Закат Железного города (СИ) - Тихий Даниил

Но главным интересующим конкретно нас ресурсом, была информация.

Слепки памяти, слитые в общие банки данных, показали нам, что на поверхности всё вовсе не так безнадёжно. Крупные орды тварей всё меньше концентрировались на территории завокзального района и первых ярусах низинного города. Складывалось ощущение, что они уходят прочь из города или вглубь подземелий, вслед за многочисленными беженцами.

В Приморьеве было полно выживших, но с каждым днём их число сокращалось. Миллионы погибли в четырёхдневной войне, миллионы обратились в изменённых и пировали останками, выгребая их из-под завалов и искорёженной техники. Но сотни тысяч жили, в разных уголках города, большими и малыми группами они прятались и противостояли нечести. Едва ли найдётся хоть один старатель, который не встречал подобных выживших.

Даже мы с Волком, дважды столкнулись с подобными группами. Одна из них уже слилась с транспортным узлом и заполонила людьми все подконтрольные Кардиналу тоннели. Эта многотысячная толпа стимулировала целый ряд решений, принятых в самые сжатые сроки. Расширение территорий и создание медицинского сектора — в том числе.

Насчёт второй я слышал только-то, что к ним протоптали тропу жизни и снабжали предметами первой необходимости, готовясь совершить рывок по захвату новых территорий первого яруса.

Ещё две изолированные группы были обнаружены военными и старателями почти одновременно. Обладающие скудным запасом воды и пищи, замурованные под землёй и ещё живые благодаря чудом уцелевшим аварийным шахтам вентиляционных систем, они занимали всё внимание Кардинала и его офицеров, в то время как в общине во всю назревал конфликт.

Оппозиция, внезапно оказавшаяся в меньшинстве, саботировала рабочие отряды и агитировала вступать в их партию, противясь единоличной власти военных. Со стороны они казались докучливой занозой в заднице Кардинала, горлопанами, постоянно смущающими народ… но я всё ещё помнил бойцов, охраняющих представительницу оппозиции и на олухов они не походили.

Мне до всей этой политоты и прочего дерьма не было никакого дела. Но что-то во всём происходящем тревожило и делало сердце беспокойным. Какая-то деталь или ускользающая мысль бродила по самому краю сознания не позволяя абстрагироваться от творящейся в общине суеты.

Так и покинул безопасные тоннели не понимая, что именно упускаю.

* * *

Дальний переход — тяжёлый переход.

Мы вышли из безопасных тоннелей налегке. Запас еды и воды на пару дней, кое-что по медицине и экипировка, вот и весь скарб. Волк где-то надыбал прорезиненный рабочий комбинезон, схожий с тем, что был у меня, и заменил им порядком потрёпанную армейскую форму.

В резине даже ходить жарко, не то, что бегать, но это хоть какая-то защита от пропитанной химией пыли, воды и грязи, что встречалась нам повсеместно. Так что выбор снайпера я понимал и одобрял.

В вентиляционные шахты мы больше не лезли. Какое-то время назад эти артерии низинного города служили нам относительной верой и правдой, но последние сообщения старателей изобиловали встречами с изменёнными внутри узкого пространства искорёженных труб и буквально вопили о том, что там стало небезопасно.

Зараза пробиралась всюду, а игнорировать быстро меняющуюся ситуацию, не пытаясь подстроиться под неё, по нашему общему мнению было бы слишком глупо.

Под подошвами берцев снова тянулся очередной перрон. Побитый трещинами и покрытый мусором, он вёл нас к единственному с этого направления выходу на поверхность. Помня о беде, что настигла наступившего в странную плесень Голливуда, мы переступали покрытые маслянистой плёнкой лужи и залежи мусора, волосатые от укоренившейся на них гадости. Чего-то среднего между грибами и плесенью, серые волоски которой, дрожали при нашем приближении.

Обводя взглядом грязные стены и потрескавшийся потолок, я явственно чувствовал — с этим миром что-то не так. Руины, разрушения, кровь и останки — это ладно. Обычная картина войны. Но вся эта мерзость, которая сочится и нарастает буквально всюду… как это объяснить? Как смирится с существованием призрачного поезда способного своим присутствием смять человека в лепёшку и раскалить рельсы?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я не знал и гнал эти мысли прочь. У меня не было на них ответов.

