СССР в осаде - Анатолий Уткин

Озлобление советской стороны можно понять: когда русские дивизии выручали американцев и англичан в Арденнах, речь в Ялте твердо шла о 20 млрд. долл. репараций. А теперь оказывается, что это была «основа для дискуссий». Государственный секретарь США полгода назад был благодарен за спасение Западного фронта, а теперь Бирнс называл двадцатимиллиардные репарации непрактичными. Министр иностранных дел СССР Молотов требовал назвать конкретную цифру германских репараций, а американский министр словно его не слышал. Кто виноват в этом быстром взаимном охлаждении? Разве Москва выдвинула новые условия, нарушила прежде данное слово? Молотов: «Означают ли слова государственного секретаря, что каждая страна свободна в своей зоне оккупации и может действовать не оглядываясь на других?» Бирнс ответил: «Именно так». Молотов заговорил о Руре и фактически обвинил Бирнса в создании препятствий Советскому Союзу действовать в соответствии с программой разоружения. Бирнс не согласился с этой оценкой.

Американцы стали занимать невиданные по жесткости позиции. Возможно, единственным позитивным шагом было данное 29 июля 1945 г. согласие американской стороны на польскую администрацию по Одеру — Нейссе (вплоть до конечного мирного договора). Американцы соглашались передать четверть оборудования Рура в обмен на продовольствие и уголь восточных земель Германии (теперь уже западных земель Польши). Могли ли поляки произвести необходимый эквивалент? Молотов требовал обозначить некие сопоставимые объемы восточной и западной продукции, но Бирнс продолжал настаивать, что в руках русских и поляков — половина германских богатств, и это был бессмысленный спор.

Бирнс предлагал 12,5 процента западных репараций в обмен на продовольствие, Молотов настаивал на количественных определителях (а не долях неведомого). Постепенно и самые благорасположенные русские стали понимать, что на их глазах происходит фактическое жесткое деление Германии.

Молотов обратился за разъяснениями к Бирнсу, и тот постарался утешить своего русского визави тем, что Четырехсторонняя экономическая контрольная комиссия еще будет заниматься финансами, внешней торговлей, транспортом.

Все это звучало обнадеживающе, но как мог Бирнс думать о совместном выпуске денег, торговле и пр., не создав общегерманские органы — одному богу известно. И Молотов стал понимать, что американцы на внутренних советах пошли самостоятельным курсом; теперь они, владея двумя третями Германии, хотели создать державу, ни в коей мере не подведомственную восточному союзнику. Не было ни ма52 лейших признаков того, что Советский Союз приглашается к контролю и совместному управлению над Большой Германией, доминирующей силой Центральной Европы.

В последний день конференции, 31 июля 1945 г., Сталину ничего не осталось как «сделать хорошую мину при плохой игре». Безо всякого энтузиазма он принял американский план закупки 15 процентов доступных репараций из западных зон в обмен на продовольствие и уголь восточногерманских областей (при этом 10 процентов поступали непосредственно в СССР — результат яростного спора). От идеи интернационализации Рура союзники отказывались (хотя идею поддержали французы), объемы предполагаемых репараций четко не обозначались, становилось предельно ясным, что американцы намерены обращаться со своей зоной по своему, не желая придавать делу некую совместную окраску.

Россия имела в своих руках то, что позже станет Германской Демократической Республикой; она фактически отвечала и за расширение в западном направлении Польши. Некогда американский президент говорил, что немыслимо, когда уровень жизни агрессора много выше уровня жизни обезображенной агрессором, обескровленной жертвы. Разговоры такого рода ушли из лексикона нашего американского союзника.

Все, включая англичан, поняли, что «американцы не смотрят больше на Германию как на единую величину — у русских в зоне оккупации отныне будет более низкий жизненный уровень, ибо русские будут лишены репараций с запада».

То, что американцы весьма отчетливо понимали последствия своей политики, было очевидно из предсказания государственного департамента относительно того, что «если каждая из зон отдельно будет представлять собой ярко выраженную, взятую саму по себе отдельную административную единицу, то конечным результатом будет создание отдельных государств— со своей собственной политической философией; завершится внутризональная торговля». Большая часть Германии, ее индустриальная сердцевина станет сателлитом Соединенных Штатов, изменяя баланс сил в Европе в пользу Запада, в пользу индустриально вознесшейся Америки. Потсдам создал решающие предпосылки раскола Германии, предпосылки вторжения Соединенных Штатов в европейский баланс, начало фактического противостояния Америки и России.

