Подмастерье - Оксана Аболина

Иззвен пожал плечами.

— Как сложится… — ответил он. — Я же на подъем лёгкий, иногда не знаю, где завтра окажусь. Но на ферму охота заглянуть, давно там не был. Ну ладно, вам идти пора, да и я отдохнул малость. Передавай всем привет и доброго здравия от меня пожелай… Да! И осторожней на дороге: говорят, чечухи снова разбойничать начали.

7

Между последним холмом и куполом пролегло окружное шоссе — широкая бетонная полоса, по которой развозили на посты охранников, ремонтников и другой обслуживающий ЗСНП персонал. Как всегда по весне, дорога была в выбоинах — до юго-западной окраины дорожные службы добирались не раньше июля. Вдоль шоссе, метрах в двадцати позади, стояли высокие и тонкие металлические трубы-столбы, вкопанные в землю. На самом верху они загибались внутрь города, а пространство между ними визуально казалось расплывчатым, нечётким, размазано-пятнистым… Давным-давно такой расфокусированной «простыней» был накрыт весь город, и пара поколений горожан в своей жизни никогда не видела солнца. Но менялись времена, Земля потихоньку очищалась от скверны, чуть не уничтожившей цивилизацию, и мощность верхнего купола значительно снизили. Третий день седьмого месяца, день, когда это случилось, стал общегородским праздником — Днём Солнца. Ранним праздничным утром купол включают на полную мощность — для проверки и как напоминание о прошлом. Чтобы, пробыв под ним несколько часов, горожане почувствовали, как жили их предшественники, и сколь многого достиг город за прошедшие века.

У ворот — двух столбов, расположившихся метрах в десяти друг от друга — стояло приземистое одноэтажное здание пакгауза. Было оно серым и унылым, с зачехлёнными прямоугольными окнами — склад разобранного и упакованного в тюки мусора для отправки на районный мусорный заводик. Сама охрана обитала в небольшой пристройке, к торцу которой прилепилась толстая каменная труба-вышка со смотровой площадкой. На тот случай, если выйдет из строя электроника, отслеживавшая ситуацию за куполом. Охранники — несколько молодых парней в униформе двенадцатого звена — стояли полукругом у входа в здание и курили, громко и весело обсуждая недавнюю шутку с иззвеном. Заметив Ерёмина с Соней, они захохотали ещё громче — видно, надеялись на продолжение. Но чем ближе подходили путники, тем глуше становился смех, пока, наконец, не стих совсем. Задачка, которую им задал своим внешним видом Ерёмин, оказалась непосильной для двенадцатых. Униформа седьмого звена в сочетании с мешком на спине, а главное — спутница-иззвенка, никак не укладывались в их головах в нечто понятное, привычное и цельное. Тем временем Соня вытащила два свёртка и, развернув, положила на широкие перила, огораживавшие крыльцо перед входом в здание.

— Чесночок, картошечка, яйца, — сообщила Соня и, видя, что никто не пошевелился, удивленно спросила. — На кнопку-то кто нажмет? Нам идти надо!

Но охранники по-прежнему не обращали на девчонку никакого внимания: затушив окурки, они выжидающе смотрели на Ерёмина.

— Ну? — рявкнул он.

Один из парней торопливо поклонился, попятился к лестнице и стремглав бросился в помещение. Через несколько секунд размытая завеса между воротами лопнула и расползлась от центра к столбам, а в образовавшемся «окне» показалась разбитая и размытая дождями дорога, петляющая меж огромных мусорных гор. Возможно, если бы Сергей решал здесь и сейчас, он и не согласился бы променять свой крошечный бокс в офисе и маленькую, но уютную квартирку на путешествие по этому незнакомому миру, но… Но отступать было поздно, и Ерёмин лишь застыл на несколько мгновений, разглядывая лежавшее за куполом Загородье.

— Чего ждёшь? — Соня была уже у ворот. — Птички испугался?

Только теперь Сергей обратил внимание на большую тёмную птицу, кружившую над свалкой. Вот она стремительно рухнула вниз, словно ей надоело это убогое Загородье, и она решила покончить со своим бренным существованием. Но через мгновение птица взмыла в небо, держа в когтях что-то длинное и извивающееся — существо, о котором минутой раньше Сергей и не подозревал.

— Ты идёшь или нет?!

Сонин окрик вернул Ерёмину способность двигаться. «Свалки испугался, слюнтяй», — мысленно обругал он себя, решительно выдохнул, словно перед нырком в бассейн с холодной водой, и направился за девчонкой. Несколько десятков шагов, и вот уже ворота за спиной вновь обрастают размытой пятнистой шкурой, и камень с души падает прямо под ноги, и, перешагнув его, Ерёмин чувствует, как к нему возвращается утреннее настроение — настроение перемен.

— Испугался, да? — не упустила возможность подначить Соня. — Обратно домой захотелось? Под тёплый бочок пары на год?

— Иди, давай быстрее, — проворчал Сергей. — Ну и вонь на этой свалке…

— Да разве это вонь? — искренне удивилась Соня. — Так, лёгкий запашок. Вот в Овражине — там вонь будет! Самая вонющая из вонющих вонь. В масках пойдём. Держась за руки, как инкубаторские.

Она поглядела на вытянувшееся лицо Еремина и хихикнула.

— Зато в остальном — лепота! Лес, озеро, вот такущие комары… да ладно-ладно, шучу! Действительно красиво. В городе ты хоть две жизни проживи — такого не увидишь.

— А по-русски ты говорить умеешь? — ехидно поинтересовался Еремин.

— А я по-каковски? — снова удивилась девчонка.

— Наверное, по-иззвенски, — улыбнулся Сергей. — Что такое «лепота»? И почему комары «вот такущие»? Да… и что за хрень длиннющую птица схватила, когда мы из ворот выходили? На верёвку похожа, только извивается, как живая.

— То крысозмей, наверное… Он — опасный. Когда голодный. А когда сытый — шипит только, от гнезда отгоняет. Ну да на свалке они тут все сытые, потому крысятники за ними и охотятся. Вон те большие птицы, — Соня остановилась и показала рукой, — крысятниками называются. Самый лютый хищник здесь. И для еды не годятся, потому как сами жрут всякую заразу, и человека заразить могут. Чечухи крысятников едят, правда, но на то они и чечухи, нечисть поганая. Видел их когда-нибудь?

— Нет, — признался Сергей. — Сегодня первый раз услышал.

Соня зашагала дальше, и он пристроился рядом — слушать. Узнавать этот новый мир — по капле, по слову. Любопытство, дремавшее в нём долгие годы, неожиданно проснулось и принялось вертеть головой по сторонам. Совсем недавно он только дивился Женькиным рассказам и её интересу ко всему, что выходит за рамки привычного образа жизни, а теперь сам жадно глотал чужую речь, почти не пережевывая. Потом всё в голове по шкафчикам разложит, сейчас — слушать.

— Самое мерзкое, что на Земле есть — чечухи, — с ненавистью сказала Соня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});