Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов

По сравнению с тысячелетиями неспешного существования, когда поколение за поколением жили в практически не меняющемся мире, подобное ускорение, подобный слом привычных традиций, принципов жизни и ведения войны был самым настоящим шоком для цивилизации. Люди со своими тысячелетними установками уже не поспевали за развитием технологий.

Промышленная революция, лекарства, санитария и гигиена резко сократили смертность, увеличили численность населения, изменили его демографический баланс – города, как мощные пылесосы, стали всасывать в себя сельское население, ломая его тысячелетиями устоявшиеся привычки и обычаи. Ломая пасторальную мораль.

Мы сейчас живем внутри этого процесса, который начался примерно четыреста лет назад и закончится в течение ближайших ста. Мы живем в крутящемся, бурлящем мире. В котором недорастворенные бурые пятна дикости (Традиции, Деревни) смешиваются с голубым раствором новой морали постиндустриальных мегаполисов, образуя адскую, периодически взрывающуюся смесь.

…Капитализм стартовал в Англии на рубеже XV–XVI веков. Если в аграрных цивилизациях доля городского населения составляла примерно 10–15 %, то уже к середине XVIII века в Англии доля горожан выросла до трети. Городские фабрики и мануфактуры жадно поглощали избыточное сельское население. В цивилизованном мире начался бурный рост удельного (на душу населения) валового национального продукта, грамотности… Постепенно этот процесс, как огонь, перекинулся с Англии на Бельгию, Голландию и Францию, а за ними – и на всю остальную Европу. В 30-х годах XIX века пожар капитализма докатился до Австрии и США, к середине того же века – до Швеции, а к концу века поджег Россию.

Резкое это было время! После окончания эпохи наполеоновских войн и до пресловутого 1913 года в странах, охваченных Великим Переходом, в 7 раз выросла производительность труда, ВВП на душу населения подскочил втрое, число сельских жителей сократилось на две трети, а объем мировой торговли увеличился аж в 30 раз! Это сама Современность, пуская пар и грохоча железными ребордами, набирала ход…

«Зачем эта скорость сообщений? – пугался Гоголь, видя все ускоряющийся мир. – Что выиграло человечество через все эти железные и всякие дороги, что приобрело оно во всех родах своего развития?.. В России давно бы завелась вся эта дрянь сама собою – с такими удобствами, каких и в Европе нет, если бы только многие из нас позаботились прежде о деле внутреннем так, как следует».

Наивный простачок… Такой же наивный, как Петр I, который, видя отставание России от цивилизованного мира, решил своей маленькой головой, что суть этого отставания – технологии. И что вполне достаточно будет для ликвидации отставания пересадить на почву России только листики, не пересаживая корней. А между тем, технологии – только вершки. А корешки российского отставания – в отсталой социальной базе. Поэтому бессмысленно на рабской почве пытаться вырастить развитую промышленность – завянет. Как завял социалистический эксперимент, несмотря на то что его обильно поливали кровью…

Когда-то половина бюджета аграрного государства уходила на содержание военного аппарата. В эпоху угля и пара доля госрасходов, приходящаяся на военные нужды, начала неуклонно сокращаться, и в современных государствах не превышает 5–10 %. Остальное страна может тратить на людей – платить пенсии, пособия по безработице, содержать школы и госпитали для неимущих. Таким образом, промышленность своей индустриальной мощью объективно гуманизировала нравы и улучшала качество жизни простого народа.

Однако начало капитализма вовсе не было радужным. Те, кто читал «Оливера Твиста», наверняка помнят картину ужасающей черной бедности и естественным образом сопутствующей ей жестокости, в которой варились английские низы XIX века. Если раньше крестьяне, жившие в деревне, всегда могли прокормиться натуральным хозяйством, даже не имея денег, то в условиях города массовое увольнение с фабрики грозило массовой же голодной смертью. Нещадная эксплуатация, копеечные зарплаты, 14-часовой рабочий день… В общем, как писал чуть позже Горький, «пожив такой жизнью лет пятьдесят, человек умирал».

Оглядываясь и видя вокруг себя новую, прежде никем не виданную жизнь, лучшие умы XIX века пытались объяснить, что же происходит с планетой. Лучшие умы – это, как правило, умы добрые. А добрый ум, который тянется к гуманности, справедливости, но при этом не обладает всей полнотой знаний, неминуемо начинает спотыкаться о грузный опыт прошлого. Потому что другим багажом не обладает.

