Маленький ад для двоих (Беглянка) - Елена Богатырева

Он узнавал потом, где она и с кем. Что-то такое бродило в нем, похожее на мужское пресловутое самолюбие, на ревность. Оказалось — инженер, жалкий и убогий. Из тех, которые жгут костры не для того, чтобы посмотреть, как горят города, а только для того, чтобы петь около них под гитару глупые песни про несуществующее счастье. У которых порыв души выливается в хриплое петушиное кукареканье, и только. Она предпочла такого. Ну что ж! Ей с ним жить. А он будет жить с Алькой. Самолюбие его больше не беспокоило, ревность испарилась. Он понял, что ушла она не к другому, а просто сбежала от него. Но как тесен бывает мир, когда в нем только два человека и один маленький ребенок. В этом мире некуда бежать.

Инженера сократили на службе в тот же год. Не зная, что же теперь делать, а точнее — ничего вообще не умея, он подался в прапорщики и неожиданно получил назначение куда-то далеко на Камчатку. Обещали деньги, он и поехал. Говорили, на три года, он и поверил. Ольга приходила к Альке, плакала потом в саду, поседела как-то сразу, совсем перестала следить за собой. Металась, сердце ее рвалось на части, но все-таки уехала вместе со своим прапорщиком.

Денег на Камчатке платили ровно столько же, сколько и везде. В основном давали продуктовые пайки. И если инженера это радовало, то Ольгу — совсем нет. Она мечтала съездить к сыну, в Ленинград. Но все не получалось. А потом она заболела. Неожиданно и страшно. Рак груди. Старик узнал о ее смерти только несколько лет спустя, когда инженер вдруг явился в его дом за глухим забором, засаленный и потрепанный, с початой бутылкой водки, и, вытирая кулаком под носом, все пытался передать какие-то ее слова, но то ли язык у него заплетался, то ли он эти слова не очень хорошо помнил, воспроизвести, что же она такое сказала, умирая, — а она что-то точно просила передать Старику, — не мог.

Старик стоял и смотрел, как по небритым щекам инженера-прапорщика катятся слезы. И, кажется, считал их и думал о том, когда же тот уберется… В конце концов, так и не дождавшись ясного слова от пьяного замусоленного человека, Старик захлопнул перед его носом дверь, а тот стал стучать по ней кулаками и орать что-то уж совершенно бессвязное.

Из дома выбежал шестилетний Алька и испуганно прижался к отцу:

— Кто это?

— Это клоун из цирка, — успокоил он сына. — Слышишь, как смешно кричит.

— Хочу клоуна, хочу клоуна, — забарабанил по отцовской груди мальчик.

— Ну нет! Этот клоун позабыл надеть яркий костюм и нос не приклеил. Вот я и отправил его домой переодеваться.

А в дверь все барабанили и кричали, и Алька все повторял: «Хочу клоуна, хочу клоуна!» Так Старик и запомнил день, когда узнал о смерти Ольги.

2

Старик больше не женился. Были у него женщины, разные, но — за глухим забором. А внутри было Алькино царство. Он и представить себе не мог, что какая-нибудь женщина однажды переступит его порог. Эта мысль была ему ненавистна. Сухопарая дама оказалась еще и прекрасной гувернанткой, так что новые лица в доме не появились. Она взяла на себя заботу и о Старике, и о мальчике. Старость упорно сгибала ее спину, но она непреклонно распрямляла плечи, продолжая везти на себе весь дом. За утроенную теперь плату.

Ольга умерла, когда Старику было тридцать три года, но он и теперь, в свои шестьдесят, не мог выбросить из головы этот бессмысленный эпизод своей жизни. С каждым прожитым годом он смотрел на свою семейную жизнь под новым углом, разглядывал Ольгу в ином ракурсе, но так и не мог понять, как же все-таки случилось то, что случилось. И главное — как же он допустил это? Вот если бы Ольга появилась теперь в его жизни, все бы у них могло сложиться по-другому. Или нет, не могло?

Последнее время Старик не находил себе места. И сам не мог понять, отчего же это происходит, в чем источник беспокойства?

Алик наконец был пристроен, почивал в умиротворении на груди Жанны. С работы Старик ушел. Не так, правда, как хотелось бы, но все равно — к лучшему. Есть время добраться до любимых книг, понежиться под солнышком у бассейна, побаловать внука. Чего еще желать стареющему мужчине? Женщины? С этим у него тоже проблем не было. Телефон по пятницам разливался трелью, и нежный женский голос интересовался его самочувствием и планами на вечер.

Вот только Неля пропала. Но, может быть, оно и к лучшему? До их отъезда осталось совсем немного. Только почему же неспокойно на душе? Он вспомнил, как она кричала в последний раз, какими сумасшедшими были ее глаза. Нет, наверно, это погода. Вон как почернело небо. Он поймал себя на том, что рассуждает, как заяц. Теперь он не любил грозу, теперь ему хотелось покоя. Покоя и мирного неба над головой. Но тучи клубились над самой крышей его дома, черные тучи, и каждую минуту становились все чернее и чернее…

3

Неля бежала по лесной дорожке, когда неожиданно стало темно, словно ночью. Она остановилась, замерла, а потом резко вскинула голову к небу. И тут же в лицо ей ударил дождь. Неля подняла руки и так и осталась стоять посреди леса, словно языческое изваяние. Сверкнула молния, и ей показалось, что она явственно увидела перед собой Старика. Он был не страшный. Он стоял в халате и в тапочках, в старческих тапочках где-то внутри своего особняка, тревожно поглядывая на окно, за которым билась черная гроза. Ударил гром, и видение схлынуло. Неля готова была поклясться, что только что побывала совсем в другом месте. Нет, нет, не в воображении своем, а реально. Она разглядела многочисленные морщинки на лице Старика, она даже угадала тревогу, притаившуюся в краешках его глаз. Но самое главное — она больше не боялась его. А точнее — не боялась за свой рассудок. Он не столкнет ее больше с моста сознания. Он будет наказан, этот Старик. И Неля позаботится об этом.

4

В следующие три дня происходили совсем странные вещи. Стоило Неле подумать о Старике, как она тут же живо представляла его: в саду на скамейке с книжкой в руках, в машине за рулем, за столом с чашкой кофе.

А Старик чувствовал себя все хуже и хуже. Нет, сердце, которое периодически давало о себе знать, не болело, а только иногда вдруг сжималось непонятно отчего и замирало. Это случалось без всякой причины: читал ли он в саду, сидел за рулем или пил кофе на веранде.

Некоторое время ему даже казалось, что он не один, что кто-то незаметно следит за ним, — и он озирался по сторонам. Дом его по-прежнему был пуст. Теперь уже окончательно пуст: домохозяйка умерла еще десять лет назад, ей тогда было семьдесят пять, а садовник два года спустя попал под машину. Так он и остался один. Обеды заказывал в ресторане, разогревал в микроволновке. А сад его превратился в непроходимые заросли. Соседские дети, шумевшие за забором, никогда ненароком не забрасывали сюда мяч, никогда не стучали и не звонили, как в другие двери, из озорства.