Рассказы - Афанасий Фет

- Настроил я его! - сказал Сережа, заливаясь со смеху, - пойдем посмотрим, верно, будет потеха.

Мы потихоньку вышли в залу. Дверь в кабинет отворена. На письменном столе горят две свечи, и дядюшка сидит, углубленный в переписку с Верой Петровной. Без всяких околичностей Иван стал против Павла Ильича и закричал:

- Отдайте пачпорт.

- Что ты, Иван? что с тобою? какой пачпорт? - возразил дядюшка.

- То-то, то-то, не знаете какой пачпорт? Что я? дурак, что ли, попался вам? Отдайте мой пачпорт.

- Что ты, Иванушка! На что тебе пачпорт?

- Отдайте мой пачпорт! Что я за человек есть без пачпорта? Да я просто никакого голоса в Москве не имею. Отдайте пачпорт!

Долго эта сцена продолжалась, к немалому удовольствию Сережи. С большим трудом успел наконец добрый дядюшка убедить Ивана, что он и без пачпорта может пользоваться в Москве всеобщим уважением.

Не одна забота на пользу Аполлона так тяжело доставалась Павлу Ильичу: удовольствия сына были для старика не последним источником беспокойства.

Приезжавшие к нам в дом с визитами были по большой части старые, короткие знакомые дядюшки и потому входили без доклада. Один из таких посетителей был генерал Морев.

- Что это вас так давно не видать, почтеннейший Павел Ильич? - сказал однажды генерал, входя. - Я уже думал, не больны ли вы?

- Присядьте-ка вот тут, ваше превосходительство. Точно, это время что-то нездоровится. Это вам, молодым людям, зима нипочем, а нашему брату старику вечерние выезды зимой - просто беда. Вот с неделю уже сижу дома. Что новенького в Москве слышно?

- Да теперь все только и говорят о предстоящем торжестве и бале в Собрании. На Кузнецком от экипажей ни пройти, ни проехать. Все бросилось заказывать наряды.

- Слышал, слышал, ваше превосходительство, от сына. Не дает мне прохода: "поедем в Собрание, да и только". Что ж? грешен, люблю побаловать умных детей; да здоровье-то не позволяет по ночам таскаться. Ведь вы, ваше превосходительство, верно будете на бале.

- Непременно. Мне почти нельзя не быть.

- Вот бы истинно обязали меня, старика, кабы сына моего взяли с собой.

- С большим удовольствием. Бал послезавтра, а до тех пор я буду еще у вас.

Генерал уехал.

В доме поднялась суматоха. Студентам в то время дозволялось еще ходить в статском платье; но являющиеся в Собрание в мундире должны были быть в белых штанах, чулках и башмаках. Мог ли Аполлон отказаться от такого костюма? Привели портного; заказали платье с условием, чтоб послезавтра все было готово. Наступил желанный день. С утра несколько гонцов отправлено к портному. Дядюшка, переваливаясь с ноги на ногу, в волнении ходил по зале, приговаривая: "А Морева-то нет! Вот подожду портного, да и сам поеду к генералу". В первом часу портной принес платье. "Одевайся в зале; здесь виднее, да и зеркала такого большого нет в других комнатах", - заметил дядюшка. Надев бальную форму, Аполлон стал вертеться перед зеркалом, но, по малому росту, видел только свою голову с золотыми очками на носу.

- Я хочу себя видеть, - пищал он визгливым дискантом.

- Аполлон Павлыч, - заметил Евсей, - позвольте, батюшка, я вас на стол поставлю: и вам и портному будет видней-с.

Сказано - сделано. Увидев себя во всем блеске бальной формы, Аполлон в восторге стал вертеться и ломаться на столе самым живописным образом. Дверь в залу отворилась, вошел генерал Морев.

- А я только что собирался к вам, ваше превосходительство! -вскричал Павел Ильич. - Видите, мы совсем готовы, - прибавил он, указывая на сына.

- Вижу, вижу, - отвечал генерал, и мгновенная улыбка, озарившая лицо его, тотчас же уступила место самому серьезному выражению. - Я к вам на минутку. Извините, почтеннейший Павел Ильич, право некогда.

- Ну так как же вечером-то? - спросил дядюшка, - вы заедете ко мне?

- Нет, уж извините, право не могу.

- Так я к вам привезу Аполлона, часу в одиннадцатом.

- Как вам угодно.

С этим словом Морев раскланялся и уехал. Вечером те же сборы, хлопоты, притиранья, завиванья. Подали желтую карету.

- К генералу Мореву! - закричал Евсей кучеру и, хлопнув дверцами, побежал к запяткам. Дядюшка и двоюродный братец уехали.

- Вот разодолжит генерал-то! - заметил Сережа, заливаясь со смеху. - Ты увидишь, он от него откажется.

