Северный шторм - Роман Глушков

Именно данный вопрос и обсуждался на военном совете конунга, когда в норманнском лагере появились мы. Датчане – те, которые отправились с нами в Цитадель по потайному тоннелю, и другие, что должны были появиться в столице на следующий день тем же путем, – как раз и собирались обеспечить безопасный подход баржи к городским стенам. Каким образом – для нас это так и осталось загадкой. Но, судя по количеству переправляемого в Ватикан динамита, начало грандиозного фейерверка ожидалось еще до того, как начиненная взрывчаткой баржа врежется в водные заграждения.

Нелепая гибель сына повергла конунга в смятение, но ненадолго. Вороний Коготь стоял во главе огромного войска, и от заветной цели их сейчас отделяли только проклятые ватиканские стены. Даже переживая горе, Грингсон продолжал мыслить как стратег, ответственный за успех этого завоевательного похода. Лотара было не воскресить, и суровый конунг быстро смирился с этой мыслью. А когда настала пора устроить сыну достойные похороны, у Торвальда почти сразу же родилась идея заменить баржу-таран траурной ладьей. Велика ли разница, сгорит тело молодого форинга в обычном огне или сгинет в пламени чудовищного взрыва? А для ледсагара, сопровождающего Лотара, мгновенная смерть и вовсе явится божественной милостью. Ледсагару даже не придется, как обычно, приковывать себя к мачте, чтобы не выброситься от дикой боли за борт, сгорая заживо вместе с покойником.

Помимо мыловаренного заводика, в Перудже имелся еще и винодельческий. Это позволило «башмачникам» расфасовать нитроглицерин по винным бутылкам, подкрасить его до надлежащего цвета и запаковать фабричным способом. Десять грузовиков, что двигались с черепашьей скоростью и удерживали между собой дистанцию в несколько километров, шли до Ватикана двое суток. Кроме липового кагора, в ящиках присутствовал и натуральный, который планировалось подсунуть инспекторам при неизбежной проверке. Впрочем, Горм надеялся, что сумеет убедить земляка Ларсена не заниматься святотатством и не дегустировать священные дары, предназначенные для эйнхерия. Также Ларсен не должен был заподозрить норманнов в использовании тела Лотара Торвальдсона в качестве троянского коня. Ни один из специалистов Ордена по скандинавским ритуалам не сумел бы привести пример имевшего место в истории подобного коварства норманнов.

Командир Первого отряда Охотников был известен своей мнительностью, но сегодня он оказался поставленным в очень непростое положение. Разуверившемуся в победе Пророку позарез требовался этот мир, и ради него Глас Господень готов был согласиться на любые условия. Густав находился меж двух огней. Он не верил норманнам, и, будь его воля, никогда не впустил бы их в столицу, даже в качестве парламентеров. Но Пророк считал иначе. И если бы Грингсон расторг перемирие по причине того, что Ларсен отказался дать пропуск для траурной ладьи, или же из-за оскорбления чересчур мнительным Охотником норманнских традиций, Пророк содрал бы с Густава семь шкур, несмотря на все его прошлые заслуги. У Кувалды просто не было выхода. Он понимал, что рискует в обоих случаях. Однако, знай Ларсен, чем все это обернется, он бы, разумеется, предпочел пострадать от гнева Гласа Господнего, чем пасть жертвой гнева Вороньего Когтя и погибнуть вместе с тысячами ни в чем не повинных ватиканцев…

Наверное, с высоты птичьего полета Ватикан после столь чудовищного взрыва стал напоминать изрядно надкушенное яблоко. Солнечные ворота, прилегающий к ним большой участок стены и несколько близлежащих кварталов обратились в руины, похоронив под собой огромное количество народу. Заминированные мост и квартал-ловушка лишь усугубили трагедию. Обязанные взрываться поочередно, в строго рассчитанном порядке, мины детонировали разом, практически удвоив по мощности взрыв нитроглицериновой начинки «Хрингхорни». Превратив север столицы в огромное кладбище, ударная волна пронеслась по городу оглушительным ураганом, срывая крыши, разнося вдребезги окна и оставляя после себя множество новых человеческих жертв. Грандиозный оранжерейный купол дворца Гласа Господнего, и без того пострадавший при бомбардировках, полностью обрушился. Многие ветхие многоэтажные инсулы-общежития в квартале Паломников также рухнули, хотя и находились далеко от эпицентра взрыва.

А вот Стальной Крест выстоял, несмотря на то что скептики уже не раз предрекали ему скорый конец. Колосс дрогнул, загудел, завибрировал, его поперечные перекладины зашатались, но он не упал с Ватиканского холма, где возвышался уже без малого три века. Все это, бесспорно, можно было расценивать как знамение свыше, вот только пережившему взрыв Кресту все равно оставалось стоять на площади Святого Петра не больше суток…

Растерянность и шок охватили Божественную Цитадель. На севере столицы воцарился хаос. Пожарные и медики не могли пробиться к мосту Апостола Хоакима из-за завалов. Чудом выжившие в катастрофе контуженные и раненые горожане брели по улицам, волочили на себе других раненых, падали, обессиленные, прямо на мостовые. Кого-то из них подбирали кареты «Скорой помощи», но многие так и оставались лежать, истекая кровью. На улицах бушевала паника – едва успевшие отвыкнуть от бомбардировок, жители Ватикана вновь окунулись в атмосферу смертельного страха.

Единственные, кто мог более-менее внятно объяснить, что произошло, были Защитники Веры на южной части оборонительной стены. Наблюдая с высоты за плывущей по Тибру ладьей, караульные прекрасно видели, где находился эпицентр взрыва, и не пострадали от ударной волны, как их товарищи в северном, западном и восточном секторах периметра. Однако весь ужас охватившей город трагедии стал очевиден только тогда, когда дозорные заметили возникшие на горизонте клубы пыли. И хоть сейчас дымом и пылью была затянута почти вся столица, те далекие пылевые облака напугали Защитников гораздо сильнее…

Бронированная армада Вороньего Когтя неслась к Божественной Цитадели, как волчья стая к сломавшему ногу оленю. Грозные оленьи рога уже не пугали голодных и свирепых волков, готовых впиться жертве в глотку, безжалостно добить ее и обглодать до последней кости. Огромная брешь зияла теперь в защитном периметре, и перекрыть его уже нельзя было ничем. Разлетевшиеся от взрыва обломки стены накрыли ближайшие к ней укрепления Защитников, уничтожив орудия и засыпав окопы. Искореженные куски Солнечных ворот торчали из земли тут и там, словно могильные памятники.

С момента взрыва траурной ладьи не прошло и часа, а «башмачники» уже снова были у стен Вечного Города. Но на сей раз норманны и не помышляли о пассивной осаде. Сконцентрировав всю мощь своего бронированного кулака на ослабленном участке вражеской обороны, они стремительным натиском окончательно прорвали ее и, оттеснив еще не пришедших в себя после взрыва Защитников к побережью, ринулись через пролом в столицу, как вода сквозь пробоину в трюм судна. Никакого огня из города по захватчикам не велось. Взрывная волна снесла со стены у пролома всех стрелков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});