Подросток Савенко - Эдуард Лимонов

— Я — тоже, — говорит Эди-бэби зло. Он сам начинает жалеть, что пришлось наказать ебакого дурака. — Мудак! — ругается Эди-бэби. — Отребье человечества! Отброс!

— Говорят, что он спит со своей матерью, — хладнокровно замечает Тамара. — Я слышала, что именно за это его побил младший брат.

Свернув с Салтовского шоссе, они идут теперь по Поперечной улице. Фантазия у строителей Салтовского поселка была, очевидно, не очень обширной, потому улица, на которой живут Эди и Томка, называется Первой Поперечной, а есть еще Вторая, Третья и Четвертая. Полуподвальная столовая на Первой Поперечной сегодня, оказывается, работает, оттуда доносятся звуки музыки и шум пивных кружек. Эди-бэби бросает на столовую равнодушный взгляд, но потом вдруг думает: а что, если?..

Тамаркин дом совсем недалеко, Томка останавливается. Пришли.

— Где гуляешь Октябрьские? — спрашивает Эди-бэби Томку.

— А что, — улыбается Томка, — хочешь меня пригласить? Разве Светка тебя уже бросила?

— Чего это она должна меня бросить? — раздраженно спрашивает Эди-бэби. — Глупо, Тамара.

— Ну извини, — говорит Томка. — Значит, не бросила.

Из дома, из окна второго этажа, высовывается голова Томкиной матери.

— Томочка, деточка! Мы тебя ждем! — кричит она. — Здравствуйте, ребята!

Ася машет Томкиной матери рукой. Эди-бэби — нет.

— Мне пора, — говорит Тамара и протягивает Эди-бэби руку в варежке. — Спасибо вам, мужественный мужчина, за спасение моей чести. Желаю вам приятных праздников! Пока, Лизок, — говорит она Асе. — Я завтра зайду.

— Кривляка! — со злостью бросает Эди-бэби, глядя вслед Томке.

— Она хорошая девочка и неплохо к тебе относится, — замечает Ася, — но ты для нее мальчишка, разве ты не понимаешь?

— Она всего на год старше меня, — упрямится Эди-бэби.

— Женщина всегда старше мужчины, — спокойно парирует умная Ася. — Тамаре нравятся студенты. Парню, с которым она встречается сейчас, — 23 года.

«Ася говорит «встречается» вместо «ходит», — думает Эди-бэби. — Зачем их семью поселили на Салтовке, они сюда не принадлежат». А вслух он говорит:

— Тогда ей нужно «встречаться» со Славкой Цыганом, ему — 24 года.

— А что, — усмехается Ася, — он не так плох. В глазах у него есть что-то такое… — Ася задумывается, — …пошлое, что-то, что нравится женщинам. Тоска по женщине.

— Ох-ох, — Эди-бэби фыркает. — Этот-то носатый алкоголик, руки как на шарнирах… А во мне, значит, нет ничего, что нравится женщинам? — продолжает он полувопросительно, искоса поглядывая на Асю. — Учительница эстетики Елена Сергеевна, между прочим, даже привела мое лицо как пример самого привлекательного мужского лица в классе…

Ася смеется…

— Мужского лица… — повторяет она, — мужского лица…

Эди-бэби обижается.

— Ты чего, — говорит он насупившись, — чего смеешься? — С Асей они большие приятели, никому другому он бы случая с учительницей эстетики не рассказал бы, чего она смеется?

— Извини, Эди, — говорит Ася, уже не смеясь, а серьезно. — Ты будешь чудесным мужчиной, я уверена, но сейчас ты еще мальчик. Ты будешь, — говорит она, — потерпи, будешь лет через десять… или даже пятнадцать, — говорит она неуверенно.

— В тридцать лет! — восклицает Эди-бэби с ужасом. — Но я буду уже старик!

— Но сейчас ты выглядишь на двенадцать лет, — смеется Ася.

Чтобы проводить Асю, Эди-бэби прошел мимо своего дома. Теперь они стоят у Асиного подъезда.

— Хочешь зайти? — спрашивает Ася.

— Но твои же родичи, наверное, все дома, — колеблется Эди-бэби. Язык Эди-бэби почти свободен от украинизмов, благодаря чисто говорящим по-русски отцу и матери, но иногда «родичи» все же проскальзывают.

— Ты же знаешь, какие они. Проходи прямо в мою комнату, туда никто не войдет.

— Хорошо, — соглашается Эди-бэби, и они входят в подъезд.

12

У семьи Вишневских целая квартира в три комнаты. Старший брат Арсений — коммунист, говорят, что во Франции его преследовали, потому семья перебралась в Советский Союз, из-за брата Арсения. Если бы они не были репатриированными, им бы не дали трехкомнатной квартиры, хотя у них и большая семья — отец, мать, две старшие дочери — Марина и Ольга, Арсений, Ася и младший брат Ванька, он же Жан.

