Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе. - Борис Акунин

— Почему?

— Лучше быть умным среди унтеров, чем дураком среди офицеров.

Такой вот, в общем, Слива.

— Не иначе уснули они, — сурово сказал он, покосившись на Жилина.

Штабс-капитан понял, что отпираться бессмысленно.

На его несвежей физиономии расползлась сконфуженная улыбка.

— Может, и забылся на минутку, — признал он весело, словно речь шла о пустяке. — Многовато мы с вами, Романов, вчера горилки выпили. У Мавки-то, а?

И еще подмигнул, скотина.

Вчера вечером

Главное, пил-то он один. Сам и бутылку притащил. Романов к спиртному не притронулся, хозяйка тем более. Она была барышня строгая, держала дистанцию. С таким секретным агентом Алексей, пожалуй, сталкивался впервые.

Докладывая положение дел на вверенном ему участке, Жилин похвастал, что у него имеется особенно ценный сотрудник, вернее, сотрудница — двойной агент. Что он-де выследил австрийскую шпионку, припер ее к стенке и вынудил работать на нас, не порывая отношений с противником.

Романова этот контакт заинтересовал. Через двойного агента удобно заслать врагу ложную информацию. Среди прочих мер по прикрытию готовящегося наступления эта была, конечно, не первой и не второй степени важности, но пренебрегать подобным шансом не следовало.

Вчера вечером, покончив с общим устройством системы наблюдения, Алексей попросил штабс-капитана свести его с сотрудницей.

Та служила в Русиновке учительницей, жила одна в нарядном, чистом домике близ окраины местечка. От Жилина было известно, что это «щирая украинка», ведет в школе уроки исключительно на «мове», заручившись на то специальным разрешением от инспектора народных училищ. Собою, по выражению поручика, «прелестная бонбошка». Звать Мавка, что по-украински означает «русалка».

— Только уговор, — сказал Жилин, — вы к ней не подкатывайтесь. Я сам веду правильную осаду, давно уже. И имею успехи — она мне глазки строит.

Насчет глазок он наврал, это сразу стало ясно.

Учительница встретила нежданных гостей настороженно, а на развязного штабс-капитана смотрела, не скрывая неприязни.

Спутника Жилин представил стажером и своим младшим товарищем, болтал всякую чепуху, пил водку рюмку за рюмкой.

Хозяйка же говорила немного. Была она действительно очень хороша. Высокая, статная, полногрудая. Черные косы сложены на затылке в кольцо, густые брови прочерчены идеально ровными дугами, а кожа белая, чудесного молочного оттенка. Из-под длинных ресниц на офицеров поглядывали карие насмешливые глаза. Нет, на двойного шпиона, существо вороватое и затравленное, она была совсем не похожа.

Ей удивительно шел национальный наряд — юбка с узором, расшитая рубашка с широкими рукавами, серебряные мониста. Такую кралю хоть на сцену выпускай, в опере «Наталка-полтавка», думал Алеша.

Он старался не отставать от Жилина — если не в питье, то в нахальстве. Изображал глуповатого хлыща, который распускает перья перед смазливой девицей. Если штабс-капитана заносило и он начинал болтать лишнее, Алеша поминал грозного подполковника Козловского. Когда-то Жилин получил от князя хорошую взбучку за плохую работу и с тех пор боялся начальника управления как огня. Романов тоже делал вид, что страшнее Лавра Константиновича зверя нет. Мол, этот безжалостный сатрап может человека в пыль растереть. На поручика такие речи действовали правильно — он на время затыкался.

В середине вечера изрядно набравшийся болтун вышел на двор, и Романов подумал, что фанфарон-подпоручик непременно воспользовался бы этим, чтобы поприставать к хозяйке. Иначе не получится правды характера.

Он придвинул стул, словно ненароком положил руку учительнице на плечо.

— Прелестная Русалка, я хочу знать всех австрийцев, кто с вами работал, поименно.

Она спокойно отодвинулась, сбросив его ладонь.

— Я уже всех называла господину капитану. Но если вам тоже нужно, извольте…

И перечислила несколько имен (все они были Алексею известны). По-русски Мавка изъяснялась правильно, совершенно не вставляя малороссийских слов. Выговор был мягкий, певучий, производивший впечатление не провинциальности, а скорее легкого иностранного акцента.

С важным видом, посекундно кивая, он записал всё в блокнот. Снова придвинулся, потерся об нее коленом.

— Мне уж дальше ретироваться некуда. В стену уперлась, — сказала Мавка. — Отползайте обратно, господин подпоручик.

