Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями) - Александр Казанцев

Туда же, но не на паперть, а на церковную площадь, доставляли и других калек, собранных по монастырям и… по кабакам. И все они, каждый увечный по-своему, кто на носилках, кто ползком, кто опираясь на костыли (врученные им Кашонием вместе с увесистым кошельком) неумело пробирались к указанным им местам.

Разыграть столь грандиозный спектакль можно было лишь перед бездумно верующими простаками или перед душевнобольным «исцелителем», но представление удалось на славу!

Поскольку «всевышний», обретавшийся на Землии во плоти Великопастыря всех времен и народов, вместе с исцеляющими словами произнес и слова прощения, никто не посмел ни усомниться в чуде, ни задержать «исцеленных», в том числе и родственников хитрого Кашония.

Площадь перед собором св. Камения опустела, а слава чудотворца распространилась по всей стране и должна была докатиться и до еретиков, ведущих греховную войну против папия.

Пожалуй, самым удивительным было то, что к вечеру на площадь против собора вернулось несколько человек, чтобы отыскать свои старые костыли, ибо были действительно паралитиками и неистребимая вера их в возможное чудо, страстная надежда и пример на их глазах «исцеляющихся» помогли им исцелиться.

Однако не всем, самовольно явившимся на площадь, посчастливилось. Чудо не могло быть хоть чем-нибудь омрачено. И несчастных, «несомненно из-за недостатка веры неисцелившихся», слуги СС увещевания уволокли по указанию Кашония в свои подземелья, чтобы помочь калекам достигнуть небесных далей блаженства.

«За усердие» И Скалий присвоил Кашонию сан высшинского прокуратия увещевания, второго лица в Святикане.

Отзвук «Великого Чуда» докатился и до войск непримиримых лютеров, но не произвел там должного впечатления, не заставил их сложить оружие.

Религиозная война продолжалась.

Глава третья

СИСТЕМА СОПЕРНИКА

Солнце всходит и заходит…

Из песни

Графиня Магдия Бредлянская после кончины престарелого супруга, «светлого гетмания», стала самовластной владелицей сотен тысяч душ, бездумно распоряжаясь жизнью и смертью своих рабов-земледельцев, закрепощенных на землях ее предков деспотом Великопольдии века назад. К рабам своим Магдия относилась с безразличной добротой, не вникая в то, что подневольный труд их был источником несметных богатств ее рода.

Интересуясь литературой, музыкой, искусством, даже наукой (детей у нее не было), к дамам своего круга она относилась высокомерно, и ее недолюбливали, хотя признавали ее могущество и, не без оснований, красоту.

Безупречные черты лица, властные, подвижные брови, горделивая осанка и тонкий стан, пленительная шея и покатые плечи, пышные волосы, наконец, жгучие глаза — все это не потускнело, несмотря на неумолимый, казалось бы, возраст.

Нарядные сплетницы, не без зависти, сходились в общем мнении, что такая роскошная панесса не засидится во вдовах. Но спесь и надменность подобно крепостным стенам старинных бредлянских замков отгородили ее от притязателей. Ни один принц крови, вельможа или поэт не могли сравниться с идеалом мужчины, достойным ее. Допуская поклонение себе, она оставалась недоступной богиней, и только духовник ее, ксент Безликий, удостаивался задушевной беседы с нею. Фанатически религиозная, она не скупилась на нужды папийской церкви.

Лишь своенравием магнатки можно было объяснить ее внезапный интерес к неизвестному монаху Крылию, присланному папием в местный университет занять кафедру, где полагалось учить рыцарской чести и независимости взглядов.

Приглашенный графиней новый профессор в непривычной ему шелковой шуршащей сутане, коренастый, даже тяжеловатый, уже седеющий, не обладая изысканными манерами придворного, с нескрываемым интересом разглядывал расточительное убранство приемного зала в столичном замке Бредлянской.

Настенная роспись, трепещущий хрусталь люстр, где свечи хитроумно вспыхивали от спускавшегося к ним золотого обруча со скрытым в нем фитилем, причудливые бронзовые узоры и строгий мрамор статуй казались искусной смесью прекрасного с невероятным.

На стене темного дуба красовались скрещенные алебарды с отточенными, как бритва, остриями, сокрущающе тяжелые рыцарские мечи для двух рук, щиты с гербом светлого гетмания, его личный палаш в сверкающих драгоценными камнями ножнах, такой же кинжал с резной рукояткой из слоновой кости. Крылов словно оказался в старинном военном музее. Не было только огнестрельного оружия, еще не изобретенного взамен висящих здесь луков, колчанов со стрелами и последнего взлета военной изобретательской мысли арбалета с прикладом, украшенным витиеватым графским вензелем.

Все здесь говорило о силе и роскоши.

Такое же впечатление произвела и вышедшая к гостю хозяйка замка в роскошном платье, в бриллиантах, с радушной улыбкой на губах и властно играющими бровями.

— Как я рада вам, святой отец, — приветливо сказала она, сверкнув глазами при слове «святой». — Рада вам, как новому человеку в нашем захолустье рыцарского мира, — и усадила гостя.

С осторожностью опустился Крылов, более привычный к жестким креслам перед пультом управления, на атлас хрупкого сиденья.

— Любопытство женщины подобно весеннему половодью. Не так ли? Погибаю в духовной затхлости дворцов и замков, умоляю о струе свежего воздуха. Расскажите, чему новому учите своих студентов, удивите, поразите меня.

— Простите, сударыня, конечно, я начал учить своих студентов кое-чему, что не лишено будет новизны и для вас.

— Тогда ошеломляйте меня вместе с молодыми людьми, уже владеющими мечом и готовыми защищать и свою честь, и королевство.

— Я не владею ни копьем, ни луком, ни мечом, сударыня, — вежливо ответил Крылов. — Более того, я хотел бы убедить всех ваших молодых людей отказаться от применения оружия и поисков его более совершенных смертоносных видов.

— Вот как? — удивилась аристократка. — Чем же ясномыслящий паний обогатит своих учеников?

— Знаниями. Высшими знаниями о природе вещей.

— Нет ничего рискованнее, паний профессор, чем пробудить в женщине жажду чего-нибудь. Вам это удалось. И я жду, — капризно заявила Магдия.

— Начнем с самого простого: с утреннего рассвета и вечерней зари.

— Паний профессор знает, что с дамами надо говорить о прекрасном, хотя и всем известном,

— Но я боюсь, прекрасная графиня, что вы, как и все у вас, полагаете, будто солнце всходит на востоке…

— Профессор любит шутить? Конечно, на востоке, где мы с вами, хвала всевышнему, и находимся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});