Раньше у Аси не было своей комнаты, но теперь обе старшие сестры уже вышли замуж и живут в Центре с мужьями, потому у Аси своя комната с окном, выходящим на мощенное булыжниками шоссе и на высокий серый каменный забор автобазы, той самой, где работает парикмахером Вацлав. Всякий раз, приходя к Асе и выглядывая в ее окно, Эди-бэби вспоминает о Вацлаве. Шоссе перед Асиным окном весной и осенью становится непролазным морем грязи, как, впрочем, почти все салтовские дороги. Но сейчас грязь уже замерзла, и по ней бодро ходят люди на Тюренку и обратно.

— Хочешь вина? — спрашивает Ася, возвращаясь из глубины квартиры, где она говорила о чем-то с родителями по-французски. Дома Вишневские говорят по-французски. Эди-бэби учит французский язык в школе со второго класса, но, конечно, не может разобрать, что они говорят, да еще при такой скорости.

— Хочу, — отвечает Эди-бэби. Не потому, что Эди-бэби действительно хочет вика, вино у Аси в доме всегда виноградное, некрепкое и кислое, оно не берет Эди-бэби, как биомицин, например. Эди-бэби знает, что вино у Аси в доме всегда очень хорошее, ее отец был во Франции дегустатором вин, но Эди-бэби не любит хорошего вина. Эди-бэби любит бокалы, в которых Ася подает вино, и маслины, с которыми она подает вино, и салфетки. Он никогда не признается Асе, что не любит самого вина, что он предпочитает биомицин.

Эди-бэби приятно бывать у Аси. Ему нравится обилие книг в доме. Мало того, что книги (в основном французские, но есть и русские, и английские) занимают все стены в большой комнате, но книги занимают целую стену и в Асиной комнате — это Асины книги, и у всех других членов семьи свои книги. Даже над Асиной кроватью, на деревянной полочке, так, чтобы было удобно дотянуться до них прямо с кровати, расположились книги. Ни у кого на Салтовском поселке нет такого количества книг, разве что у Борьки Чурилова, а если и есть, как у родителей Сашки Плотникова, то все очень скучные собрания сочинений во многих томах, затянутые в мрачные переплеты. У Аси необыкновенные книги — половина их издана за границей, даже те, что на русском языке. Ася дает Эди-бэби читать свои книги, она не жлоб. И сейчас у Эди-бэби в доме лежит несколько Асиных книг — роман «Три товарища» Ремарка и несколько номеров журнала «Отечественные записки» с романом очень странного писателя В.Сирина «Дар».

Эди-бэби нравится, как живут Вишневские. Нравятся даже их деревянные кровати-кушетки, которые они сделали сами. Большинство жителей Салтовки пользуется железными кроватями с железными же панцирными сетками. Летом можно увидеть, как салтовчане, вытащив свои кровати прямо на улицу, обваривают панцирные сетки кипятком и обливают их керосином — во многих квартирах есть клопы, и вывести их стоит больших усилий. В комнате у Эди-бэби нет клопов, его мать такая же аккуратная, как мать Сани Красного тетя Эльза, мать Эди-бэби — как немка.

Асина кровать покрыта цветным пледом, а поверх — шкурой. Рыжей, лисьей. Эди-бэби садится на шкуру.

Нравится Эди-бэби и освещение в доме Вишневских. Везде расставлены маленькие настольные лампы с абажурами из старых географических карт, это очень уютно придумано. В салтовских же домах свет идет сверху, от торчащих под потолком ламп, или совсем голых, или прикрытых матерчатыми оранжевыми или красными абажурами с длинными шелковыми кистями, что делает салтовские комнаты похожими в первом случае на общественный туалет, во втором — на гарем, такой гарем с абажурами Эди-бэби видел на картинках в старой географической книге о Турции.

Еще у Вишневских просторно, нет никому не нужных бегемотообразных буфетов и шифоньеров, отнимающих у человека жизненное пространство, только нужная мебель.

Ася приносит ему на подносе (!) вино и маслины. Вино венгерское — называется «Бычья кровь». Извиняясь, она говорит:

— Простите нас, мсье, за то, что мы вынуждены подавать вам венгерское вино, а не французское. К сожалению, аборигены не завезли в этот раз французского вина в близлежащий гастрономический магазин. — Ася, поставив поднос на низенький столик рядом с Эди-бэби, шутливо приседает, как это делают барышни в фильмах о дореволюционной жизни, и садится рядом.

Когда Ася говорит «аборигены», Эди-бэби не может удержаться от того, чтобы не сказать: «А! Бори и Гены!» Или если не сказать, то хотя бы вспомнить точный каламбур. Еще Ася часто употребляет словечко «местные». Асе не нравятся местные аборигены, и, когда она рассказывает Эди о Париже, к глазах ее иной раз появляется что-то похожее на слезы.