Единственной старой, знакомой жизнью, не выбитой из привычного русла, и кажется даже наоборот, нарастившей свой потенциал — были грызуны. Эти мелкие создания, изведённые почти под корень в низинном городе, которых за годы своей работы я не видел тут ни разу, вдруг начали встречаться повсеместно.

Наглые, деловито попискивающие, они совершенно нас не боялись. Лазили по мусору тут и там, что-то таскали в темноте и нехотя убирались с нашего пути возмущённо пища.

Наблюдая за ними, я не мог отделаться от ощущения, что мы в чём-то похожи.

Монстры тоже были здесь. Тоннельные ужасы никуда не делись. Там, где воздух прорезало уханье или гавкающие звуки, всякая жизнь замирала. В отличии от людей, изменённых — крысы боялись.

Да и мы тоже.

Помня о том, как быстро некоторые особи приспособились к темноте, мы больше не чувствовали себя защищёнными вне укрытий. Прятались вместе с грызунами, с тем лишь исключением, что не всякая щель для нас подходила. А возросшая опасность диктовала новые правила поведения.

Теперь мы двигались исключительно согнувшись, быстрым шагом или перебежками от одного укрытия к другому. На УШК едва ли не молились. Штурмовой дрон был единственным, что позволяло нам заглядывать за углы и препятствия без риска прямого контакта.

Не раз и не два на нашем пути оказывались ужасные выродки и тогда в зависимости от обстановки мы останавливались… или же искали обходной путь. Широкая сеть боковых улочек позволяла нам иногда пренебрегать основным маршрутом, но там, в темноте узких, не освещённых даже аварийным светом тоннелей, ужасов было не меньше.

Кости и черепа, обрывки одежды и странные, мёртвые, но почему-то нетронутые тела попадались нам в глубине этих улиц. Спящие изменённые всхрапывали и иногда бормотали во сне, стоя во внутренних помещениях, мимо которые мы проходили.

Заброшенные станции встречали нас пылью и мусором. Следами мародёрства и трагедий. Застрявшие на парамагнитных рельсах составы, осуждающие глазели разбитыми окнами грязных вагонов.

Я знал, что внутри, нас не ждёт ничего хорошего и невольно ускорял в такие моменты свой шаг.

Но иногда, рука об руку со страхом — шла удача.

Незнамо как оказавшийся на одной из станций пулемётный расчёт порадовал целой лентой плазменного боеприпаса. Крупнокалиберный пулемёт был приведён в негодность несколькими попаданиями стрелковых энергетических пуль, что наделали в нём аккуратных дырок, но это не помешало нам скрутить с него уцелевший, пусть и грязный ствол, а так же ряд других деталей.

Комплектующие подобных штук, были сейчас на вес золота.

На станции когда-то разгорелся бой. По оставшимся следам Волк предположил, что неизвестное, Российское подразделение, билось здесь с азиатами. Но всё оружие, как и прочие трофеи кто-то уже собрал, а трупы прибрали себе изменённые. Да так прибрали, что даже целых костяков не осталось.

Обрывки перекрученной одежды, гильзы, остатки экипировки и разбросанная тут и там, раскисшая обувь, стали теми страницами, на которых Борз прочитал историю этого места.

Трагичную и ужасную, как и все прочие истории тех дней.

За заброшенной станцией нас ждал новый тоннель и арка выхода на поверхность. Наполовину заваленная бетонными обломками, но всё ещё проходимая. Она встретила нас гулом сердитого ветра и пасмурным, рассеянным светом.

Экономя батарею, я отключил прибор ночного виденья и задвинул его окуляры на лоб.

Щуря глаза от уже непривычного, дневного света, мы на несколько минут остановились на границе подземелий. Пришлось подождать пока зрение адаптируются к смене освещения.

Утерев выступившие слёзы, я потянулся за маской химической защиты, что болталась всю дорогу на моей шее. Подключённый к общему интерфейсу детектор химического анализа Борза, выдал значительное превышение вредных примесей в окружающем нас воздухе.