Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- с 10 июля 1934 г. по 25 декабря 1936 г. - спецотдел при ГУГБ НКВД СССР;
- с 25 декабря 1936 г. по 9 июня 1938 г. - 9-й отдел при ГУГБ НКВД СССР (49).
Однако, несмотря на все реорганизации, в отличие от других подразделений спецотдел был при ВЧК-ОГПУ, то есть пользовался автономией. Это выражалось в том, что он сообщал информацию и адресовал ее непосредственно в Политбюро, ЧК, правительство самостоятельно, а не через руководство ведомства, при котором отдел находился.
Размещался отдел не только на Малой Лубянке, но и в здании на Кузнецком мосту, дом 21, в помещении Народного комиссариата иностранных дел, где занимал два верхних этажа. Официальными его задачами являлись масштабная радио- и радиотехническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка шифров, радиоперехват, пеленгация и выявление вражеских шпионских передатчиков на территории СССР. Пеленгаторная сеть камуфлировалась на крышах многих государственных учреждений, и таким образом осуществлялось слежение за радиоэфиром Москвы. В сфере внимания спецотдела находились не только автономные неофициальные передатчики, но и передающие устройства посольств и иностранных миссий. В них устанавливалась подслушивающая аппаратура и отслеживались телефонные разговоры. Отделу непосредственно подчинялись и все шифроотделы посольств и представительств СССР за рубежом.
В начале 1920-х годов отдел включал шесть, а позднее - семь отделений. Однако собственно криптографические задачи решали только три из них: 2-е, 3-е и 4-е.
Так, сотрудники 2-го отделения спецотдела занимались теоретической разработкой вопросов криптографии, выработкой шифров и кодов для ВЧК-ОГПУ и всех других учреждений страны. Его начальником был Тихомиров.
Перед 3-м отделением стояла задача "ведения шифрработы и руководства этой работой в ВЧК". Состояло оно вначале всего из трех человек, руководил отделением старый большевик, бывший латышский стрелок Федор Эйхманс, одновременно являвшийся заместителем начальника спецотдела. Эйхманс организовывал шифрсвязь с заграничными представительствами СССР, направлял, координировал их работу.
Сотрудники 4-го отделения, а их было восемь человек, занимались "открытием иностранных и антисоветских шифров и кодов и дешифровкой документов". Начальником этого отделения был некто Гусев, который одновременно выполнял обязанности помощника начальника спецотдела.
Перед остальными отделениями спецотдела стояли такие задачи:
1-е отделение - "наблюдение за всеми государственными учреждениями, партийными и общественными организациями по сохранению государственной тайны";
5-е отделение - "перехват шифровок иностранных государств; радиоконтроль и выявление нелегальных и шпионских радиоустановок;
подготовка радиоразведчиков";
6-е отделение - "изготовление конспиративных документов";
7-е отделение - "химическое исследование документов и веществ, разработка рецептов; экспертиза почерков, фотографирование документов".
Специфика работы учреждения коренным образом отличалась от всего того, что делалось в ОГПУ, а потому требовала привлечения в аппарат людей, обладающих уникальными навыками. Это прежде всего относилось к криптографам, чье ремесло - разгадывание шифров и ребусов.
Свидетельствует писатель Лев Разгон, зять Бокия, а в 1930-е годы - сотрудник спецотдела:
"Бокий подбирал людей самых разных и самых странных. Как он подбирал криптографов? Это ведь способность, данная от Бога. Он специально искал таких людей. Была у него странная пожилая дама, которая время от времени появлялась в отделе. Я также помню старого сотрудника охранки, статского советника (в чине полковника), который еще в Петербурге, сидя на Шпалерной, расшифровал тайную переписку Ленина. В отделе работал и изобретатель-химик Евгений Гопиус. В го время самым трудным в шифровальном деле считалось уничтожение шифровальных книг. Это были толстые фолианты, и нужно было сделать так, чтобы в случае провала или других непредвиденных обстоятельств подобные документы не достались врагу. Например, морские шифровальные книги имели свинцовый переплет, и в момент опасности военный радист должен был бросить их за борт. Но что было делать тем, кто находился вдали от океана и не мог оперативно уничтожить опасный документ? Гопиус же придумал специальную бумагу, и стоило только поднести к ней в ответственный момент горящую папиросу, как толстая шифровальная книга превращалась через секунду в горку пепла.
Да, Бокий был очень самостоятельный и информированный человек, хотя он и не занимался тем, чем занималась иноразведка. К работе других отделов ОГПУ он относился с пренебрежением и называл их сотрудников "липачами".
