Рассказы - Ричард Форд

- Ты думаешь его кинуть? - говорит Филлис.

- Нет. Ни за что. Пусть он иной раз и привирал, зато меня не обманывал .

- Из грязи да в князи, - говорит Филлис.

Филлис и Бонни понимающе переглянулись. Я увидел, что за окном начал падать снег, пока только изморозь, но снег ждать себя не заставит.

- По тебе видать, что ты соскучился по ласке, - говорит Бонни и улыбнулась широко-широко, так, что выставились зубы. А они у нее все до одного целехоньки, белые и меленькие. Филлис посмотрела на Бонни и даже ухом не повела - похоже, ей такое не впервой слышать.

- Ну и что ты об этом думаешь? - говорит Бонни и подалась всем телом вперед, пригнулась к толстым коленкам.

Поначалу я не знал, что и думать. А потом думаю: хоть Бонни и толстовата, чем плохо? И говорю: я, мол, не против.

- А я ведь не знаю даже, как тебя звать, - говорит Бонни; встала, оглядела унылую комнатенку - искала, где тут дверь в другую комнату.

- Гендерсон, - вру я. - Ллойд Гендерсон меня зовут. Я уж полгода как здесь живу. - И встал.

- Ллойд, то еще имечко, - говорит Бонни и оглядела меня, когда я уже встал, но был еще в халате, с ног до головы. - Я тебя, пожалуй, буду Кучеряш звать - ты же кучерявый. Ну чисто негр, - говорит и зашлась смехом, аж телеса под одежками затряслись.

- Да зови как хочешь, - говорю - и так мне стало хорошо.

- Идите-ка вы оба в другую комнату, а я покамест тут приберусь, - говорит Филлис. И бряк ручищей о подлокотник, хотела, что ли, чтобы пыль поднялась. Ты не против, чтоб я порядок навела, нет, Ллойд?

- Кучеряш, - говорит Бонни, - называй его Кучеряш.

- Да нет, ничуть, - говорю и поглядел, как за окном на поле, что у подножья холма, начал сеяться снег. Ну чисто рождественская открытка.

- Раз так, я пошумлю, вы уж не обессудьте, - говорит Филлис и стала собирать посуду с журнального столика.

Без одежек Бонни гляделась неплохо. И пусть на ней жиров лишку и наросло, казалось, что в середке, под всеми жирами, она и душевная, и ласковая, и славная - не хуже других. Только толстая, хотя, если ее рядом с Филлис поставить, вроде бы похудее той будет.

На кровати было навалено барахло - я скинул его на пол.

Бонни, когда опустилась на покрывало, села прямехонько на металлический галстучный зажим и рассыпанную мелочь да как взвизгнет - рассмеялась, и я с ней. И так мне хорошо стало.

- У нас в лесу один расчет, - говорит Бон и прыснула. - Вдруг да и пофартит на кого-то вроде тебя напасть.

- И у меня такой же, - говорю. На ощупь она была и вовсе неплохая, мяконькая повсюду. У меня и раньше мелькала мыслишка, что толстухи для такого дела способнее: им выпадает меньше случаев этим заняться, а значит, больше времени поразмыслить, подготовиться, чтобы все получилось путем.

- Ты много смешных баек о толстухах знаешь? - спрашивает Бонни.

- Немало, - говорю. - Раньше, правда, знал еще больше. - Слышно было, как Филлис орудует в кухне, напускает в раковину воду, ворочает там посуду.

- Моя любимая про грузовик, - говорит Бонни.

Эту я не знал.

- Эту не знаю, - говорю.

- Байку про грузовик не знаешь? - говорит она; удивилась - не может поверить.

- Извини, - говорю.

- Может, я тебе, Кучеряш, как-нибудь ее и расскажу, - говорит. Обхохочешься.

