Дорогой Жан... - Дана Арнаутова

6

21 октября 1933 г

Почтамт города Сент-Илер-де-Рье,

абонентский ящик на имя г-на Мерсо

От г-на К. Жавеля,

Тулуза, ул. Св. Виктуарии, 12

ВЕРНУТЬ С ПОМЕТКОЙ «АДРЕСАТ ВЫБЫЛ»

Пьер,

Надеюсь, что ты достаточно часто заглядываешь на почтамт. Помнишь, четыре года назад, как раз в то проклятое лето, Клэр неделю гостила у тетки по отцу, мадам Дюпри? Господин Дюпри — брат мужа моей сестры, и мы не то чтобы дружим домами, но видимся.

Несколько дней назад они всей семьей приезжали в Тулузу по случаю помолвки старшей демуазель Дюпри. Так вот, друг мой, чтоб не бередить излишними подробностями… В тот визит Клэр поссорилась с одной из младших Дюпри, и маленькая мерзавка украла у нее дневник, а потом, уличенная в краже, заявила, что выкинула его. То ли спустя годы паршивка подросла и поумнела, то ли просто совесть не давала ей спокойно жить, но дневник она привезла с собой, чтобы вернуть хотя бы родным Клэр. Правда, побоялась сделать это сама. А поскольку я для девочек Дюпри что-то вроде семейной феи-крестной, она обратилась к «милому дядюшке Клоду» с просьбой как-нибудь это уладить и все такое…

Пьер, я знаю, что ты думаешь о Жане Сантери, но он уверен, что Клэр его дочь. И ради памяти Амелии так оно и должно оставаться. Потому мне было невозможно просто оставить дневник у себя, чтобы отдать его тебе, но так же невозможно и отдать — без тебя. Да простит меня господь, я воспользовался тем, что дневник состоит из двух тетрадей, сшитых вместе. Помнишь Кристофа Леворучку, что проходил год назад по делу о фальшивых векселях? Он сделал для меня копию дневника, расшил его и сшил заново — с поддельными тетрадями. У тебя будет одна подлинная часть дневника, написанная рукой Клэр, у Сантери — другая. Это справедливо, Пьер.

И главное, ради чего я пишу это сейчас, а не жду твоего возвращения. Я не доверю дневник почте, но вот выписка из последних страниц. Ты поймешь, о чем это, как понял я. Понял — и содрогнулся. Пьер, ты не нуждаешься в моих просьбах найти эту тварь, но ради всего святого… Я любил Клэр, как собственную дочь, которой у меня не было и не будет. Я собирался, сославшись на дальнее родство с Жаном, оставить ей наследство… Не дай нам бог переживать тех, кто должен пережить нас. Надеюсь, что этот дневник станет гвоздем в крышку Его гроба.

Твой Клод

Дневник Клэр Сантери

7 августа 1929 года. Я так счастлива, что, кажется, должна светиться изнутри. Удивительно, как другие не видят этого? Странно подумать, что еще совсем недавно я не знала человека, который скоро станет для меня самым дорогим на свете. Нет — уже стал!..

12 августа 1929 года. Мой Друг говорит, что на мне печать ангела. И смотрит так восторженно и благоговейно, что внутри меня рождается тихий сладкий стыд, и радость, и нежность, такая нежность, что я даже слов не могу подобрать, чтобы выразить ее — да и как бы я посмела? Хотя я заканчиваю образование, но рядом с ним чувствую себя маленькой наивной девочкой, так много он знает обо всем на свете. А когда говорит о великом храме, который будет построен из чистых душ, чтобы даровать счастье и покой нашей милой родине — о, я вся трепещу, словно слушаю мессу…

15 августа 1929 года. Завтра я уезжаю к тетушке Элен. Так больно, что не увижу Друга целую неделю. Мне нездоровится, и мы провели вместе больше времени, чем обычно — я почти рада своему нездоровью из-за этого. Мы снова говорили о храме. Жанин и Колетт уверяли, что все мужчины по природе наглы и развратны, что наедине с девушкой у них мысли только о порочном. Но он не таков! С ним я чувствую себя в полной безопасности, он ни разу не взглянул на меня, как, бывало, смотрели мужчины на улице. Я набралась храбрости и спросила, нравлюсь ли я ему. Как глупо это было! Но Друг лишь улыбнулся и сказал, что у каждой души в храме спасения свое место. Кто-то может стать лишь фундаментом и не должен желать большего, кто-то — часть мощных стен, а я — окно над алтарем, через которое будет литься божий свет, озаряя храм. И что могут после этого сказать мне Жанин и Колетт? Бедные они, бедные, как им не повезло, что они не встретили такого человека. Скорее бы вернуться!..

