Благие знамения - Терри Пратчетт

Багряна изнывала от жары. Она зевнула, оставила бесполезный грузовик на пыльной улице и, обмахиваясь широкополой шляпой, зашла в бар.

Купив банку пива, одним махом осушила ее и улыбнулась бармену.

— Мне нужно починить свой грузовик, — сказала она. — С кем тут можно об этом потолковать?

Бармен ответил ей ослепительной, белозубой и почти безбрежной улыбкой. Его впечатлило то, как она обошлась с пивом.

— Только Натан, мисс. Но Натан поехал в Каоунду, проведать ферму тестя.

Багряна заказала еще пива.

— Значит, только Натан… И когда же он вернется?

— Может, на той неделе. А может, и через две, милая леди. Ха, этот Натан тот еще лодырь. — Бармен подался вперед. — А вы путешествуете одна, мисс? — спросил он.

— Да.

— Опасно. Нынче на дорогах всякий народец встречается. Нехороший. Не из местных, конечно, — быстро добавил он.

Багряна приподняла изящную бровь.

Несмотря на жару, бармен поежился.

— Благодарю за предупреждение, — промурлыкала Багряна. Подобное тихое урчание могло бы доноситься из высокой травы, где притаился, поджидая молодую и нежную добычу, некто, заметный лишь по подергиванию кончиков ушей.

Она небрежно коснулась своей шляпы и не спеша вышла на улицу.

Нещадно палило жаркое африканское солнце; грузовик Багряны, набитый огнестрельным оружием, боеприпасами и пехотными минами, неподвижно стоял посреди улицы.

Багряна задумчиво посмотрела на него.

На крыше восседал стервятник. Он путешествовал с Багряной уже три сотни миль. Птица тихонько рыгала.

Багряна окинула улицу взглядом. На углу болтали две женщины; усталый торговец, отмахиваясь от мух, сидел перед кучей разноцветных горлянок; стайка детей лениво играла в пыли.

— Какого черта, — негромко сказала она. — Иногда и отдохнуть не мешает.

Дело было в среду.

К пятнице город объявили закрытой зоной.

К следующему вторнику экономика Камболаленда была разрушена, погибло двадцать тысяч человек (включая бармена, которого пристрелили повстанцы во время штурма баррикад на рынке), около ста тысяч человек получили ранения, все привезенное Багряной оружие сполна выполнило свое предназначение, а стервятник издох от обжорства.

Багряна уезжала из страны на последнем поезде. Пора браться за что-то новое, думала она. Заниматься оружием ей уже чертовски надоело. Хотелось перемен. Чего-то более перспективного. Скажем, она неплохо смотрелась бы в роли журналистки, спецкора какой-нибудь газеты. Чем не вариант? Обмахиваясь шляпой, она сидела, скрестив длинные ноги.

В конце вагона начиналась потасовка. Багряна усмехнулась. Люди постоянно дрались из-за нее или вокруг нее. Как это мило, право же.

Мистер Соболь — черноволосый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой — только что решил организовать корпорацию.

Он выпивал со своей бухгалтершей.

— Ну, как наши успехи, Фрэнни? — спросил он.

— Продано уже двенадцать миллионов экземпляров. Представляешь?

Они сидели в ресторане под названием «Три шестерки»[43] на верхнем этаже дома номер 666 по Пятой авеню. Это слегка забавляло Соболя. Из окон ресторана открывался вид на весь Нью-Йорк, а по ночам весь Нью-Йорк видел огромные красные цифры 666, украшавшие все четыре стороны здания. Конечно, это был всего лишь номер дома. Начни считать и рано или поздно дойдешь до этого числа. Но все равно забавно.

Соболь и его бухгалтер только что вышли из маленького, дорогого и ужасно престижного ресторана в Гринвич-виллидж, где подавали исключительно новомодные французские блюда с пониженной калорийностью — скажем, стручок фасоли, горошинку и пару волокон куриной грудки, красиво разложенные на квадратной фарфоровой тарелке.

Соболь изобрел эту моду, когда последний раз был в Париже.

Его спутница расправилась со своим мясом и двойной порцией овощей меньше чем за пятьдесят секунд и остальное время трапезы уныло разглядывала опустевшую тарелку, столовые приборы, а порой и сидевших за соседними столиками едоков, причем, судя по лицу, ей хотелось попробовать их на вкус — как оно, собственно говоря, и было. И это также чрезвычайно забавляло Соболя.

Он повертел в руках бокал с «Перье».

— Уже двенадцать миллионов, значит. Что ж, довольно прилично.

— Просто здорово.

