Это вам, романтики ! - Юрий Рястас

Мы уже были приучены к подъему и физзарядке. Новой для нас оказалась команда "Койки рубить!" На эсминце были подвесные койки, которые каждое утро убирали. А на физзарядке в своих черных робах среди белой матросской массы мы действительно выглядели воронами.

Часто в составе дежурного отделения нас поднимали задолго до всех, чтоб начистить два огромных бака картофеля.

В артиллерийском деле мы звезд с неба не хватали и наполеоновского искусства не продемонстрировали. Самым бессмысленным было торчание наверху, под ветром, во время утреннего "проворачивания механизмов", когда, казалось, шинель примерзала к спине.

Как равноправные члены экипажа мы участвовали в уборке снега со стенки. Там я при своем немалом росте и в тесной шинели выглядел так, что, завидя меня при помощи спутника-шпиона, генералитет НАТО ощутил бы дрожь в коленках. Однажды, убирая снег, я увидел идущего комбрига и отсалютовал ему по-ефрейторски деревянной лопатой. Измерив меня оценивающим взглядом, комбриг выдал "перл", который опускаю из-за невозможности воспроизвести его на бумаге.

Зимой, когда корабли стояли у стенки закованные в лед, политработники принимали все меры к тому, чтобы личный состав не разложился, и находили занятия для экипажей кораблей. Вероятно, в кабинетной тиши отличному кораблю готовили место победителя в фестивале, который состоялся в матросском клубе.

Где-то изыскали и поселили в нашем кубрике представителя кавказской национальности с каким-то неимоверно громоздким инструментом типа барабана, в который он для тренировки стучал от подъема до отбоя с небольшими перерывами для приема пищи и отправления естественных нужд. Он всех так "достал" своими репетициями, что горячий старшина Иванов обещал разбить барабан об его голову.

Мы тоже внесли посильную лепту в проведение фестиваля, так как для корабля необходима была массовость. Отобрали ребят, организовали ансамбль песни эсминца "Смелый", выстроили в две шеренги на широкой сцене почти треть экипажа и исполнили песню В. Мурадели "Партия -- наш рулевой". Я выступал солистом. А соло я спел песню "Родные берега".

Пробыв на корабле месяц и приняв военную присягу, мы вернулись в училище. Начались снова занятия и побежали дни: подъем, физзарядка, учеба, обед, занятия, личное время, ужин, самоподготовка, вечерняя проверка, построение, переход в экипаж, отбой -- все по часам, все по минутам...

А теперь вернусь на первый курс. Только его начало казалось медленным, ближе к весне время стремительно понеслось вперед: приближался день начала плавательной практики, которую мы ждали с нетерпением. Некоторые лихие мореманы уже стали отбеливать в хлорке воротники, другие тайком примеряли доставшиеся в наследство бескозырки. Но прежде надо было сдать экзамены за второй семестр. Братву словно подменили: несмотря на запрещение, многие ночами занимались в баталерке.

И вот, наконец, сдан последний экзамен за первый курс и мы уходим на практику. Некоторые ребята не попали с нами на "Вегу". Так, А. Емельянов и А. Сенин ушли с рыбаками на СРТ 4590 в Северную Атлантику.

Перед уходом на практику Сергей Смоляков написал слова курсантского марша:

Грудь стянута тельняшкой,

И якорь на ремне.

Курсантская фуражка

Подходит нам вполне.

Припев:

Полезные для практики

Нас выучат сполна:

Соленый ветер Балтики,

Студеная волна.

Азы морской науки

В училище пройдем.

Мы Крузенштерна внуки,

И мы не подведем.

Припев.

Причал и древний Таллинн

Остались за кормой.

Пройдя морские дали,

Вернемся мы домой.

Припев.

Немало мореходов

Ушло из этих стен.

Пускай же через годы

Припомнятся им всем:

Припев:

Полезные для практики,

Учившие сполна-

Соленый ветер Балтики,

Студеная волна.

Сергей также нарисовал прощальную открытку, которую ребята дарили девушкам при расставании.

Но до ухода в море нужно было получить под лопатку мучительно болезненный укол "против конвенционных болезней" -- желтой лихорадки, черной оспы, холеры, чумы и проч. Укол, как правило, вызывал высокую температуру в пределах 39-40 градусов, и ребята выходили из строя на трое суток. Встречались индивидуумы, у которых температура отсутствовала, но и они валялись в знак солидарности.

