Тайная военная разведка и борьба с ней - Николай Батюшин

На наш взгляд, острейшая коллизия Завадский (Макаров) — Батюшин (Ставка) — это лишь видимая часть айсберга. Нет сомнения, что истинное противостояние имело другой, общеимперский масштаб. На самом деле, на одной чаше весов — вся головка российской империи: Верховный главнокомандующий царь Николай II, Ставка, ближайший к столице фронт во главе с умным и проницательным главнокомандующим Н. В. Рузским. Их боевой, ударной силой был особый отряд — комиссия во главе с опытнейшим и надежным контрразведчиком Н. С. Батюшиным. На другой — небольшая кучка взлелеянных войной наглых финансовых и биржевых воротил, дельцов и попросту проходимцев (тот же Распутин чего стоил!), для которых воюющее российское государство и его народ — неисчерпаемый источник для их паразитирования, обогащения, достигаемого с помощью всех мыслимых и немыслимых средств. Их сила — в капитале, с помощью которого можно было привлечь на свою сторону и привлекались деятели любого уровня разлагающегося отечественного государственного аппарата. Великая Россия для них стала своеобразным ломберным столиком, на котором эти игроки делали свои, к сожалению, беспроигрышные ставки. В этом своем качестве они, по мнению защитников России и патриотов вообще, являлись подлинными ее врагами. А о том, что болезнь существующего режима зашла глубоко и в определенной мере уже не поддавалась лечению вопреки мнению ее «врачевателей», знало не так уж много лиц.

Итог этого по своему историческому противостоянию таков: победителем оказалась клика корыстных антигосударственников, больше похожих на врагов отечества, а вовсе не императорская Россия с ее могучей армией и военной контрразведкой, органами правосудия. Это страшная гримаса истории, а никакой не закономерный результат для всех иных держав, кроме России! Особую ответственность за поражения такого рода делят между собой все его участники, начиная с самого царя. Затем следует генералитет, за ним — в очередь — жандармерия, политическая полиция, контрразведчики и юристы всех рангов. Конечно и его величество Капитал. Но каждому на весах истории отмерено свое. В первую очередь, царю — за «самодовольное и бездарное правление, при котором сама судьба России уплывала из рук правителей» (Солженицын). Вот почему контрразведка так и не смогла реализовать свои возможности.

Все сказанное здесь относится к «большой истории», к «большой политике». Но совсем не безразлично осмыслить такой частный вопрос: почему вместо сотрудничества с органами правосудия контрразведка оказалась в состоянии конфликта, противоборства с ней? Какой здесь скрыт урок? Глубоко не правыми будут те, кто в конфликте юриста и контрразведчика увидят лишь субъективный момент. Будто одна из сторон попыталась «поставить на место» другую. Наше мнение иное. Случившееся — сотрудничество, вылившееся в противостояние, — стало возможным в силу ряда объективных причин.

Во-первых, в воюющей России, как ни покажется странным, не было единого правового пространства. По «Положению о полевом управлении войск в военное время», утвержденном за несколько дней до начала войны, страна искусственно расчленялась на две «отдельные части» — фронт и тыл. Характер взаимоотношений между гражданской администрацией и военным командованием сразу же приобрел особую остроту. Вся полнота власти на обширных территориях театра военных действий (ТВД) перешла к военным. Ставка Верховного главнокомандования стала фактически вторым правительством Империи. Механизма взаимодействия ее с Советом министров, законодательными органами создано не было. Попытки же в течение войны найти некий консенсус в действиях двух властных центров не удались. Это привело в конце войны к кризису государственного управления. В такой ситуации сильно страдала юриспруденция. В тылу она функционировала в традиционном формате, а на ТВД — бездействовала; так как полный набор репрессивных средств и возможностей был у армейского командования. Рассматриваемая коллизия есть ни что иное, как частный случай проявления такого объективно существующего в стране противоречия.

