Макалу. Западное ребро. - Робер Параго

Этапы короткие, так как носильщики, сняв грузы, должны возвращаться за следующими. Монотонная череда лагерей: Кумба Дара-простые отметки на карте. К счастью, со времени нашего появления на гребне царит хорошая погода. Что станет с нами на этом гребне, открытом всем ветрам, если вдруг началась бы буря? Оставшиеся носильщики тоже удрали бы, сорвав окончательно экспедицию.

И вот как раз происходит инцидент, которого я опасался уже несколько дней до такой степени, что в последнюю, ночь не сомкнул глаз. Не снег тому причиной, а некоторый недостаток координации, виной чему наши шерпы. Нгати, второй сирдар, решил установить лагерь в удобном месте, у подножия последних склонов, ведущих к перевалу. Довольно логичное решение, так как до этого места не так уж далеко. Однако носильщики (усталость, плохое настроение, чрезмерная суровость Нгати или какая-либо другая причина, которую я никогда не узнаю), не хотят об этом и слышать. Они снимают свои тюки, далеко не дойдя до намеченного места, и возвращаются на бивак. Объяснения, крики, брань ― ничто не помогает. Они заявляют, что дальше не пойдут, и требуют немедленного расчета. Понадобились все дипломатические способности офицера связи Тхара, чтобы разрядить атмосферу и всех успокоить. В конце концов все улаживается, однако я должен намотать себе это на ус. В таких исключительных условиях командует не начальник экспедиции, а носильщик, которому тридцатикилограммовый тюк придает вес! Именно он решает, что длина участка достаточна, указывает идеальное место для бивака в зависимости порой от столь простых обстоятельств, как наличие или отсутствие нескольких веточек хвороста, необходимых для приготовления пищи. Нетерпение, вызываемое короткими участками и медленностью продвижения, сейчас не к месту, и даже наиболее горячие члены команды должны с этим примириться. Так, Робер Жакоб, считающий, что выход всегда запаздывает, ругает носильщиков, а в результате лишь увеличивает свое раздражение. Лучше не настаивать. Мы рискуем вызвать забастовку, и я предпочитаю не думать о вероятных в таком случае последствиях.

Начинает сказываться недостаток риса-основного питания носильщиков. Мы потеряли много времени на прокладывание трассы, на хождения взад-вперед из лагеря в лагерь и не перевалили еще через Барун. Поэтому я посылаю за рисом в Седоа десять человек под руководством Наика Септена. Последний должен не только обеспечить доставку драгоценной пищи, ему также дается задание приложить все силы, чтобы завербовать трудоспособных жителей Седоа. В частности, он может сказать, что, начиная с первого лагеря на снегу, нормальная зарплата увеличена значительным бакшишем. Будем надеяться, что этот аргумент подействует на колеблющихся.

Вот уже пять дней как мы движемся по гребню. Окружающий пейзаж грандиозен.

Направо, очень далеко, Канченджанга, Жанну, которыми я снова любуюсь.

Где вы, мои друзья по этому великолепному восхождению? Жан Бувье погиб на вершине Эгюий Верт... Лионель Террэ, сорвавшийся в Веркоре... Я вижу вас снова в лагере VI, на следующий день после победы, в особенности тебя, Лионель, с сияющим лицом. Это была твоя экспедиция, твоя победа.

Слева, заслоняя Эверест, над первым планом вершин, близких к 7000 м, возникает Макалу. Виден весь выход с Ребра. Характеристика единодушная ― «Жуть!»

Позади нас в далекой голубой дымке угадывается индийская равнина. Гребень, по которому мы идем, очень узкий. Если левый склон довольно спокойный, то правый падает отвесно к руслу Казува Кхола, протекающей тремя тысячами метров ниже. Падение на этом склоне привело бы к однозначному результату. Я невольно думаю о носильщиках. Они ловки, конечно, но порой, в некоторых сомнительных местах, груз нарушает равновесие...

За нашим караваном следует несколько коз, видимо удивляющихся, что очутились в таком несуразном месте. Они наводят ужас своей худобой, так как не получали никакой пищи, с тех пор как мы вступили на снег. Боюсь, что царские обеды с козьими бифштексами, которыми мы собирались наслаждаться в Базовом лагере, находятся в опасности. А эти десять королевских орлов, величественно планирующих над нашим караваном, кого они подкарауливают, этих несчастных коз или стаю диких-гусей, крейсирующих где-то на 6000 м высоты?

Некоторые носильщики сдаются. Хватит им этой нескончаемой голгофы. Они получают расчет и уходят. Можно ли их винить? К счастью, остающийся после них «вакуум» заполняют человек пятнадцать, пришедшие из Седоа с ожидаемым рисом, курами и картошкой, радостно встреченной сагибами. Но как растаял наш состав! Сегодня у подножия перевала Барун лишь 154 носильщика. Так что, уходя последними из лагеря, Пари, Мелле и я вынуждены взвалить на себя три «безхозные» ноши. 30 килограммов ― чувствительно! Поэтому мы через два час. с удовольствием встречаем двух шерпов, пришедших на помощь.

Наш повар и его помощники, чтобы добраться до земли, необходимой для разведения огня, вырыли в снегу яму. Какая там яма, скорее колодезь глубиной три метра, откуда можно вылезти, лишь вырубив ступени! Суп в этот вечер припахивает дымком. Жалкие сырые ветки, собранные по пути учениками повара, горят с трудом, дают мало жара и огромное количество дыма, заволакивающего яму-кухню. На вкус-это не амброзия, и все корчат гримасы. Да что уж там! Не надо слишком привередничать, будет еще похлеще!

13 марта... да, 13 марта. Эта дата с фотографической резкостью выделяется среди моих неясных воспоминаний, которые мозг, затуманенный, несмотря на аспирин, с трудом старается привести в порядок. Эта дата отмечает день, к которому мы так долго стремились и который так дорого нам достался. В этот день наши грузы пересекают наконец перевал Барун. Два седла с той и другой стороны длинного плато, где дремлют под снегом два замерзших озера.

Именно в этом районе экспедиция 1955 г. обнаружила следы ужасного снежного человека, йети. Я шучу по этому поводу с шерпами и жителями Седоа, задаю вопросы на ломаном языке, помогая себе усиленной жестикуляцией. Может быть, они меня не понимают, но отгадать их мысли невозможно: никакого признака, никакого выражения на лице. Существует ли действительно чудовище? На снегу-никаких следов, если не считать легких отпечатков ног какой-то птицы, по-видимому галки.

Мы покидаем теперь склоны Аруна, переходя к Барун Кхола, вверх по течению которой будем подниматься до питающего ее ледника. Начинается довольно крутой спуск. Один из носильщиков роняет свой груз, который скользит и останавливается значительно ниже тропы. Несчастный спускается и, погружаясь в снег до пояса, с большим трудом тащит его вверх. В конце концов он выползает на четвереньках, волоча ящик за собой. Сколько труда и за какую плату!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});