Он хихикнул — и с облегчением отодвинулся.

— Завидую Жилину, — игриво заметил Алексей. — Как это ему удалось подловить такую оборотистую паненку? На чем он вас поймал?

С этого момента началось любопытное.

— Жилин? Меня? — Чудесные брови поднялись еще круче. — С чего вы взяли? Да если б господин капитан поймал меня на шпионаже, он бы первым делом в постель меня затащил, а уж потом о вербовке подумал.

Черт, а ведь верно, подумал Романов.

— Значит, он вас не перевербовывал?

— Нет. Я сама явилась и сказала, что раньше работала на австрийцев, а ныне хочу им вредить.

Разговор принял интересное направление. Изображать болвана становилось все трудней.

— Не пойму я вас что-то. Красивая особа, могли бы составить блестящую партию. Зачем вам понадобилось связываться с австрийской разведкой? И почему потом решили предложить услуги нам? Не из-за денег же?

Серьезность вопроса Алеша компенсировал идиотским подмигиванием, плюс к тому еще икнул.

Ответила она так, будто перед ней сидел не наглый и глупый мальчишка, а равноценный собеседник. В этом тоже чувствовалось неподдельное внутреннее достоинство. Подпоручика всё больше начинала интриговать эта молодая женщина.

— Я украинка и люблю Украину, — сказала Мавка, глядя на офицера спокойными глазами. — А ваших не люблю. Истинные наследники киевской Руси — это мы, а не ваша угорско-татарская империя. С австрийцами я стала сотрудничать, потому что они обещали в случае победы создать украинское государство. Когда же я поняла, что они врут, выбрала из двух зол меньшее. По крайней мере, вы тоже славяне и тоже православные. Если самостийность невозможна, лучше уж быть под Романовыми, чем под Габсбургами.

Что-то здесь не так, внутренне насторожился Алексей. Двойные агенты так не разговаривают! А не устроить ли тебе, голубушка, маленькую проверку?

— Это очень существенно — то, что вы говорите, мадемуазель, — сказал он, приняв преувеличенно серьезный вид. — Я должен всё записать для отчета. В этот блокнот я записываю самое важное. Вы не думайте, что я просто стажер, и всё. Это я Жилину сказал, потому что он, извините, глуп, как пень. А на самом деле у меня особое задание. И с вами мы еще, ик, поработаем. Но тс-с-с!

Он приложил палец к губам — со двора шел штабс-капитан — и спрятал блокнот в карман кителя. Лихо запрокинул голову, делая вид, что осушает рюмку (на самом деле она была почти пуста), и жизнерадостно приветствовал возвращение товарища.

Сидели еще долго. Жилин совсем напился. Алексей, по-прежнему изображая хама, снял и повесил китель на спинку. Когда штабс-капитан сомлел и повесил голову, Романов сказал: «Пардон-с, отлучусь-ка и я». Вышел в одной рубашке, постоял во дворе минут пять, вернулся.

Потом, у себя на квартире, проверил. Блокнот открывали и перелистывали. Ничего важного там не было, но теперь можно было считать установленным фактом: Мавка действительно двойной агент, только истинными ее хозяевами являются австрийцы. Невысокого же она мнения о русских контрразведчиках, если работает так грубо. Но тем лучше.

Канал для передачи дезинформации оказался перспективней, чем думалось вначале. Нужно только аккуратно вести свою линию. Донесение шпионки о том, что в 74-ую дивизию прислан с каким-то заданием идиот-подпоручик, это, конечно, мелочь. Но пусть она станет лишней обманкой для австрийцев, которые изо всех сил сейчас пытаются угадать, на котором из двадцати пяти участков готовится удар. На каждый из управления прислан такой вот «стажер». И враги, естественно, постараются собрать максимум сведений об этих посланцах: чин, возраст, манера поведения. Резонно предположить, что болвану вроде подпоручика Романова сверхответственного дела не поручат.

Выходило, что минувший вечер проведен с пользой.

Находка для шпиона

— Понравилась вам моя русалочка? — всё пробовал обратить происшествие в шутку Жилин. — Я приметил, как вы глазами на ее бюст постреливали.

— Кто был этот человек? — спросил Романов унтера, даже не повернувшись.

Слива не затруднился с ответом:

— Поручик Аничкин, интендант из хозяйственного отдела.

И скривил губы. К интендантам он относился с презрением.

Алеша длинно выругался. Не столь давно он обнаружил, что матерная брань — отличное средство разрядить излишнее нервное напряжение, а нервозности в службе контрразведчика хватало.