Личный состав отделений спецотдела проходил по гласному и негласному штату. К негласному штату относились криптографы и переводчики, для которых были установлены должности "эксперт" и "переводчик". Работники же отделений, непосредственно не связанные с криптографической работой (секретари, курьеры, машинистки), представляли гласный состав. К 1933 году в спецотделе по штату числилось 100 человек, по секретному штату - еще 89.
Были в структуре спецотдела и подразделения, информация о которых считалась особо секретной. В частности, была создана группа из ученых самых разных специальностей. Все они формально находились в подчинении заведующего лабораторией спецотдела Евгения Гопиуса, который формально возглавлял 7-е отделение и числился заместителем Бокия по научной работе.
Круг вопросов, изучавшихся подразделениями, работавшими на лабораторию Гопиуса, был необычайно широк: от изобретений всевозможных приспособлений, связанных с радиошпионажем, до исследования солнечной активности, земного магнетизма и проведения различных научных экспедиций. Здесь изучалось все, имеющее хотя бы оттенок аномального или таинственного. Все - от оккультных наук до "летающих тарелок".
***
В декабре 1924 года, когда Александр Барченко приезжал в Москву для доклада о своих работах на коллегии ОГПУ, он произвел на начальника спецотдела сильное впечатление.
Будучи человеком умным и достаточно информированным, Глеб Бокий был прекрасно осведомлен о положении дел в стране и понимал, что репрессии ВЧК-ОГПУ, начатые против "социально чуждых элементов", раньше или позже затронут самих чекистов. С какого-то момента Бокия стали одолевать сомнения, и, когда зимой 1924 года после доклада на коллегии Барченко и Бокий разговорились, ученый сказал фразу, изменившую жизнь обоих собеседников:
"…контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика безумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет".
Еще больше ученый удивил начальника спецотдела, сообщив, что ему известно о дружбе Глеба Ивановича с доктором Мокиевским.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что несколько дней спустя на конспиративной квартире, указанной Бокием, в обстановке строгой секретности собрались люди, близкие лично ему, - Москвин, Кострикин, Стомоняков, - для того чтобы создать московский центр "Единого трудового братства".
Собрание началась с монолога Александра Барченко. Он был взволнован, и это волнение быстро передалось присутствовавшим. Впоследствии, давая показания следователю НКВД, Барченко будет описывать свою тогдашнюю позицию следующим образом:
"По мере поступательного движения революции возникали картины крушения всех общечеловеческих ценностей, картины ожесточенного физического истребления людей. Передо мной возникали вопросы - как, почему, в силу чего обездоленные труженики превратились в "зверино-ревущую" толпу, массами уничтожающую работников мысли, проводников "общечеловеческих идеалов", как изменить острую вражду между простонародьем и "работниками мысли"? Как разрешить все эти противоречия? Признание диктатуры пролетариата как пути разрешения социальных противоречий не отвечало моему мировоззрению. Даже в академической среде нэп, оценка нэпа муссировалась как провал, отступление, бегство большевиков от своих позиций. Для меня еще больше усугублялся вопрос: стало быть, все кровавые жертвы революции оказались впустую, впереди еще большие кровавые жертвы новых революций и еще большее одичание человечества. К этому времени у меня оформилось представление, что "кровавый кошмар современности" есть результат молодости исторического опыта русской революции, который вместе с возникновением и развитием марксизма насчитывает каких-нибудь семнадцать лет, а где же пути и средства бескровного решения возникающих вопросов? …
- Между жизнью и честью. Книга II и III - Нина Федоровна Войтенок - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / История
- История Русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов, 1700–1881 - Антон Антонович Керсновский - Военная документалистика / История
- Финал в Преисподней - Станислав Фреронов - Военная документалистика / Военная история / Прочее / Политика / Публицистика / Периодические издания
- Танковый удар - Радзиевский Алексей Иванович - Военная документалистика
- Казаки на «захолустном фронте». Казачьи войска России в условиях Закавказского театра Первой мировой войны, 1914–1918 гг. - Роман Николаевич Евдокимов - Военная документалистика / История
- Кто продал Украину. Политэкономия незалежности - Василий Васильевич Галин - Военная документалистика
- Воздушный фронт Первой мировой. Борьба за господство в воздухе на русско-германском фронте (1914—1918) - Алексей Юрьевич Лашков - Военная документалистика / Военная история
- Мой дед расстрелял бы меня. История внучки Амона Гёта, коменданта концлагеря Плашов - Дженнифер Тиге - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / История
- Варшавское восстание и бои за Польшу, 1944–1945 гг. - Николай Леонидович Плиско - Военная документалистика / История
- Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель - Военная документалистика / История