А я вспомнил про двух типчиков в нейлоновых куртчонках - как они трясут друг другу руки на темной стоянке - и решил, что им плевать, чем я буду заниматься с Бонни или там с Филлис, а если и не плевать, так когда они о том узнают, я уже буду во Флориде и при машине. Ну а тогда уж пусть им Гейнсборо объясняет, что да как, а заодно почему он не получил арендной платы и платы за электричество и все прочее. И не исключено, что они его порядком помнут, прежде чем отправятся восвояси.

- А ты парень видный, - говорит Бонни. - Многие мужики жиром обросли, ты нет. И плечищи у тебя - такие разве что у безногих, которые в креслах-каталках сами себя катят, увидишь.

Вот уж подмазалась так подмазалась. Мне стало хорошо. И такую я в себе лихость почуял, точно это я убил оленя да еще напридумывал всякого-всего, чем людей удивить.

- Я разбила чашку, - говорит Филлис; мы с Бонни уже вернулись в гостиную. - Ты небось слышал, как я ее кокнула. Но это ничего, я нашла в одном из ящиков клей, и теперь она лучше новой. Гейнсборо и не догадается.

Пока мы были в спальне, Филлис навела чистоту, расставила посуду. Но сейчас она была уже в маскировочной куртке - видать, собралась уйти. Мы стояли в темной гостиной - мне казалось, в ней яблоку негде упасть. Я еще был в халате, и что-то мне подсказывало, что надо бы попросить их остаться. Подсказывало, что со временем я свыкнусь с Филлис - и как знать, вдруг мы еще и полакомимся олениной в День благодарения. За окном все замело снегом. Слишком рано он выпал. Что-то мне подсказывало, что зима будет тяжелая.

- А почему бы вам, девчонки, не остаться у меня на ночь? - говорю и улыбнулся искательно.

- Не выйдет, Кучеряш, - говорит Филлис.

Они уже стояли у порога. И через стеклянные двери трех тамбуров было видно, как в распоротом брюхе у оленя - он лежал на траве - таял снег. Бонни и Филлис уже вскинули ружья на плечи. Бонни, похоже, и впрямь не хотелось уходить.

- Видела бы ты его плечищи, - все повторяет и подмигнула мне в последний раз. Куртку свою суконную уже надела, рыжую подушечку к поясу приторочила. - С виду не скажешь, что он могутный. А он могутный. И еще какой. Видела б ты его плечищи.

Я стоял на пороге, смотрел на них. Они ухватили оленя за рога и поволокли по дороге к машине.

- Береги себя, Ллойд, - говорит Филлис.

А Бонни улыбнулась мне через плечо.

- Поберегу, - говорю. - Будь спок.

Я закрыл дверь, подошел к окну, смотрел, как они идут к изгороди, тащат оленя по заснеженной дороге, оставляя за собой широкую борозду. Смотрел, как они проталкивали оленя под изгородь Гейнсборо, стояли у машины, смеялись, а потом закинули оленя в багажник и крышку привязали веревкой. Но неплотно, оленью голову оставили снаружи - для инспекторов. Потом разогнулись, посмотрели на меня - я стоял у окна - и что та, что другая рукой мне помахали, широко, от души. Филлис в маскировочной, Бонни в суконной куртке. И я им помахал, но из дома не вышел. А потом они сели в машину, новый красный "понтиак", и укатили.

Я чуть не весь день проторчал в гостиной, думал: экая жалость, что у меня нет телевизора, смотрел, как падает снег, радовался, что Филлис прибралась и мне не придется наводить чистоту перед отъездом. Думал, как хорошо было бы отведать оленины.

А чуть погодя мне вошло в голову слинять прямо сейчас - чего лучше: вызвать из города такси, доехать на нем до самого вокзала, сесть на поезд во Флориду - и гори все прахом, в том числе и Тина, пусть она сейчас и катит в Финикс с парнем, у которого на уме одни борзые.

Но когда я вышел в кухоньку глянуть на билет - в бумажнике лежали лишь мелочь да спички, и тут-то до меня дошло: невезуха только начинается.