лишним.

А Новгород выслал очередное посольство к Казимиру, его возглавил Дмитрий Борецкий. На этот раз враги Москвы добились своего. Король полагал, что очаг внутренней оппозиции он уничтожил и отбросил окольные маневры. Подписал договор, брал Новгород под свою непосредственную власть и обязался защищать от великого князя. Обещал сохранить «свободы», боярские привилегии и вотчины. Новгородцы за это соглашались принять литовских наместников, платить дань. Впрочем, Марфа Борецкая вынашивала и собственные планы. Интересовалась, не пришлет ли король наместником неженатого князя или пана? Марфа выйдет за него замуж, и получится дружное «совместное» правление.

Изменники были уверены, что у них в распоряжении еще немало времени. Наступало лето, а москвичи ходили на Новгород только зимой. Попробуй-ка провести большую армию через болота и многочисленные реки! Летописцы отмечали, что летние предприятия, как правило, завершались плачевно, «кто хаживал, тот многие люди истерял». А до зимы Казимир успеет изготовиться, сорганизуется с Ордой и Орденом… Но и в Москве осознали, что время работает на врагов. Наступление наметили летом. В прошлых кампаниях накопили некоторый опыт. Распределяли для полков разные дороги, рассчитывали время движения. В мае разослали приказы. Псковичам велели выступить на соединение с армией великого князя, ополчениям северных городов – нанести вспомогательный удар по новгородским владениям на Двине.

Конечно, об уходе войск на Новгород должен был узнать Ахмат. Нападет на беззащитные города, и операция сорвется, придется поворачивать назад. Но великий князь и его советники задумали дерзкий отвлекающий маневр. Государевы люди тайно поехали на Вятку, перемолвились со здешними удальцами. Идея глубокого рейда вятчанам понравилась, им подбросили деньжат, помогли снарядиться лодками, оружием. В конце весны большая флотилия под командованием Кости Юрьева заскользила вниз по Волге. На мелкие ордынские городки не отвлекались, проскочили их побыстрее. Целью был Сарай.

В это время степи покрылись свежей травой, татары и сам хан выехали на кочевья, их табуны, отощавшие за зиму, набирались сил. В Сарае осталось мало людей. А стен он не имел – когда-то гордился этим: Орде некого бояться! Вятчане захватили город врасплох и похозяйничали вволюшку, «много товара взяша и плен мног поимаша». Вся степь загудела, как растревоженное осиное гнездо. Татары мчались к Волге, силились поймать смельчаков. Но ватага уже спешила обратно. Прочных ловушек соорудить не успели, перегородили Волгу цепочкой лодок – русские прорубились через нее и ушли. О налете на Сарай услышали казанцы, тоже пытались перехватить вятчан, но и у них ничего не получилось.

Ахмат вернулся в разоренную столицу, успокаивал подданных, высылал отряды в погоню. Метал громы и молнии, но сейчас о набегах на Русь думать не приходилось. А государевы полки уже двинулись на запад. Их благословлял митрополит, воины знали, они идут воевать за правое дело, против изменников и вероотступников. Иван III и святитель Филипп послали в Новгород увещевательные грамоты, в последний раз предупреждали – еще не поздно предотвратить кровопролитие, возвратиться в подданство законному государю и в лоно Русской Церкви.

Но и без того многие новгородцы не желали сражаться с великим князем. Борецкие и их клика развернули мобилизацию насильно, ставили в строй угрозами и казнями. «Которым бо не хотети пойти к бою, тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Волхов метаху». За верность государю решили покарать и Псков. Боярские дружины ворвались на его земли, выжгли Невережскую губу, спалили архитектурное чудо, двадцатипятиугольную церковь св. Николы. Но развивать успехи новгородцам не позволили. На их территорию тремя колоннами вступила армия Ивана Васильевича.

Авангард Данилы Холмского и Федора Хромого, 5 тыс. всадников, занял Старую Руссу, город сопротивления не оказал. Отсюда воеводы повернули к реке Шелони, на выручку к псковичам. Но дозорные донесли: в тылу у них, на озере Ильмень появилось много судов. Новгород с опозданием выслал рати прикрыть приграничные крепости. Флотилия причалила возле села Корыстынь, начала высадку. Холмский и Хромой быстро развернулись обратно, 9 июля обрушились на неприятеля дружной атакой. Смяли их, порубили. Кто сумел, убежал, остальных вынудили сдаваться.

Московские воины были очень злы на новгородцев. Шутка ли, подняли оружие на братьев, на Святую Русь, поставили ни во что веру! Пленным приказывали резать друг у друга губы, уши, носы, и в таком виде отпускали. А к трофеям отнеслись с демонстративным презрением. Отбирали доспехи и бросали в воду или в огонь – дескать, мы заботами великого князя вооружены лучше, в ваших железках не нуждаемся. Но победители не успели отдохнуть, как воеводы получили новое донесение. Вторая новгородская флотилия пересекла озеро Ильмень восточнее, поднялась по речкам Ловати и Полисти и высадила рать возле Старой Руссы. Холмский скомандовал «по коням», его бойцы мгновенно очутились в седлах, вихрем помчались туда и с ходу разнесли эту рать так же, как первую.