Футбол, Днепропетровск, и не только… - Владислав Рыбаков

Параллельно железной дороге, по проселочным дорогам, также двигались на восток длинные колонны беженцев, уходящих вглубь страны, подальше, от приближающегося, фронта. Люди, услышав гул самолетов, с тревогой вглядывались в небо, пытаясь скорее разобраться, чьи самолеты пролетают над ними, чтобы в случае опасности броситься в сторону от дороги и попытаться найти какое - нибудь укрытие.

В начале нашего, как потом выяснилось, длинного пути, немецкие самолеты, пролетая над нашим эшелоном, и не трогали его. Очевидно, их интересовали, в первую очередь воинские эшелоны, которые двигались на запад. И хотя количество пролетов фашистов над нашим эшелоном с каждым днем увеличивалось, люди, даже при его остановках и сигналах воздушной тревоги, подаваемым гудками нашего паровоза, не покидали своих вагонов.

При приближении вражеских самолетов, в нашем эшелоне, сформированном из обычных вагонов - «теплушек», закрывались двери и люки-окна, а люди с тревогой прислушивались к сигналу воздушной тревоги: чередующимися длинными и короткими гудками паровоза. Но, в нарушение всяких инструкций, все же, никто не уходил от эшелона, хотя все мы были беззащитны перед могущим в любой момент на нас напасть, врагом!

В такие тревожные минуты, матери еще крепче прижимали к себе детей, собираясь, если вдруг случится что - нибудь непоправимое, ценой своей жизни уберечь жизнь самого дорогого для них - своих детей! По-другому, они не могли защитить их, считая свою жизнь главной защитой и, надеясь, что и в этот, очередной раз, враг не заберет их жизней!

Обычно, при первых же тревожных сигналах о возможном налете, тушилась основная кормилица в вагоне - печь «буржуйка», на которой готовилась, по-возможности, из собранных вскладчину продуктов, нехитрая еда, в первую очередь, для детей.

В вагонах нашего эшелона был установлен общий и единый для всех закон: «Один за всех и все за одного!», который с позиций сегодняшнего дня, для кого-то, звучит неправдиво и, как-то, чересчур, возможно вычурно. Но тогда это было так: тогда мы были едины, всех нас сплотила единая беда и единое горе! Все в вагоне, как могли и чем могли, помогали друг другу. Это диктовала суровая действительность, которая окружала нас.

Поезд, тем временем, медленно, с длительными остановками, продвигался к первоначальному пункту нашего следования - Минеральным Водам. Вот тогда-то и произошел с нами и нашим эшелоном трагический эпизод, о котором и пойдет далее речь.

Произошел он, где-то, по воспоминаниям свидетелей из того поезда, где–то на перегоне между городами Матвеев-Курган и Ростов.

Примерно в полдень того злополучного дня, над нашим поездом, на бреющем полете, пронеслось несколько немецких самолетов. Чем руководствовались фашистские ассы перед нападением на беззащитный гражданский поезд никто и не когда не узнает. Скорее всего, это было то, что последние вагоны были пассажирскими и, возможно, они подумали, что в них передвигаются какие-то важные советские персоны. А может, они возвращались назад, после невыполненного задания, и им не хотелось возвращаться с полным запасом боекомплектов.

Кроме того, незадолго до описываемого события, к этим пассажирским вагонам прицепили вагоны с эвакуируемыми людьми, еще далее вглубь территории страны, раненными. Эти вагоны сильно контрастировали с видом товарных вагонов – теплушек, в которых перевозили нас.

К сожалению, на вагонах перевозящих раненных, не было опознавательных знаков в виде красного креста, который, хотя бы формально, согласно Международной Женевской конвенции, мог бы их защитить. Но и уповать на это, в условиях войны с фашизмом, не приходилось. И все же фашистские летчики, пролетающие над поездом на бреющем полете, не могли не разглядеть белых халатов врачей и санитаров.

Но, они методично, и со знанием дела, приступили к уничтожению нашего состава. Сначала, был разрушен путь по ходу движения эшелона, и поездная бригада была вынуждена остановить его. По вагонам был передан приказ: немедленно всем покинуть вагоны и отбежать как можно дальше от железнодорожной насыпи.

Фашисты, тем временем, продолжали свое кровавое дело: они повредили путь и сзади эшелона, отрезав возможность маневрирования.

Ограничив движение остановившегося состава, они продолжили методическое уничтожение и его, и людей в нем. Поливая вагоны и отбегавших от него людей свинцовым дождем, они при очередном заходе, сбросили бомбы на последние вагоны.

Оцепеневшие от страха, бессильные и беззащитные люди, боялись выскочить из вагонов, не оставляя себе шансов на выживание.

Тогда к вагонам, от стонущего длинными тревожными гудками и такого же беззащитного, как и люди, паровоза, бросилась поездная бригада. И пусть простят их женщины и дети за, возможно услышанные впервые, вперемежку с приказом немедленно покинуть вагоны, «крепкие» мужские слова. У железнодорожников, в тот момент, не было других средств, могущих вывести людей от охватившего их оцепенения.