В инструкции главе американской делегации в Комиссии по репарациям Э. Поули Г. Трумэн писал, что германская экономика «должна быть оставлена в неприкосновенности».

Стратегические установки американской дипломатии видны и в отношении к вопросу об установлении межгосударственных связей с прежними противниками. Одно из первых предложений Г. Трумэна — разрешить Италии вступить в Организацию Объединенных Наций, поскольку та объявила войну Японии. Было ясно, что международное признание Италии по инициативе США служило бы укреплению в ней проамериканских элементов.

Фактор атомной бомбы

Доклад, представленный президенту Трумэну 1 июня 1945 г. временным комитетом по выработке американской политики в ядерной сфере, содержал три главные директивы: атомная бомба должна быть использована против Японии; ее использование не должно предваряться специальными объяснениями природы нового оружия; для демонстрации возможностей бомбы в радиусе ее действия должны быть и промышленные объекты, и жилые постройки. В докладе содержалась рекомендация ознакомить советское руководство с результатами американских достижений в ядерной области и указать на намерение использовать атомную бомбу против Японии. В ходе беседы, состоявшейся 6 июня 1945 г. между Г. Трумэном и Г. Стимсоном, рассматривалась возможность добиться от Советского Союза уступок в Маньчжурии, Польше, Румынии, Югославии в обмен на предложение о некоторых формах сотрудничества в области использования ядерной энергии.

Находясь в Потсдаме, Трумэн очень надеялся на то, что атомное оружие будет создано до окончания конференции.

  Одновременно, в июне 1945 г., Фукс информировал советскую сторону, что на испытаниях первого атомного устройства, названного «Тринити», будет произведен взрыв, эквивалентный 10 тысячам тонн тринитротолуола, и сообщил, где это испытание будет проведено, сообщил, что если испытания окажутся успешными, то бомбы будут применены против Японии.

В июне 1945 г. Клаус Фукс передал русским ученым отчет, написанный в Лос-Аламосе, в котором полностью описал плутониевую бомбу, которая к тому времени была полностью сконструирована и должна была пройти испытания.

Представлен был набросок конструкции бомбы и ее элементов, приведены важнейшие размеры. Бомба имеет твердую сердцевину из плутония, а инициатор содержал полоний активностью в 50 кюри. Были приведены сведения об отражателе, алюминиевой оболочке и системе линз высокоэффективной взрывчатки.

Американское руководство этого не знало. Президент Трумэн доверяет дневнику: «Хорошо, что люди ни Гитлера, ни Сталина не создали атомную бомбу. Кажется, что это самое ужасное из всех изобретений в мире, но оно может оказаться самым полезным». Генерал Гроувз — глава атомного проекта говорит американским ядерным физикам 14 июля: «Верхняя корочка желает, чтобы все произошло как можно скорее». В Аламогордо, Нью-Мексико, 16 июля произошел взрыв «ярче, чем тысяча солнц, более мощный, чем ожидалось». Вечером 16 июля 1945 г. к военному министру поступили долгожданные сообщения об успешном испытании атомного оружия. Стимсон тотчас же послал детализированное сообщение к президенту в Потсдам.

* * *

Именно накануне встречи с И.В. Сталиным Г. Трумэн получил «невинную» телеграмму: «Операция прошла этим утром. Диагноз еще не совсем завершен, но результаты кажутся удовлетворительными и уже превосходят ожидания». Соединенные Штаты стали ядерной державой. Американские руководители получили возможность упиваться иллюзией, что ход исторического развития в грядущие годы будет зависеть преимущественно от них. Президент был в превосходном настроении, он рассказал историю об утопившейся девушке, бросившейся в воду, узнав, что она беременна. Ее молодой человек сказал, что это сняло с его плеч большой груз.

Следовало оповестить единственных союзников — англичан. На следующий день во время ланча с британским премьером, чтобы не привлекать лишнего внимания, военный министр Стимсон написал на листе бумаги: «Дитя родилось благополучно». Это было так неожиданно, что Черчилль ничего не понял. Тогда Стимсон объяснил, что речь идет об экспериментах в пустыне. 18 июля Черчилль и Трумэн в течение двух часов беседовали наедине. Предмет разговора — атомное оружие. «Президент показал мне телеграммы о последних экспериментах и попросил совета, сообщать ли об этом русским… Я ответил, что если президент решил рассказать, то лучше подождать окончания эксперимента».