Во-вторых, юриспруденция и контрразведка это разноплановые государственные функции. Их представители по-разному смотрят на пути и средства достижения своих целей, ибо природа их различна, несхожа. Коллеги-юристы (Завадский, Чубинский) по роду своей деятельности не обязаны стараться узнать заранее о том, где и как некое лицо или группа лиц осуществляют преступления против государства. Для них зло только тогда считается таковым, когда оно будет доказано судом. Оперативный же работник в отличие от них способен получать информацию о преступлении в момент его совершения. Он способен видеть изнанку этого преступления, знать многое об его участниках, определить истинные масштабы содеянного. Для него то же самое зло — нечто осязаемое почти каждодневно, и он считает необходимым как можно скорее положить этому конец. Поэтому не мудрено, что оперативные начала до поры до времени могут просто не стыковаться с существующим правовым регламентом. Это особенно понятно, ибо речь идет о молодой отечественной контрразведывательной службе, которая еще не успела органически вписаться в российское правовое поле.

Гражданские и военные юристы в большинстве своем не накопили опыта по работе со шпионскими делами, в основе которых лежали оперативные материалы — агентурные донесения, сведения, полученные от добровольных осведомителей, сводки наружного наблюдения, корреспонденция, полученная путем перлюстрации, и т. п. Добавим к этому, что они практически ничего не знали об иностранных разведках, их структуре, организации, методах работы. Вот почему юриста Завадского буквально шокировали «слухи, сплетни, обрывки без начала и конца», то есть то, что в контрразведке называется оперативными материалами, видимо не сведенными Батюшиным в систему, и он отвергает их. Хотя как гражданин, а тем более как законник, он отлично понимает, с какого рода преступными делами, страшными по своим отрицательным последствиям для Отечества, он столкнулся. Закон превыше всего, и пусть весь мир летит в тартарары, если закон не соблюдается — вот безупречное кредо Прокурора с большой буквы С. В. Завадского.

Оперативные работники в свою очередь должны были иметь хотя бы минимум знаний юриспруденции, чтобы грамотно с точки зрения права вести оперативные дела. Но для этого нужны были элементарные знания основ права, навыки и умение пользоваться ими на всех стадиях оперативной разработки. Вот что знал и чему мог научить опытный контрразведчик Батюшин: «Ликвидация дела (то есть обыски, аресты, выемки. — Авт.) должна быть произведена в один день, а буде возможно и в один час, дабы помешать преждевременному разглашению этого факта… Быстрый просмотр отобранных по ликвидации материалов сразу же дает картину состава преступления и его квалификацию, почему и дальнейшее расследование должно вестись в рамках тех статей Уголовного уложения, под которые подходит это преступление. По ходу дела должны быть посвящены в него тот следователь по особо важным делам, который будет вести это дело, и прокурор судебной палаты, как наблюдающий за следствием орган… Должен сказать, что за мою почти десятилетнюю практику перед Великой войной у меня никогда не было расхождений в оценке этих улик с высшими чинами варшавской Судебной палаты».

Все приходит с опытом, но при непременном условии, что сама контрразведывательная система должна быть вписана в правовой режим страны. Однако и законов, и опыта в России тех лет было явно недостаточно. Все находилось еще в стадии приобретения, накопления…

Но в природе самой оперативной деятельности есть то, что постоянно создает коллизию, которую назовем условно: «Завадский — Батюшин», или юрист-оперативник. У контрразведчика свое собственное видение ситуации. Он может искренне не понимать Завадского как законника, «удивляться» его буквоедству, из-за этого даже «сердиться» на него. Он убежден: при «ликвидации дела», то есть при проведении выемок, арестов, обысков «надобно пользоваться пока сравнительной свободой действий контрразведки в административном порядке, так как все действия судебных властей скованы буквой закона». Это опять Батюшин.

Вот она реальная коллизия. Контрразведчики, пользуясь оперативными средствами, насквозь видели преступную, антигосударственную сущность в махинациях финансовых и экономических оборотней типа Рубенштейна и К°, для которых любовь к Отечеству — пустой звук. Можно легко представить душевное состояние контрразведчиков при оперативной работе с таким «контингентом», их естественный порыв вырвать с корнем зло, и чем скорее, тем лучше для истекающей кровью Родины. Но на их пути вставал его величество Закон, пусть не совсем приспособленный для условий войны, но пока единственно действовавший. И с этим нельзя не считаться. Сам Батюшин отлично понимал ситуацию: неслучайны его неоднократные консультации с прокурором. Вместе с тем генерал был совершенно искренне убежден и в другом: «… очень часто могут быть трения в лучшем случае из-за слишком формального отношения прокурорского надзора в столь тонком деле как шпионство, главной базой коего являются косвенные улики и убеждение судей, а не прямые улики».