Искатель. 1976. Выпуск №2 - Дмитрий Биленкин

— Прогноз Цезаря относительно поворота был убийственно точен, — проворчал он, чиркая отсыревшие спички. — Поздно! Едва мы вышли на траверс Ла-Манша и поворотили на ост, как поняли, что эта игра не для нас. При лобовом движении на восток наша пробоина захлебывается западным течением Канала. За полтора часа уровень в отсеке поднялся до семи. Тогда мы пошли на лавировку и взяли курс снова на норд-норд-ост, чтобы форштевнем прикрывать раненую скулу. Но все то же западное течение, принимаемое теперь всем траверсом, сносит нас в Атлантику… У поврежденных машин нет сил ему противостоять. Горн зажал в кулаке трубку и встал. Поднялся и Джейк.

— Остается? — полувопросительно сказал он.

— Остается ждать, — закончил за него штурман, — что решит время. — И, резко повернувшись, он захлопнул за собой дверь.

Оставшись один, Джейк впал в странное состояние. Видимо, им овладел нервный шок. Полное безразличие стерло в нем все индивидуально-субъективное, оставляя лишь элементарные человеческие рефлексы, автоматически фиксирующие окружающее и так же автоматически точно реагирующие в ответ.

Превратившись благодаря причудливому сужению возможностей человеческой психики в исключительно точный инструмент управления, Джейк не смог бы сказать, сколько времени длилось это его состояние, хотя он автоматически точно и безучастно регистрировал сообщения судна, идущего на помощь, и сам посылал ему призывы и сообщения на запросы, четко засекая время по хронометру.

Потом Джейк откинулся на спинку стула и как бы утонул в небытии. Очнулся он от звуков необычного аврала на верхней палубе, похожего на тот, при котором люди вызываются командой «все наверх». В наступившей затем напряженной паузе, заполненной знакомыми и привычными шумами — ритмичным гулом гребных винтов и аритмичными ударами волн, Джейку удалось уловить и выделить негромкий звук удара какого-то тела о верхнюю палубу, послужившего как бы сигналом для нового взрыва топота ног и окончания аврала.

Это произошло в 4 часа 37 минут утра, а еще через пятнадцать минут в дверь радиорубки всунулась насквозь промокшая фигура штурмана. Отряхиваясь и расстегивая плащ, он обратился к Джейку, по своей привычке как бы продолжая начатый разговор:

— Вы не находите, Стенхоп, что он провел это безукоризненно? — И тут же в ответ на недоуменно вскинутые брови Джейка перебил сам себя: — Как много вы потеряли, что не высунули носа из своей конуры, когда этот русский проводил свой маневр. Сперва он лег на параллельный с нами курс, а затем, пользуясь преимуществом хода, обошел нас и с кормы, заметьте, завел трос!

— Так, значит, он уже буксирует нас?! — сорвалось у Джейка, и детская наивность этого вопроса заставила его покраснеть.

Но Горн только молча кивнул, поняв чувства молодого радиста. Джейк вскочил и протянул ему руку. Нервная тонкая рука радиста соединилась с влажной крепкой рукой штурмана, как бы выражая в безмолвном крепком пожатии всю радость жизни в благодарности неизвестным друзьям, оттолкнувшим от них смерть. Они стояли теперь друг против друга, и штурман раскуривал погасшую, отсыревшую трубку.

— Капитан поручил мне прислать вас к нему, Стенхоп, минут через десять. Я ведь рассказал ему о посланном вами сигнале там, наверху, когда русский подходил к нам… И если вам предстоит расплата, то рассчитывайте на меня… там, на берегу. Во всяком случае, мы не допустим вашей дисквалификации… компанией. Ну, я пойду наверх и отпущу капитана к себе.

С этими словами штурман еще раз крепко пожал ладонь Джейка и захлопнул за собой дверь.

