Шесть персонажей в поисках автора - Луиджи Пиранделло

Вместе с Отцом уходит за занавес.

* * *

Занавес поднимается – на сцене новая декорация. Вместо комнаты в заведении мадам Паче – уголок сада с небольшим бассейном. По одну сторону сцены сидят рассаженные в ряд актеры, по другую – персонажи. Директор стоит посреди сцены, подперев щеку кулаком, в позе крайней задумчивости.

Директор (после короткой паузы, будто стряхивая оцепенение). Да-с! Значит, переходим ко второму действию! Предоставьте это дело мне, как мы условились, и все пойдет отлично!

Падчерица. Мы переселяемся к нему в дом (жест в сторону Отца) вопреки его желанию (жест в сторону Сына).

Директор (нетерпеливо). Ладно, ладно! Говорят вам, предоставьте все мне!

Падчерица. Только не забудьте подчеркнуть его злость и раздражение. (Снова жест в сторону Сына.)

Мать (покачивая головой). При всем том, что было хорошего…

Падчерица (обрывая Мать). Какое это имеет значение! Чем больше он причинил нам зла, тем сильнее должна его мучить совесть!

Директор (раздраженно). Все понятно! Мы это будем иметь в виду, особенно в начале сцены! Можете не волноваться!

Мать (умоляюще). Очень прошу вас, господин директор, постарайтесь ради моего спокойствия сделать так, чтобы было сразу понятно, что я всеми силами пыталась…

Падчерица (грубо перебивая Мать, заканчивает ее фразу). …утихомирить меня, примирить с ним. (Директору.) Сделайте, как она просит… Ведь это сущая правда! Я даже рада буду. А какой результат? Чем больше она просила его, чем больше пыталась снискать его расположение, тем больше он отдалялся, сторонился ее. Вот награда!

Директор. Будем мы наконец репетировать дальше или нет?

Падчерица. Я умолкаю! Но разве это правдоподобно, чтобы действие целиком шло тут, в саду?

Директор. Почему же нет?

Падчерица. Потому что он (показывает на Сына) всегда держался в стороне, запершись в своей комнате! И жизнь вот этого несчастного малютки (показывает на Мальчика) протекала только в стенах дома.

Директор. Какое это имеет значение! Мы же не можем развешивать таблички, извещающие зрителя о том, что где происходит! Не можем мы и менять декорации по три, по четыре раза в течение одного действия!

Премьер. Так делалось только в старину…

Директор. Во времена, когда публика была не разумнее вот этой маленькой девочки!

Премьерша. И создать иллюзию тогда было – пара пустяков!

Отец (внезапно прорываясь, даже встав со своего места). Иллюзию? Сделайте милость, только не произносите этого слова! Для нас оно звучит особенно жестоко!

Директор (удивленно). Простите, почему жестоко?

Отец. Жестоко, даже очень жестоко! И вы должны это понять!

Директор. А как же надо говорить? Именно иллюзию, сударь. Иллюзию, которую необходимо вызвать у зрителя.

Премьер…с помощью нашего исполнения…

Директор…иллюзию реальности происходящего!

Отец. Я понимаю, господин директор. А вот вы, простите, не можете нас понять. Видите ли, для вас и ваших актеров дело заключается только в самой вашей игре…

Премьерша (перебивает его, с возмущением). Игре? Вы что, принимаете нас за детей? Для нас это серьезная работа, а не игра!

Отец. Я с вами не спорю! Под игрой я понимаю только ваше мастерство, которое, как говорил господин директор, и должно дать полную иллюзию реальности.

Директор. Наконец мы поняли друг друга!

Отец. Хорошо, но неужели вы думаете всерьез, что мы (показывает на себя и на пятерых своих спутников-персонажей) такие, какие есть, не имеем никакой другой реальности, кроме этой вашей иллюзии?

Директор (сбитый с толку, смотрит на растерявшихся актеров). Что вы хотите сказать?

Отец (некоторое время молча, едва заметно улыбаясь, смотрит на Директора). Именно так, господа! Какая другая реальность? То, что для вас является игрой, поводом для создания иллюзии, для нас является единственной нашей реальностью. (Короткая пауза. Сделав несколько шагов в сторону Директора.) И не только для нас, подумайте об этом! Подумайте хорошенько! (Смотрит Директору прямо в глаза.) Вы можете сказать, кто вы такой? (Ждет ответа, не убирая вытянутой руки с указующим перстом.)

Директор (смущенно, с какой-то кислой полуулыбкой). Как – кто я такой? Я – это я!

