Новые мифы мегаполиса - Дмитрий Колодан

Наслаждаясь общим вниманием, Грачев лицедействовал: дрожал всем телом и осенял себя крестным знамением. Пришлось поторопить кривляку, да заодно приструнить и остальных. Со старшеклассниками такое уже не проходило — на этих окрики пока еще действовали.

— Держись за шар и ни за что другое…

Отодвинув второй блестящий шар электрофорной машины от греха подальше, Геннадий Родионович завертел рукоятку — сперва небыстро, потом все скорее, потом бешено. Минуты через две немытые рыжие волосы на голове лицедея зашевелились и сделали первое поползновение встать дыбом.

— Что наблюдаем? — крикнул слегка запыхавшийся Геннадий Родионович. — Электростатическое отталкивание одноименно заряженных тел! Вот что получается, когда… Что там?! Назад! Панасенко, сидеть!..

Но Панасенко уже воздвигся на свои тумбы, о чем сразу же сообщил грохот упавшего стула. Повскакивали все. Половина класса прилипла носами к окнам, а вторая половина стремглав неслась туда же, забыв о назидательном физическом опыте. Грузно топоча, Панасенко задел Грачева, и оба, взвизгнув, подпрыгнули от электрического удара. Кабинет сотрясся. Сейсмический вклад Грачева был пренебрежимо мал, зато от приземления Панасенко жалобно задребезжали окна, лейденские банки и лабораторный гальванометр.

— Куда? — фальцетом надрывался учитель. — Да что там у вас?

— Идите сюда, Геннадий Родионович, смотрите! Во какой!..

По улице, отделенной от школьного здания спортплощадкой и редкой шеренгой золотушных деревцев, двигался сельхозавр.

Серый, как слон, но гораздо крупнее слона, смахивающий не то на вымершего зверя индрикотерия, не то на зауропода с купированным хвостом, сельхозавр неспешно переступал четырьмя конечностями. Был он непрозрачен, но словно бы не шел, как всякое порядочное четвероногое, а скорее перетекал — впрочем, Геннадий Родионович не был вполне уверен в применимости данного глагола к походке сельхозавра. У всякого крупного живого существа при движении под кожей перекатываются мышцы, а на сгибах конечностей обозначаются жилы, а если ничего подобного не наблюдается, то какая же это, к черту, ходьба? Даже у самого тупого экскаватора есть гидравлические поршни, а у этих что?.. Движущийся сельхозавр всегда производил на Геннадия Родионовича самое неприятное впечатление.

Зато электростатика торжествовала триумф — встречный и довольно сильный ветер, несущий вдоль улицы сухие осенние листья, по-видимому, не причинял слепленной из нанороботов зверюге ни малейших неудобств.

— Гля, а троллейбус-то, троллейбус!..

За сельхозавром и впрямь пробирался троллейбус — боязливо, по-черепашьи. Сельхозавр перекрывал ему путь. Водитель трусил, не решаясь подтолкнуть в корму тихоходную зверюгу, и почем зря подавал звуковые сигналы. Из окон торчали головы пассажиров.

Только сейчас Геннадий Родионович заметил, что нарост, заменяющий сельхозавру голову, касается троллейбусных проводов. Иногда зверь задирал башку выше, и тогда провода свободно скользили сквозь нее. Просто удивительно. До сих пор приходилось полагать, что сельхозавры кормятся солнечной энергией, а если и употребляют электричество, то исключительно атмосферное…

Н-да. Невнятное это существо — сельхозавр. Полезное, что есть, то есть, но невнятное до мигрени. И даже не существо и не механизм, а конгломерат какой-то. Колония простейших. Эту дрянь даже кибернетическим организмом не назовешь — ну не вписывается она в понятие «организм»!

Отпустив наконец провода, сельхозавр резко свернул в сторону, протек сквозь дерево, не повредив ни веточки, варварски погнул уличный фонарь и удалился в сторону пустыря, доведя до поросячьего визга ветхую бабульку на тротуаре.

Школьники веселились.

Геннадий Родионович заколотил указкой по столу. Урок был испорчен, оставалось только не дать ему пропасть окончательно. Впрочем, и пропадет — невелика беда. Геннадий Родионович был реалистом. Не то беда, что эти придурки охально гыгыкают при слове «эбонит», а то беда, что даже отличники, коих раз-два и обчелся, повзрослев, все равно будут верить в сглаз, порчу, хиромантию, магию всех цветов радуги и положительную энергетику, сообщаемую стакану с водой посредством телеэкрана. На худой конец, и то если шибко умные, — в торсионные поля. Геннадий Родионович не без оснований считал Сизифа коллегой.

И еще вопрос, кому досталась работенка тяжелее.

Впрочем, хныкать было не с чего. К работе в школе бывший мэнээс давно привык, тянул полторы ставки, чем вполне обеспечивал скромные свои потребности, алиментов бывшей жене не платил за нерождением ею детей, а именно эту школу, а не какую-нибудь другую, избрал по двум причинам: директор редкого для педагогики пола, мужик хитрый, но не сволочь, и оптимальное удаление от дома.

Живешь далеко — устанешь мотаться в транспорте. Живешь близко — как под надзором. Либо знакомые школьники, либо, что еще хуже, их родители. Ни пройти, чтобы тебя не остановили языки почесать, ни пива выпить во дворе, а уж если несешь домой портфель, то гляди в оба, чтобы в нем не звякнуло. Облико морале! Для родителей нет занятия увлекательнее, чем блюсти чужую добродетель.

В плохую погоду Геннадий Родионович все-таки ездил домой на метро и двух автобусах, в хорошую — добирался пешком за полчаса. Как раз посередине маршрута располагался железнодорожный узел со станцией, сортировочной горкой, пакгаузами и заводом По ремонту чего-то бегающего по рельсам. Обыкновенный путь через эту полосу препятствий пролегал по высоченному, в пять лестничных пролетов, и длиннющему пешеходному мосту, но рабочие с ремонтного завода издавна ходили по путям и через горку, сразу сокращая маршрут вдвое. Если бы всех, кого здесь подавило вагонами, захоронить на месте, то на рельсы, стрелки, пакгаузы, да и на завод не осталось бы ни клочка земли. Но народ русский, как хорошо известно всем битым супостатам, неимоверно стоек и упорен в достижении заветного. В давние времена из забора, окружившего узел радением железнодорожной администрации, выламывали доски. Позднее стали выпиливать железные прутья. А когда опасное место оградилось от города забором из бетонных плит, проблему беспрепятственного прохода стал решать трос, принайтовленный одним концом к плите, а другим — к формирующемуся составу. Любопытные сбегались посмотреть, как выдранная с корнем плита долго скачет по шпалам за составом, сокрушая семафоры и прочую железнодорожную утварь, и грохот ее постепенно затихает в неизвестной дали…

Обычно Геннадий Родионович не ленился подняться на мост, но сегодня остановился озадаченный. В заборе, буквально на днях восстановленном и укрепленном приваренными поверху стальными уголками, не хватало не одной, а целых двух плит!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});