Оставшись один, Джейк попытался по привычке образно-ощутимо представить себе ожидающие его конкретные итоги совершенного проступка против «Правил», но так же, как сами «Правила» рисовались ему всегда сухой и бездушной схемой, так и последствия, вызванные нарушением их и определяемые термином «дисквалификация», казались нежизненными и нереальными условиями постоянного пребывания на берегу в обстановке судебных учреждений. Безработица! Ему вспомнился молодой матрос, встреченный им как-то в порту, и поразившее его униженно-заискивающее выражение лица этого матроса, когда он осведомился у Джейка о наличии «работенки». И теперь даже гипотетическое представление себя в роли безработного показалось ему невозможным и недопустимым. Только что он пережил горячее чувство радости и благодарности за возвращенную жизнь. Он еще чувствовал крепкие пальцы Горна на своей руке…

И Джейк, будучи не в состоянии более оставаться наедине со своими думами, решил, что ему уже пора идти к капитану. Ему удалось благополучно миновать открытое пространство верхней палубы, и очередная волна накрыла судно, когда он уже спускался по трапу кают-компании.

Дверь в каюту была полуоткрыта, и капитан сидел в том же положении, спиною к двери, как и в прошлый раз.

— Вы меня звали, сэр? — спросил Джейк.

— Да, Стенхоп, мне захотелось просмотреть ваш журнал За последние сутки произошло немало событий, — говорил он как бы сам с собой, развертывая журнал и не поворачиваясь к Джейку. — А «Волга» нас тянет отлично, и скоро боцману придется свистать на швартовку!

Вдруг капитан нашел в журнале запись о подаче сигнала SOS и на минуту задумался над ней. Он перевел глаза на портрет, висевший перед ним, и несколько мгновений смотрел прямо в лицо жены. Затем, обмакнув перо и поставив против этой записи в соответствующей графе свою характерную подпись с резким росчерком, сказал:

— Помнится, в прошлый раз, Стенхоп, я не согласился с вашим советом относительно этого сигнала… В дальнейшем можете ссылаться на мою санкцию, если, конечно, вы не захотите отстаивать в этом деле свой приоритет.

Он захлопнул журнал и протянул его Джейку.

Братья ВАЙНЕРЫ

ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ СТРАХА[3]

Рисунки Г. НОВОЖИЛОВАКРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВ РОМАНА БРАТЬЕВ ВАЙНЕРОВ «ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ СТРАХА»

Инспектору уголовного розыска Станиславу Тихонову поручено расследование странного происшествия. В воскресный день возле стадиона был подобран и доставлен в медвытрезвитель в состоянии сильного опьянения участковый инспектор, капитан милиции Поздняков. Утром обнаружилось, что у Позднякова пропали пистолет и служебное удостоверение. При исследовании экспертом Халецким чудом сохранившейся у капитана пробки от бутылки с пивом, которым его угостил сосед по трибуне, выясняется, что Поздняков был отравлен транквилизатором — лекарством, с помощью которого лечат глубокие психические расстройства — бред, депрессии, галлюцинации. Однако начальник лаборатории Исследовательского центра психоневрологии профессор Панафидин категорически заявляет инспектору Тихонову, что такого лекарства, каким был отравлен Поздняков, нет нигде в мире. Сам Панафидин и его лаборатория уже много лет безуспешно ищут пути создания подобного препарата — транквилизатора гигантского диапазона действия (в романе он назван метапроптизолом), и профессор отдал бы все на свете, если бы он первым получил хотя бы одну молекулу этого лекарства. Чтобы, выяснить, кто еще, кроме Панафидина, занимается созданием транквилизаторов, инспектор Тихонов направляется в Центральную патентную библиотеку. Внимание Тихонова привлекают три человека: доктор химических наук Благолепов, младший научный сотрудник Лыжин и кандидат химических наук Желонкина. Первый оказывается тестем Панафидина, фигура второго Тихонову пока неясна, а Желонкина — жена капитана Позднякова, и в их семье не все благополучно: Желонкина уже много лет любит Панафидина. Между тем преступники, похитившие у Позднякова пистолет и служебное удостоверение, начинают действовать. Переодевшись в милицейскую форму, они производят самочинные обыски, изымая деньги и ценные вещи у людей, связанных когда-то с нашумевшим делом, о хищениях в промкомбинате общества «Рыболов-спортсмен». А инспектор Тихонов получает по почте анонимку, где сказано, что метапроптизол, которым был отравлен капитан Поздняков, находится в тайнике машины, принадлежавшей Панафидину. При проверке это сообщение оказывается правдой. Однако Панафидин (и Тихонов ясно это видит) потрясен не тем, что метапроптизол найден в его машине, а больше всего, что препарат действительно существует и кто-то другой, а не он, Панафидин, создал его.