Отец. А если я скажу, что это неправда, что вы – это я?

Директор. Я отвечу, что вы сумасшедший!

Актеры хохочут.

Отец. Они правы, что смеются: ведь здесь все собрались для игры. (Директору.) Вы можете сказать мне, что с помощью простой игры этот господин (показывает на Премьера), являясь «самим собой», должен стать «мной» и что «я» – это, собственно, не я, а «он»! Видите, я поймал вас в ловушку!

Актеры смеются.

Директор (которому явно надоели все эти препирательства). Об этом вы уже говорили! Неужели опять сначала?

Отец. Нет, нет! Я вовсе не то хотел сказать. Напротив, я призываю вас забыть на время эту игру… (Смотрит на Премьершу и как бы спешит ее предупредить.) …художественную игру, к которой вы привыкли на сцене со своими актерами, – и еще раз спрашиваю вас: кто вы такой?

Директор (поворачиваясь к актерам, сердито и одновременно растерянно). Хорош шутник! Сам выдает себя за театральный персонаж, а туда же, спрашивает, кто я такой!

Отец (с достоинством, но без высокомерия). Персонаж, господин директор, всегда имеет право спросить у человека, кто он такой. Потому что персонаж и в самом деле всегда имеет свою собственную жизнь, отмеченную характерными, ему одному присущими чертами… Персонаж всегда есть «кто-то»: Между тем человек – разумеется, не вы, сударь, – человек вообще часто может быть и «никем».

Директор. Но зачем вы меня-то об этом спрашиваете? Ведь я же и директор, и режиссер! Понятно вам?

Отец (тихо, вкрадчиво). Я спрашивал, господин директор, чтобы узнать… как вы… такой, какой вы есть сейчас… ощущаете ли вы себя сейчас таким, каким вы были когда-то, много лет назад, со всеми иллюзиями, которые вы тогда питали… видите ли вы вещи так, как видели тогда и какими они и в самом деле тогда были… Так вот, господин директор! Раздумывая над прошлыми иллюзиями, которых у вас нет теперь, над тем, что сегодня уже не кажется вам таким, каким казалось прежде, – разве не чувствуете вы, как колеблются под вашими ногами не только доски этой сцены, но уходит из-под ног сама земля?… Разве не даете вы себе отчета в том, что ваше нынешнее самочувствие, вся ваша сегодняшняя реальность завтра вам покажется пустой иллюзией?

Директор (ничего не понял; хитроумная аргументация собеседника окончательно запутала его). Я не возьму в толк, куда вы клоните?

Отец. Да никуда, господин директор! Я просто старался пояснить, что если мы (тут он снова показывает на себя и на своих пятерых спутников) являемся иллюзией, а не реальностью, то и вам тоже следует опасаться, как бы ваша собственная реальность, которой вы живете сегодня, завтра не улетучилась и не превратилась, как всякий вчерашний день, в иллюзию.

Директор (решив обратить все в шутку). Допустим. Ну а скажите, вы сами, с этой комедией, которую вы пришли показывать сюда, вы сами – реальнее меня?

Отец (совершенно серьезно). О, безусловно, господин директор!

Директор. Вы полагаете?

Отец. Я думал, что вы это сразу поняли.

Директор. Вы – реальнее меня?

Отец. Естественно, поскольку ваша реальность может меняться с каждым днем.

Директор. Но ведь все же знают, что она меняется! Она непрерывно меняется. Уж такова общая наша участь! Отец (переходя почти на крик). А наша не меняется, господин директор! Вот в чем разница! Мы не меняемся, мы не можем измениться, стать «другими»; мы такие, какие есть (это страшно, не правда ли, господин директор?). И всегда такими останемся! Вам, наверное, жутко даже приближаться к нам!

Директор (порывисто, пораженный какой-то внезапно пришедшей ему мыслью). Хотел бы я знать, виданы ли на свете персонажи, которые, выйдя за пределы своей роли, брались бы толковать ее вкривь и вкось! Вы таких видели? Мне, по крайней мере, не приходилось!

Отец. Вы не видели, господин директор, просто потому, что авторы нередко скрывают муки творчества. А вот когда персонажи здравствуют, и не только здравствуют, но находятся перед глазами автора, он должен лишь следить за их словами, жестами и переносить их на бумагу; автор должен их брать такими, какие они есть; горе тому автору, который поступает иначе! Когда персонаж родился – он тотчас получает такую независимость даже от своего автора, что легко может быть примыслен кем угодно к ситуации, в которую автор и не думал его ставить… а иногда персонажу случается приобретать значение, которое автору и не снилось!