Генералиссимус Суворов - Леонтий Раковский

Восемьдесят секретных шуваловских гаубиц, умолкнув, остались здесь, на Мюльберге. Часть из них прусские гренадеры, первыми вскочившие на батареи, сгоряча заклепали сами. У других были разбиты лафеты, и гаубицы валялись в песке вместе с людскими трупами.

Победа была полная.

Король Фридрих ликовал; он уже отправил гонцов с этим радостным известием в Берлин и к армии в Саксонию.

Напрасно русские перестроили на Большом Шпице свой флангу – ближайшие к оврагу полки поставили поперек возвышенности, как раньше, на Мюльберге, сделал князь Голицын; гренадеры короля не шли вперед только потому, что Фридрих сам еще не знал, что предпринять.

Король Фридрих раздумывал. Генералы почтительно стояли перед ним.

Все они, кто еще сегодня не успел показать храбрость и силу своих солдат, как Зейдлиц и принц Вюртембергский, и кому уже пришлось хорошо поработать, как Финк, Шенкендорф, Линштедт, – все они в один голос говорили, что надо остановиться на Мюльберге и не идти дальше.

– Солдаты очень утомлены – они десять часов на ногах, пять часов в бою, – говорил Финк.

– Ваше величество, русские за ночь сами уйдут прочь. Им больше ничего не остается делать, – прибавил Зейдлиц.

Король иронически улыбнулся:

– Уйдут, чтобы завтра же снова прийти сюда.

– Они не скоро оправятся от такой конфузии: ведь уничтожено пятнадцать батальонов, – убеждал Линштедт.

– Ерунда! Враг еще силен. Посмотрите, как они стоят, – кивал на Большой Шпиц король Фридрих. – Господа, я вас не узнаю!

Улыбка разом исчезла. На лице короля все, за исключением длинного носа, сразу стало круглым: рот, глаза.

– Вы не хотите, чтобы я до конца воспользовался блистательной победой?

Генералы молчали, потея. Король сидел хоть и под разбитыми крыльями мельницы, но все-таки в тени, а им приходилось стоять на самом солнцепеке.

– Я понимаю вас, Зейдлиц: вам не нравятся эти озера и овраги. Вашим гусарам негде развернуться…

– Мои гусары пойдут туда, куда прикажете, ваше величество! – чуть вспыхнув, ответил Зейдлиц.

Король Фридрих пропустил его слова мимо ушей. Он сделал вид, что занят другим, – в это время к мельнице подъезжал тучный генерал Ведель.

– Вот посмотрим, что думает мой храбрый Ведель, – немного ласковее сказал Фридрих. – Мой Леонид, – прибавил он, позабыв на минуту, что этого Леонида только две недели тому назад Салтыков разбил под Пальцигом в пух и прах. – Генералы говорят, что нам следует остановиться здесь и не идти дальше. Что думаешь ты, Ведель?

Хитрый Ведель, весь век проживший при дворе, сразу оценил положение. Он отлично знал короля Фридриха. Король был взбалмошен и упрям, как его покойный отец. Ведель знал, что если Фридрих задумал идти вперед, то никакие доводы и убеждения, никакая сила не собьют его с намеченного пути.

– Вперед! Уничтожить, истребить этих варваров! – театрально поднимая вверх руку, сказал Ведель.

Король Фридрих вскочил с места, шагнул к старому генералу и обнял его – уколол своей небритой щекой дряблую щеку Веделя. Так Фридрих целовался со всеми – даже со своей женой: губы король Фридрих оставлял для хорошеньких женщин.

Через минуту загрохотали барабаны: батальоны прусского короля снова пошли в атаку.

XIII

Когда голицынские мушкатеры, не выдержав натиска всей армии прусского короля, посыпались вслед за шуваловцами с Мельничной горы в болотистую долину Эльзбуш, Салтыков поехал со всем штабом на Большой Шпиц: он ждал, что теперь король будет атаковать центр его позиции.

Лаудон поскакал туда несколько раньше. На Еврейской горе остались Фермор и Вильбуа.

Фермор не вмешивался ни во что, стараясь все время держаться в тени. Суворов (по должности дежурного штаб-офицера 1-й дивизии он был обязан оставаться с Фермором) слышал, как Фермор с досадой в голосе говорил пухлощекому молодому генералу Вильбуа:

– Я ж его предупреждал… Теперь у нас позиция точь-в-точь как при Цорндорфе: мы прижаты к реке…

Подполковник Суворов томился на Еврейской горе без дела. Он ходил взад и вперед возле генеральской палатки и думал.

В полуверсте от него русские солдаты и офицеры дерутся с врагом, а он отсиживается тут вместе с генеральскими денщиками да поварами, которые, трусливо вытягивая шеи из-за палаток, глядят, не упадет ли где поблизости ядро.

Два года Александр Суворов всеми силами старался попасть в действующую армию, в бой, в огонь. Мужественно сражаться во славу отечества – это было целью всей его жизни, его давнишней мечтой. Сражаться и побеждать. Он с детства готовил себя к этому, когда целые дни просиживал за Плутархом, Корнелием Непотом и «Книгой Марсовой», рассказывающей о русских победах; когда в мечтах жил с великими полководцами – Петром I, Александром Македонским, Ганнибалом.

Русские войска уже два года ходили по вражеской земле, а он? Чем только не занимался он в эти два года!

Сопровождал батальоны пополнения из России в Пруссию, – бесконечные подводы, нерадивые ямщики, заботы о фураже и провианте, ветхое обмундирование солдат. Заведовал в Мемеле продовольственными магазейнами и гошпиталями, – папенька пристроил к хлебному делу. «Клистирная трубка вместо сабли!» – усмехнулся Суворов, вспоминая. Комендантствовал в том же Мемеле, – пьяные драки офицеров, жалобы жителей на военных постояльцев. Затем, когда уже сделалось совсем невмоготу, пристал к отцу с резонами, доводами, уговорами.

Василий Иванович не любил войны и жалел единственного сына:

– Где ж тебе переносить лишения походной жизни?

А он с детства приучал себя: спал на соломе, ел щи да кашу, закалялся – лето и зиму обливался холодной водой.

– Ты худ и слаб. Мал ростом…

– Так ведь не в прусской же армии служить! Это в Пруссии матери стращают ребят: «Не расти, а то тебя вербовщики в солдаты возьмут!» А к тому ж Фермор или тот же граф Салтыков – этакие, подумаешь, геркулесы.

Василий Иванович сдался. Поехал, попросил, чтобы его сына послали к армии, в Пруссию. Но Василий Иванович остался верен себе: пристроил Сашеньку опять на теплое местечко, в штаб 1-й дивизии.

«Тотчас же после баталии – рапорт! Проситься в полк, в роту – куда угодно! Чтоб только не киснуть больше ни в обозе, ни в штабе! Чтоб хоть раз побывать самому в какой-нибудь плохонькой стычке».

Отбросил эти мысли. Стал думать о другом

Что сделал бы он теперь, будучи на месте прусского короля? Ударить на Шпиц от болота. С тылу захватить большую батарею Румянцева. Батарея обстреливает всю кунерсдорфскую долину. С гусарами врубиться на правый фланг. И тогда – помилуй Бог!

Но Фридрих, к счастью, этого не делал. Король Фридрих почему-то медлил, хотя Мельничная гора пестрела мундирами. Народу на ней было как на ярмарке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});