Интересна сама процедура получения тупого удара под лопатку. Во времена, о которых идет речь, человечество еще ведать не ведало об одноразовых шприцах, укол всей роте делали одной иглой. Курсанты становились вдоль стены, подняв вверх руки. Медсестра, заправив шприц положенным количеством миллилитров дорогостоящей вакцины, заносила руку со шприцем за голову и начинала разбег, как копьеметатель перед рекордным броском. Набрав нужную скорость и преодолев четырехметровое расстояние, она с остервенением вонзала тупую иглу в слабоупитанную курсантскую спину. Получив удар, парень дергался вперед, а потом начинал сползать по стене вниз, стремясь в горизонтальное положение. Когда укол делали самому плоскому из нас, ребята предупреждали сестру, чтоб вакцина, вводимая в человеческий организм таким варварским способом, не вылилась в воздушное пространство...

ПОД ПАРУСАМИ

Двадцатый век вынес смертный приговор парусному судоходству. Первый чувствительный удар был нанесен в 1869 году открытием Суэцкого канала, который оказался малопригодным для самостоятельного прохождения парусников. Ввод в 1914 году Панамского канала окончательно расшатал позиции шхун и барков. Но парус не исчез совсем с моря, парусники бы- ли сохранены в качестве учебных кораблей для подготовки подрастающего поколения моряков.

С достоинством несли и несут до сих пор вахту на морях и в океанах прославленные барки "Крузенштерн" и "Седов". Почти каждое мореходное училище имело свое учебное судно, которые носили названия звезд. Так, баркентина ЛВИМУ именовалась по названию самой яркой звезды на небе -- "Сириус", а в Таллиннском мореходном училище была трехмачтовая баркентина "Вега". На передней мачте она имела прямые паруса, а на остальных двух -- косые.

25 мая 1959 года группа курсантов Таллиннского мореходного училища в составе 45 человек, среди которых находился автор этих строк, прибыла на "Вегу" для прохождения практики. С трепетом в сердце я ступил на палубу судна мечты своего детства. Кое-что о порядках на парусных судах мне было известно из книг, но думалось: а как наяву?

Обычно капитан на учебном судне недосягаем для практикантов, их главным начальником является старший помощник капитана со своим верным подручным -судовым боцманом, которого издревле на флоте называли "драконом". 0 злых и суровых боцманах написано немало нелестного и несправедливого. Безусловно, мордобой, которым славились боцмана, издевательство и унижение человеческого достоинства недопустимы, что же касается порядка, то он должен быть и в большом, и в малом. Нельзя, к примеру, забывать, что судовой гальюн является визитной карточкой, по состоянию которого судят об общем порядке на всем судне.

Несмотря на то, что в стенах мореходки мы изучали такелаж парусного судна, нас поразило обилие тросов, блоков, скоб.

"Вега" построена в Финляндии в 1952 году. Ее главные размерения:

Длина с бушпритом -- 44 м.

Длина корпуса -- 39 м.

Ширина -- 9 м.

Высота надводного борта -- 4 м.

Осадка -- 2,9 м.

Мы начали размещаться в четырех- и шестиместных кубриках. Вместе со мной оказались Леонид Соболев и Пеэтер Пыдер. Для нас полной неожиданностью было несметное количество мух, летающих по судну роем, как пчелы, и чувствовавших себя совершенно безнаказанными. Проявив инициативу и энтузиазм, Серега Смоляков достал лист бумаги, на котором нарисовал муху, раздавленную курсантским пальцем. Надпись гласила: "А ты убил муху?" С небывалым творческим подъемом мы при- ступили к массовому уничтожению мух.

С первого дня пребывания на "Веге" почувствовали строгую дисциплину, твердый порядок и пунктуальное исполнение Устава. Во всем ощущалась твердая рука старпома. А теперь опишу тех, кому было положено за время практики существенно поубавить число ракушек с наших пятых точек опоры.

Капитан "Веги" Борис Николаевич Иконников. Небольшого роста, среднего сложения, спокойный и замкнутый в себе человек. Правда, спокойный только в трезвом состоянии, а "под градусом" он бывал злой и агрессивный, ругался по-английски, и курсантская братия не горела особым желанием попадаться ему на глаза. Безусловно, о прошлом капитана мы, беззаботные оболтусы, ничего не знали. Между тем, Борис Николаевич был человеком тяжелейшей судьбы, пострадавшим от врагов и от своих.

22 июня 1941 года экипаж судна, на котором Борис Николаевич был старпомом, интернировали и заточили в замок Вюльцберг, где размещался единственный в Германии лагерь для членов команд пяти захваченных немцами советских судов: "Волголес" (капитан Новодворской), "Хасан" (капитан Богданов), "Магнитогорск" (капитан Дальк), "Каганович" (капитан Ермолаев), "Эльтон" (капитан Филимонов). Лагерь назывался ИЛАГ -- 13. В нем действовал партийный центр, куда входили капитан Савва Георгиевич Дальк, старпом Борис Николаевич Иконников и механик Алексей Петрович Устинов.