Предсказание Сережи сбылось. Через час дядюшка привез обратно расстроенного Аполлона: генерал не поедет в Собрание. Подобных передряг было много; тем не менее дядюшка старался упрочить для нас, как он выражался, знакомство с хорошими людьми. Об одном из подобных знакомств придется говорить подробнее.

V

КНЯГИНЯ НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА

Недели через две после того, как Аполлон Павлович поступил в университет, дядюшка объявил, что всех нас повезет к Наталье Николаевне. На другой день желтая карета, продребезжав довольно долгое время по Москве, провезла нас между двумя львами на воротах и, въехав на довольно обширный, усыпанный песком двор, остановилась у подъезда. Евсей, соскочив с запяток, побежал на крыльцо. Через минуту он воротился, подножка застучала, и мы все трое: Аполлон, Сережа и я, отправились за дядюшкой в приемную.

- Их сиятельство приказали просить в будуар, - сказал белокурый мальчик в гороховых штиблетах.

Дядюшка, взглянув в большое зеркало и увидев свое желтое, морщиноватое лицо, сделал кислую мину; зато Аполлон прищурился, поправил на носу очки и самодовольно закинул голову.

- Пойдемте, - сказал дядюшка, покачиваясь с ноги на ногу и заметая змиеобразным движением платка свой след по паркету.

Белокурый лакей, проведя нас через ряд комнат, остановился перед небольшой дверью красного дерева с хрустальной ручкой. Мы вошли в небольшую, затейливо меблированную комнату. Против дверей, на диване, лежала женщина в черном капоте и небольшом белом чепце, из-под которого виднелась черная шелковая шапочка, или сетка. Лицо ее почти прикрыто было совершенно мокрым платком, распространявшим по комнате сильный запах одеколона. Княгиня (это была она) громко хлюпала, втягивая носом воздух через мокрый платок.

- А, а! Павел Ильич! - сказала она, приподнявшись с подушки и отнимая от носа платок левою рукою, между тем как правую протягивала дядюшке. - Насилу собрались.

- Позвольте, матушка Наталья Николавна, представить вам моих птенцов, - перебил ее дядюшка.

- Браво, браво! поздравляю! - сказала княгиня, обращаясь к Аполлону. - Давно ли вы, мой милый, получили известие от батюшки? - спросила она меня. - Мы с ним старинные приятели.

И Сереже была сказана любезность.

- Как здоровье Сонечки? - спросил дядюшка.

- Позвони, мой друг, - обратилась княгиня к сидевшей над чулком уединенно у окна пожилой женщине.

Если желтоватое, худое лицо княгини сохранило черты прежней красоты, то друг ее не мог этим похвастать.

Чтоб составить портрет друга, нужно вообразить себе довольно полную женщину в шелковом капоте шоколадного цвета с двойным отливом, толстый, иссиза-красный нос, распространяющий какой-то лаковый блеск по угреватому лицу, открытую седую голову с зачесанными назад волосами, в виде хвостика, и приткнутыми черепаховой гребенкой на затылке, большие, подозрительно беспокойные серые глаза и довольно порядочные седые усы. Вошел лакей.

- Скажи нянюшке, чтоб она привела княжну, - проговорила Наталья Николаевна. - Я надеюсь, Павел Ильич, - прибавила она, - вы позволите вашим птенцам - как вы их называете - покороче со мной познакомиться, если только они не будут скучать у меня.

Дверь отворилась, и княжна, в сопровождении приземистой старушки, вошла в комнату. Это была премилая девочка лет восьми или девяти. Темно-каштановые волосы, подрезанные в кружок, окаймляли ее свежее, круглое личико. В больших голубых глазах сияла не только кротость, даже застенчивость.

- Рекомендую мою дочь. Сонечка, познакомься… Сонечка! отчего у тебя глаза такие красные?

Сонечка повернула головку к матери и ничего не отвечала.

- Отчего у нее красные глаза? - обратилась княгиня к няньке.

- Изволили плакать, - отвечала нянюшка полушепотом.

- Опять капризы! О чем это?

Нянюшка, немного замявшись, прошептала:

- О кукле.

- Вообраззи, мой дррук, - отозвалась безмолвствовавшая до сих пор вязальщица, - этто я сеегодня взялла у ннее куклу, потому что онна вчерра все с нней воззиллась. В ейе летта… (только подобным правописанием можно несколько подражать стоккато, которым говорила вязальщица).

Девочка стояла неподвижно, глядя на мать, и две крупные слезы повисли на ее длинных ресницах. Княгиня приложила платок к носу, громко захлюпала с приметным наслаждением и махнула рукой.

- Няннюшка, - сказала вязальщица, - увведди отссюдда это непослушшное диття.

- Как трудно воспитывать детей! - сказала Наталья Николаевна. - У меня одна дочь, и то тяжело.

- Всякому свое, матушка Наталья Николавна. Однако ж мы у вас засиделись, - прибавил дядюшка, вставая.