Самой сильной, самой яркой, самой громкой и вместе с тем самой оптимистической (то есть лежащей вполне в русле эпохи Просвещения) теорией, объясняющей, что же происходит с человечеством, была теория немецкого экономиста по имени Карл Маркс.

Непроглядная бедность английских пролетариев оказала самое печальное влияние на взгляды Карла Маркса, ставшие на целое столетие взглядами огромных масс людей. Знаменитый тезис о непрерывно ухудшающихся условиях жизни трудящихся при капитализме навеяла Марксу сама жизнь. Действительно, первые рабочие первых фабрик существовали под гнетом той же идеологемы, в рамках которой до них тысячелетиями жили подневольные крестьяне: «простой народ не должен жить богато». Считалось – и не без резона, кстати! – что достаток для простонародья вреден. Очень выпукло это сформулировал в свое время кардинал Ришелье: «Все политики согласны, что если народ будет жить в достатке, невозможно станет содержать его в границах его обязанностей. Они ( политики. – А. Н.) основываются на том, что, имея меньше знаний, чем другие сословия… народ едва ли оставался бы верен порядку… если бы не был сдерживаем нуждою».

Очень точное наблюдение! Действительно, чем беднее и темнее люди, тем проще опутать их однообразную массу сетью единой идеологии (религиозной или национал-патриотической). Соответственно, проще ими править: дураками всегда управлять легче. К этому тезису мы еще вернемся, когда будем говорить о дураках нашего времени, по своей дурацкой сущности недалеко ушедших от своих деревенских предков, а сейчас вернемся в начало XIX века…

Нужда, претерпеваемая тогдашними работягами, была столь вопиющей, что не один только Маркс пытался объяснить ее. Но если Марксу казалось, что все дело в нещадной эксплуатации и присвоении злыми капиталистами прибавочной стоимости, то, скажем, Мальтус выводил все из роста народонаселения и из невозможности природы прокормить такую ораву. Однако не мальтузианство, а именно марксизм оказал самое решительное воздействие на историю.

Очень долго голозадые пролетарии такую несправедливость наверняка терпеть не будут, – решил Маркс. Когда технологии еще маленько разовьются и позволят создать базу для нового, более справедливого строя, работяги устроят социалистическую революцию, наподобие прошлых буржуазных революций, свергнувших царей-королей-монархов. Пролы прогонят проклятых капиталистов-эксплуататоров и установят сплошной коммунистический манифест и сладкое общество всеобщей богадельни, где каждый будет работать по способностям, а получать – по потребностям. Таковы, типа, неумолимые законы истории, которые действуют столь же четко, как и законы физики.

Вот вам вкратце и весь марксизм…

Теория Маркса была красивая, стройная, модная. Людям всегда нравится, когда их поведение или поведение больших масс народа описывается с научно-непреклонной точки зрения… Короче говоря, марксизм успел завоевать популярность раньше, чем доказал свою неверность. (Последнее, кстати, произошло весьма скоро, еще при жизни бородатого Карла.)

Мы с вами знаем: когда какая-то теория распространяется на широкие массы, она претерпевает неизбежную смысловую редукцию (подробнее об этом см. «Конец феминизма»). Теория превращается в Учение. А при распространении на целые страны – в Единственно Верное Учение. То есть в религию. Со своими фанатиками и простыми служками. Со своими канонами и догматами. Со своими святыми мощами (мавзолеи Ленина, Хо Ши Мина, Димитрова, Мао Цзедуна и пр.). С верой в собственный рай… Правда, в данном случае рай был перенесен из пространственных координат во временные: с неба – в светлое коммунистическое будущее, где не нужно будет работать, а все станет само валиться в рот.

Новая религия оказалась спичкой для уже наваленного в Европе демографического хвороста. Однако костры революций начали почему-то разгораться вовсе не там, где предсказывала марксова теория. Первая победоносная социалистическая революция, по идее, обязана была разразиться в самой передовой промышленной стране – Англии. Ведь именно из Англии капитализм начал расползаться по миру – одна за другой страны Европы вступали в промышленно-капиталистическую гонку. Но вместо того, чтобы разгораться, всяческая революционная активность в Англии гаснет и постепенно переползает в страны догоняющего развития. Франция… Германия… Россия…