Любовная петля - Луиза Кларк

Филипп повернул своего коня, желая подхватить поводья Алисиной лошади, но та резко шарахнулась в сторону.

Алиса с удивлением наблюдала за крайне озабоченным выражением его лица. И нашла нужным сказать ему что-то успокаивающее.

– Сэр Филипп, уверяю вас, что, не считая испуга, я никоим образом не пострадала. Мне, конечно, приятно, если вас встревожила моя неудача, но все же не стоит так беспокоиться.

Некоторое время Филипп сидел, нахмурившись, потом тревога сошла с его лица, и оно стало опустошенным. Вскоре он уже улыбался, и Алиса не могла осознать, вообразила ли она его озабоченность минуту назад или это было на самом деле.

– Разрешите мне выразить свое удовольствие по поводу того, что вы целы и невредимы, госпожа Лайтон. Ваши отец и сестра, должно быть, вне себя от беспокойства. Если я поймаю вашу лошадь, сможете ли вы на ней ехать к ним?

– Конечно.

Алиса не удержалась и изумленно уставилась на него: разница в его поведении была разительной. Более того, он отодвинулся от нее, она это почувствовала. Последняя рыцарская фраза не дышала, как тогда, страстью и была холодна и учтива. Слова были произнесены, как стихи наизусть, с утратой всякого смысла.

Они поравнялись с кобылой, которая при их приближении стала пугливо отходить вбок. Сэр Филипп заговорил что-то вполголоса испуганному животному, благодатно воздействуя своей интонацией, потом мягко сблизился и вмиг подхватил болтающиеся поводья. Кобыла заржала и тряхнула головой, но не стала вырываться. Он спрыгнул со своего жеребца, не обращая внимания на грязь, прилипающую к сапогам, и подошел к Алисе. Она соскользнула в его распахнутые объятия, всецело доверяя себя ему.

Он не сразу отпустил ее. Они стояли так близко, что она услышала глухие удары его сердца и почувствовала тепло, исходящее от тела. Неожиданно для себя она вся задрожала и в упор посмотрела в его глаза, желая убедиться, то ли самое испытывает он. Радость захлестнула ее, огонь в его глазах неуемно пылал и обжигал ее.

– Ваша лошадь, прекрасная леди, – приглушенно сказал он, поднял и усадил ее в седло. – Позвольте мне проводить вас к отцу и сестре.

– Я буду польщена, любезный господин, – также церемонно вымолвила она.

Пока они неторопливо возвращались в усадьбу фермера, Алиса молчала, погрузившись в свои мысли, позволяя ему поддерживать разговор. Едва они подъехали к дому, лорд Стразерн рассыпался в любезностях перед Филиппом, от всей души благодарил его, а Пруденс восторженно щебетала без умолку. Внесли свою лепту и арендатор с семьей, отдавая дань благодарности и восхищения Филиппу. Бесконечные похвалы заставили его, в конечном счете, смутиться, и он сообщил, что ему пора уйти. На радостях лорд Стразерн решил сократить свои визиты и тоже отправиться домой. Кроме того, небо хмурилось, и собирался дождь, предсказанный Бейли.

На обратном пути Алиса и Пруденс несколько отстали, чтобы посекретничать.

– Какой удивительный человек! – восторженно заметила Пруденс. – Это счастье, что он оказался там и спас тебя, правда?

– Да, счастье, – задумчиво произнесла Алиса. – Что было бы со мной, если бы он в самый опасный момент не выхватил меня из седла, когда моя лошадь без удил неслась прямо на ограду?

– Я знаю, какая ты прекрасная наездница, и уверена, что с тобой ничего не случилось бы, – успокоила ее Пруденс.

Алиса взглянула на сестру и неожиданно догадалась:

– Ты что, как-то подстроила, чтобы моя лошадь встала на дыбы, Пру?

Пруденс невинно посмотрела на нее.

– Алиса! Как ты могла подумать? Разве я способна на такое?!

Алиса поняла, что подозрение подтвердилось, и вздохнула.

– Пруденс, Пруденс! Есть другие, более безобидные способы бросить меня в объятия сэра Филиппа, если это входило в твои планы.

Пруденс удовлетворенно засмеялась.

– Но ни один из них не был бы столь эффективным, дорогая сестричка!

Она ткнула каблуками в бока лошади и пустила ее галопом, тут же догнав отца.

Алиса продолжала тихо продвигаться сзади, возобновляя в памяти их разговор с сэром Филиппом Гамильтоном. Ее интерес к этому мужчине все возрастал, несмотря на то, хотела ли этого Пруденс.

ГЛАВА 3

Тучи плотно закрыли луну и звезды, и вороному коню Филиппа Гамильтона стало трудно продвигаться. Он совсем замедлил ход, войдя в подлесок, который покрывал склоны гряды, как указательный палец, вдававшейся во владения Стразерна. Несмотря на близость поместья, поросшая молодым лесом гора была очень удобным местом для свиданий, будто устроенная по заказу: небольшую поляну обступали со всех сторон старые размашистые деревья, укрывающие вершину от посторонних взглядов, – людям, желающим остаться незамеченными, они обеспечивали надежное укрытие.

Здесь и была назначена встреча Филиппа Гамильтона с его принципалом[7] сэром Эдгаром Осборном.

Пока его жеребец продирался сквозь заросли молодняка и покрывающего всю землю кустарника, Филипп отметил, что возвышенность, как и пахотные земли в этой местности сильно пострадали от войны. Когда-то гряда была покрыта огромными деревьями, как те, что растут на вершине, но буйный огонь, разожженный парламентскими солдатами, устроившими на горе свой бивак, спалил старые реликвии, оставив лишь кое-какие зеленые побеги. Сколько времени потребуется теперь, чтобы выросли новые деревья вровень со старыми.

Ночь и тишина сгустились. Отчетливее стал слышен топот копыт и конское сопение, но Филипп не сомневался, что это единственные звуки, нарушающие ночное спокойствие. Полное одиночество в глухой ночи придавало ему уверенность, он должен прибыть на место встречи раньше своего наперсника. Это давало ему возможность держать под наблюдением заветную поляну и получить, таким образом, преимущество перед Эдгаром Осборном, а с таким человеком, как он, преимущество хоть минимальное надо иметь всегда.

На подъеме, почувствовав усталость коня, Филипп остановился – отсюда открывался широкий обзор местности – наметанным глазом отметил удобный пункт для наблюдения, который послужит хорошим укрытием, и направил туда коня.

Добравшись, он спешился, подыскал укрытие для лошади и устроился ждать. Умением ждать он овладел, как профессионал, очень давно. В эти минуты он мысленно прокручивал в памяти все на первый взгляд не значительные подробности и, убедившись, что не забыл ничего, – начинал вести в душе своеобразную чистку – избавляться от ненужного беспокойства, от раздражения по поводу того, что невозможно исправить. Эту душевную работу он считал необходимой, чтобы не терять способности в нужный момент быть умственно гибким, собранным и хладнокровным.