— Итак, корпорация. Пора всерьез браться за дело. Начнем с Калифорнии, я полагаю. Мне нужны фабрики, рестораны и все такое прочее. Издательские игры тоже продолжим, но настало время поставить все на широкую ногу. Согласна?

Фрэнни кивнула.

— Звучит неплохо. Нам нужно…

Ее прервал скелет. Скелет в платье от Диора, с загорелой кожей, туго обтягивающей череп. У скелета были белокурые волосы и ярко накрашенные губы; завидев его, любая мать шепотом заметила бы своему чаду: «Посмотри, во что ты превратишься, если не будешь есть овощи». В общем, эта особа выглядела как гламурный плакат «Помогите голодающим».

Иными словами, это была нью-йоркская топ-модель, и в руках она держала книгу.

— О, простите, мистер Соболь, надеюсь, вы меня извините, — пролепетала она. — Но понимаете, ваша книга, она изменила мою жизнь, и я подумала, может, вы не откажетесь подписать ее для меня…

Она взирала на него глубоко запавшими и мастерски оттененными глазами.

Соболь благосклонно кивнул и взял у нее книгу.

Неудивительно, что она узнала его: темно-серые глаза Соболя глядели с фотографии на тисненой обложке. Книга называлась «Диета без еды: худейте красиво» с подзаголовком «Диетическая Библия века!».

— Как пишется ваше имя? — спросил он.

— Шеррил. Два «р», одно «л».

— Вы напомнили мне об одном моем старом и добром друге, — сказал он, быстро и аккуратно надписывая титульную страницу. — Ну вот и все. Рад, что вам понравилось. Всегда приятно встретить поклонницу.

А написал он следующее:

Шеррил,

Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.

Откр. 6: 6.

Доктор Вран Соболь

— Это из Библии, — пояснил он.

Она благоговейно закрыла книгу и, отступая от стола, продолжала благодарить Соболя: он не представляет, как много это значит для нее, как он изменил ее жизнь и какой он поистине…

На самом деле он, хоть и называл себя доктором, вовсе не имел медицинского образования, поскольку во дни его юности еще не было ни колледжей, ни университетов. Впрочем, никакой степени и не требовалось, чтобы увидеть: Шеррил умирает от истощения. Он дал ей самое большее пару месяцев. Голодание. Радикальное решение проблемы веса.

Фрэнни алчно терзала свой ноутбук, планируя очередной задуманный Соболем этап трансформации пищевых традиций западного мира. Соболь сам подарил ей эту машинку. Вещица была очень дорогой, очень мощной и ультратонкой. Он питал слабость к тонким вещам.

— Для начала мы приобретем одну европейскую фирму — холдинг «Холдингз инкорпорейтед». В результате получим налоговую базу в Лихтенштейне. Тогда, если мы переправим капиталы с Кайманов в Люксембург, а оттуда в Швейцарию, то сможем заплатить за фабрики в…

Но Соболь уже не слушал. Он вспоминал престижный ресторанчик. Никогда еще он не видел так много богатых людей такими голодными.

Соболь улыбнулся искренней, широкой улыбкой, порожденной чистым и полным удовлетворением от проделанной работы. Да, он попросту убивал время до прихода главных событий, но весьма изощренными способами. Время, а иногда и людей.

Его называли по-разному: Уайтом или Пэйлом, Альбусом или Бланком, Беловым или Вайссом и множеством подобных имен. У него была светлая кожа, пепельные волосы и бледно-серые глаза. На первый взгляд ему можно было дать чуть за двадцать, а больше чем одним небрежным взглядом его никто и не удостаивал.

Он был на редкость неприметен.

В отличие от двух своих коллег он никогда не задерживался подолгу на одном месте.

Он делал самую разную интересную работу во множестве компаний и стран.

(Он потрудился на Чернобыльской АЭС, в Уиндскейле[44] и на Трехмильном острове,[45] хотя нигде не занимал заметной и ответственной должности.)

Порой он числился среди младших, но ценных сотрудников многих научно-исследовательских организаций.

(Не без его участия были изобретены бензиновый двигатель, пластмасса и жестяная банка с кольцом на крышке.)

Он был мастером на все руки.

Но никто не замечал его. Он был сама скромность; его присутствие сказывалось лишь впоследствии, причем по нарастающей. Если бы вы постарались припомнить, то согласились бы, что где-то там он был и чем-то таким занимался. Возможно, даже беседовал с вами. Но вы сразу же забыли о нем, об этом мистере Уайте.

На сей раз он устроился палубным матросом на нефтяной танкер, идущий в Токио.