7

28 октября 1933 года, Сен-Бьеф, Нормандия

Дорогой Жан,

Я перебрал прошлые письма и только по датам понял, что с последнего из них прошла неделя. Время летит пугающе. Днем я еще как-то нахожу себе занятие, притом самые простые дела требуют столько сил, что это отлично меня занимает. Сходить к колодцу за водой, набрать веток для растопки и принести дров — я делаю это с медлительностью и неловкостью деревянной куклы на нитках, управляемой бродячим артистом. Но все же делаю, и чем это не повод для гордости в моем положении?

Простуда прошла быстрее, чем я опасался. Лишь пара дней в лихорадке, среди горячих алых теней, пляшущих по стенам, а потом я очнулся, слабый и опустошенный, но успокоившийся, словно с горячечным бредом ушла какая-то тень, которой я не замечал, но вот она исчезла — и стало светлее. К счастью, за эти два дня ко мне никто не приходил, даже доктор Мартен, мой единственный неизменный собеседник. Как-то я сказал ему наполовину в шутку, что не уверен, существует ли он в действительности или является лишь плодом моего воспаленного воображения. Что, если все вокруг лишь бред? И Сен-Бьеф, и Дом на холме, и даже строки Ларошфуко, которые я могу просто помнить по памяти. Мартен посмеялся вместе со мной подобному предположению. Но могу ли я сам, по собственному желанию отличить явь от сна? Сегодня днем я спустился в Сен-Бьеф, предварительно сменив костюм и рубашку и чисто, как мог, выбрившись отцовской бритвой. Подозреваю, что вид все равно имел жалкий, потому что двое или трое встреченных прохожих покосились на меня странно, а какая-то мамаша поспешила убрать ребенка за свою широкую юбку. Зато в аптеке я столкнулся, представь себе, со старым филином Греноблем. Он лет на тридцать старше меня, а как держится! — позавидовать можно. Высох, правда, как скелет, и опирается на палку, а под другую руку его поддерживала прелестная синеглазая блондинка. Мы раскланялись, он представил меня своей внучке, демуазель Кристине. Два светских господина, которым на двоих исполнилось около полутора сотен лет — препротивное, должно быть, зрелище рядом с цветущей нежной юностью Кристины. Неудивительно, что девочка смотрела на меня почти испуганно. Кстати, старик постепенно выживает из ума. Он назвал меня Жаном, но сразу же поправился, извинившись со старомодной изысканностью. А по мне пробежал холод, словно кто-то — как говорят — наступил на мою могилу.

И о могилах. Пропавшую сборщицу яблок нашли в овраге за старыми вырубками. Несчастную удавили и даже не побеспокоились скрыть преступление, оставив на поживу зверью и червям. Мир вокруг все больше наполняется жестокостью, Жан, я почти рад, что покидаю его. Но синие глаза Кристины, ангела во плоти, ах, эти дивные женские глаза… Не ради них ли мы сходим с ума, прощая действительности то, что она не сон? Если предположить, что и Кристина мне лишь снится, как вчера снилась Люси… Допишу позднее, очень болит голова…

Твой Жак.

Ноябрь. Часть первая

1

1 ноября 1933 года

г-ну А. Леграну

Кан, отель «Дюссо»

от г-на К. Жавеля,

Тулуза, ул. Св. Виктуарии, 12

Господин Легран,

Стыдно признаться, но я банально и глупо потерял связь с нашим общим другом, инспектором Мерсо. Мое последнее письмо не застало его в Сент-Илер-де-Рье, где инспектор почти напал на след преступника. Полагаю, Пьер отправился дальше по цепочке, но не по часовой стрелке вокруг побережья Франции, как вы писали в своих расчетах, а против нее. Видите ли, Пьер несколько консервативен и доверяет только тем методам расследования, которые лично опробовал на практике. Он непревзойденно умеет допрашивать свидетелей и выяснять мельчайшие детали, полагая, что этого всегда достаточно. Потому я не думаю, что он прибудет в Кан, пока не узнает, что есть достоверные результаты вашей работы, к которой я испытываю глубочайшее уважение.

Но сейчас обстоятельства таковы, что появились новые сведения. Одна из жертв в личном дневнике написала, что виделась с преступником, будучи нездоровой. Записи достаточно туманны, но я почти уверен, что несчастная девочка писала о враче. Разумеется, круг пациентов каждого приличного врача ограничен определенным обществом, но все же врач — это тот, кто может войти в любой дом, не вызвав подозрения. Господин Легран, мне необходимо передать эту улику инспектору. Я боюсь не успеть в Аркашон, куда направился Пьер, так что не могли бы вы телеграммой передать мне список тех мест преступления, что были до Аркашона? Я постараюсь перехватить Пьера в одном из них. Могу лишь надеяться, что у меня хватит на это здоровья и живости, которые давно не подвергались такому испытанию, как преследование господина Мерсо, в свою очередь идущего по следу.