Дж. Р. Р. Толкин - Сергей Алексеев

Это чрезвычайно напоминает путь хоббитов через Логово Шелоб перед встречей с ней: «Здесь не было ничего, кроме неподвижного, напоенного смрадом тяжелого мрака, в котором глох любой звук… боковые ходы стали попадаться всё чаще — сперва по правую руку, потом по левую, где шёл Фродо… А смрад всё усиливался. Хоббитам казалось, что из всех пяти чувств у них осталось только обоняние, но оно же превратилось в источник нестерпимых мучений… Вдруг Фродо, всё ещё державшийся за левую стену, наткнулся на пустоту и едва не упал. На этот раз ответвление оказалось необычайно широким. Оттуда исходила такая вонь и так сильно было ощущение, что там, во мраке, притаился кто-то чудовищный и злобный, что у Фродо закружилась голова…»

Для распознания своих — прежде всего при телепатической связи — герои Ходжсона используют «Слово Власти». Природа его не совсем ясна, однако, по всей видимости, это нечто мистическое или религиозное (не имя ли Божье?): «Нежить, создание тьмы, не способна произнести Слово Власти — так было от вечности». Сэму и Фродо таким же «паролем» в Кирит Унгол послужило имя Элберет: «Орк этого слова ни за что не скажет!» Действительно, это одно из имен ангельского духа, Валы Варды, к которой обращаются с молениями эльфы. Источник и того и другого мотива, конечно, распространённое представление о неспособности демонов вынести имя Христово (иногда и имена святых). Однако концентрация вероятных «влияний» именно в этом месте и не менее явная близость решения мотива заставляет и тут подозревать воздействие.

У Ходжсона герои во время своих странствий питаются некими «таблетками», причём «хотя нам и в голову не приходило добывать себе пищу охотой, и потребности наших тел удовлетворялись таблетками, думаю, была и другая причина. Осмелюсь предположить, что таблетки поддерживали душу и плоть в таком состоянии, в котором силы Зла обладали меньшей властью над нами». Во «Властелине Колец» силы хоббитов поддерживаются эльфийским хлебом лембас, свойства которого заставили одного из корреспондентов Толкина вспомнить о хлебе Причастия (кстати, более чем вероятный источник мотива у священнического сына Ходжсона). Согласно позднему разъяснению Толкина, зерно, из которого изготовляли лембас, «хранило в себе силу жизни Амана, которой могло поделиться с теми, кто имел нужду и право употребить хлеб». Так, собственно, и происходит с хоббитами по дороге к Горе Рока, когда лембас оказывается в итоге их единственной пищей. Для порченых существ лембас бесполезен — Голлум не может его употреблять.

Итак, едва ли могут остаться сомнения, что Ходжсона Толкин читал. С чем же связано полное отсутствие упоминаний? Скорее всего, отношение Толкина в целом к творчеству Ходжсона (если были прочтены в молодости хотя бы все романы) являлось неоднозначным и скорее негативным. Те же самые «темные и безнадежные» миры, что и у всех создателей литературы мистических «ужасов» — не самый любимый Толкином жанр, скорее подавлявший его. Профанские языковые эксперименты Ходжсона не оправдывали — в сравнении с Моррисом, Дансени, Эддисоном или самим Толкином изыски Ходжсона были искусственны и наивны. Литературный уровень Ходжсона также был несравним с любимыми авторами Толкина. «Ночная Земля» могла привлечь Толкина необычностью жанра и своим жизнеутверждающим пафосом, но не более. И самому факту прочтения вовсе не обязательно было навечно оставаться в памяти Толкина. Спутал он в конечном счёте Бульвер-Литтона с Нэтчбулл-Хьюджессеном, а Блэквуда — с кем-то ещё. Приведённые случаи цитирования все могли быть несознательными, по отдалённой памяти. Толкин мог не признавать за Ходжсоном «влияния» просто потому, что не слишком хорошо запомнил его.

Унаследованный престол: Толкин и Дансени

Лорд Дансени занимает в истории литературы в каком-то смысле срединное — и ключевое — положение между основоположниками фэнтези как такового Макдональдом и Моррисом и предвестниками жанрового фэнтези от Толкина до Р. Говарда. В известном смысле символично, что определивший новое лицо фэнтези дебютный сборник Дансени «Боги Пеганы» вышел в год ухода из жизни Дж. Макдональда — 1905-м. Сам Дансени скончался в 1957-м. Дансени, несомненно, может считаться создателем фэнтези современного типа, и младшие его современники, ставшие ориентирами для будущих авторов, взрастали под влиянием творений ирландского барона. Недаром это влияние признавалось в различной степени авторами столь разными, даже противоположными, как Толкин и праотец современного хоррора Г. Ф. Лавкрафт. Если бы определение «король фэнтези» родилось до Толкина, то по праву следовало бы признать, что в первой половине века престол этот занимал Дансени. Он был поистине неоспоримым жанровым авторитетом для писателей по обе стороны Атлантики.

Приняв от Макдональда и Морриса эстафету жанра, Дансени начал отливать его во вполне самостоятельную литературную форму, отделяя и от адресованной детям литературной сказки, и от романтического псевдоисторического романа. И ключевым новшеством было создание полностью автономного от известной исторической и современной реальности «вторичного мира», с собственной мифологией и космологией, существующего в «своём праве». Мир, рисуемый в сборниках «Боги Пеганы» и «Время и боги», как-то связан с нашей реальностью или её прошлым, но весьма зыбко и неясно — гораздо более зыбко, чем толкиновское Средиземье. Элементы такого миро-и мифотворчества уже были, и нетрудно перечислить некоторые, пусть единичные, вымышленные миры предшествующей эпохи. Но творение Дансени отличалось масштабом и реальностью в собственном праве. Это не сон или аллегория, как миры романов Макдональда и Кэрролла. Практически одновременно с Дансени подошли к рубежу «вторичного мира» некоторые сказочники — Барри и Л. Баум прежде всего. Но мир Пеганы — не Неверленд и не страна Оз.

Дансени, помимо прочего, первым отказался от мысли прямо использовать существующие мифологии, интерпретировать и «воссоздавать» их. Между тем именно этим путем шёл и Макдональд, оперировавший в романах «мифом» христианским, и Моррис, опиравшийся на изучаемую им германскую традицию — языческую и средневековую. Дансени создал мифологию собственную, самостоятельно функционирующую по тем же законам, что и иные. Это избавило его от необходимости отправляться в поисках оригинального мифа и мира в будущее (Ходжсон) или на иные планеты (Линдсей, Эддисон, ранний Льюис и др.). Здесь Дансени напрямую прокладывал дорогу Толкину, и не одному ему. Дансени же ещё до Толкина сформулировал причины потребности современника в фантастических «мирах» — подобно творцу Средиземья, творец Пеганы был идейным эскапистом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});