К нашему вагону подбежал и мой отец, который как раз и был в составе той поездной бригады. Тогда, уже не смотря на приближающийся рев идущих на очередной заход фашистских стервятников, люди начали выскакивать из вагонов и разбегаться по обе стороны от железнодорожной насыпи.

Они отбегали, подальше от насыпи, в открытое поле, в котором, кроме отдельных кустов, небольших деревьев и ложбинок, для них не было никакой другой защиты.

Отец держал меня - трехлетнего мальчишку на руках и вместе с моими старшими сестрами, которым в ту пору было 11 и 13 лет, бросился в сторону от состава, в открытую степь. От железнодорожного пути врассыпную, бежали и все остальные.

Моя мать и еще одна женщина, которые в этот день были дежурными по вагону и задержались в нем. Женщины, в тот момент уже и не думали о смертельной опасности, которая их ждала внутри вагона во время налета фашистов. Их помыслы были направлены на спасение вагонной «кормилицы» - печки «буржуйки», на которой готовилась в тот день нехитрая дорожная пища. Главным для них было успеть затушить её, не допустив в вагоне пожара и гибели скарба всех остальных эвакуируемых!

Но когда они её потушили и хотели уже выпрыгнуть из вагона и убежать прочь от поезда, было уже поздно: самолеты вновь оказались над поездом и начали очередной пулеметный обстрел еще уцелевших вагонов, поэтому женщины бросились под вагон.

Далее я приведу, почти дословно, описание всего происходящего со слов моих родителей и, в первую очередь, отца.

Отбежав от железнодорожной насыпи вместе с остальными людьми, он залег за небольшим бугорком, прикрыв меня своим телом, рядом, закрыв голову руками, лежали мои сестры.

Отец увидел, как из низко летящего самолета замыкающего строй фашистских стервятников, была сброшена в направлении состава, очевидно, одна из последних бомб, имевшихся у фашистов в боекомплекте. И эта бомба падала на…наш вагон! Он успел лишь подумать: «Все, это конец!». Чтобы не видеть гибели жены, он отвернул голову в противоположную от поезда сторону и плотнее прижал меня с сестрами к себе, ожидая грохота от этого смертельного взрыва.

Но взрыва этой бомбы, никто так и не услышал! Она не взорвалась! Бомба вонзилась в железнодорожную насыпь, в 6-7 метрах от вагона, а из небольшой воронки, образовавшейся при её падении, торчали её стабилизаторы.

Фашисты, тем временем, отбомбившись и сделав последний круг над горящим и истерзанным составом, улетели, взяв курс на Запад.

Все бросились назад, к поезду. Из-под уцелевших вагонов выползали, не успевшие отбежать в поле во время налета и оставшиеся в живых люди, в числе которых была и моя мать. Но в тот момент, всем уцелевшим из эшелона, было не до радости: кое-где, из горящих, исковерканных вагонов и, из - под них, слышались стоны и крики с просьбой о помощи! Там, в этом горящем и дымящемся аду, в страшных муках оставались раненные и гибнущие люди, которые уже ничего не могли сделать для своего спасения. Нужно было, как можно скорей, помочь еще живым людям, нужно было потушить горящие вагоны!

Наконец-то умолкли тревожные и жуткие гудки паровоза! Люди с ожесточением и упорством бросились ликвидировать последствия налета, бросив на это все те небогатые подручные средства, которые были у них. Вместе с уцелевшими врачами и санитарами была оказана первая помощь раненым, расцеплены и растасканы, на сколько, это было возможно, при помощи уцелевшего паровоза, отдельные вагоны. Все, чем и как могли, бросились гасить еще горевшие вагоны.

К вечеру прибыл специальный ремонтно-восстановительный поезд, который на другой день ликвидировал окончательно последствия налета и восстановил путь. Только к вечеру, люди дали волю своим чувствам! Даже незнакомые между собой люди обнимались и рыдали, одни от счастья, что уцелели, другие от постигшего их горя потерь! Горе утраты и счастье продолжающейся жизни, вновь сплотились воедино! По прибытию ремонтно-восстановительного поезда, мы были вынуждены расположиться в поле, пока саперы «мудрили» близь неразорвавшейся бомбы, которая угрожала как жизни людей, так и движению других поездов. После того, как саперы откопали верхнюю часть бомбы и разобрали её, оказалось, что внутри она была наполнена вместо взрывчатки опилками, стружкой и другими отходами производства. На куске картона было написано по-русски: «Чем можем - тем поможем. Немецкие друзья». Кто пытался помочь нам, мы так и не узнали и не узнаем никогда. Но все очевидцы этого эпизода, а в первую очередь моя мать, которая волею судьбы оказалась ближе всего к неразорвавшейся бомбе, на всю жизнь запомнили его! В течение нескольких суток, был восстановлен железнодорожный путь, убраны обломки вагонов, увезены в ближние госпитали раненные, захоронены погибшие, а наш поезд был заново переформирован.