Ты и твое имя - Лев Успенский

Словом, надо иметь в виду: очень многие неблагозвучные, сердитые и обидные имена на самом деле были словесными талисманами: они защищали своего носителя от враждебных таинственных сил.

Надо принять в расчет и другое: с того мгновения, как слово становится именем, оно в какой-то мере перестает значить что-либо. Собачонку зовут Шариком, хотя форма ее вовсе не идеально круглая. Имя вашего сына Слава, но это совсем еще не значит, что им обязательно можно гордиться. Да и далеко не все дамы, которых зовут Розами, напоминают этот цветок. Вот почему человек мог всю жизнь прожить с именем Мичура (что значит «угрюмый»), и никого не смущало, если он был весельчаком, каких мало. Так было не только у нас на Руси; так бывало везде и всюду. Загляните в старинные святцы, и вы узнаете много неожиданного даже о самых привычных нам христианских именах. Ведь имя Аполлон некогда значило «погубитель», Архип — «начальник коней»; редкое имя Коприй переводится как «навозный жук». Не лучше обстоит дело и на женской половине святцев: Цецилия истолкована тут как «подслеповатая», Клавдия — «хромоножка», а Ксантиппа так и вовсе означает «каурая лошадь». По-видимому, дело только в том, что мало кто из нас, пользуясь христианскими именами, понимает их смысл; но ведь их творцы — народы древности — его отлично понимали.

С остальными, мирскими, именами — теми, в которых нет неодобрительного оттенка, — дело обстоит гораздо проще.

Очень распространен некогда был обычай давать их по времени появления ребенка на свет. Старые документы пестрят такими именами, как Зима, Полетко, Подосен, Мясоед, Суббота или Неделя. Только «неделя» означала тут не «семь дней», а один, седьмой, свободный от работы, воскресный: «не-деля».

В обычае было выбирать имя в связи с разными обстоятельствами рождения малыша. В старых рукописях очень часто попадается имя Дорога: его давали родившимся в пути или накануне отъезда. Немало людей именовались Морозами: эти являлись на свет во время особо лютых холодов. И сейчас у некоторых народов нашего Севера есть обыкновение нарекать новорожденного по первому предмету, который попадет на глаза отцу или матери, или по какой-либо иной случайной причине. Стоит вспомнить здесь тех негритянок, о которых была речь недавно, на стр. 27, и которые, если вы не забыли, звались одна — «А что я говорила?» — Датини, а другая—«Спотыкается о корчаги» — Кабисития (Один образованный чукча сообщил мне про чукотского мальчика, которому дали имя, означавшее: «С криком бросается на всякую грязь». Имя явно было дано «от естества» этого младенца.).

Теперь очень большие семьи — сравнительная редкость; несколько столетий назад они были правилом. В доме, где рождается десятый или одиннадцатый сын, не так-то легко выбрать для него удачное и подходящее имя. Вероятно, поэтому так много нам известно людей с именами-номерками: Первуша, то есть «первый сын», Вторак, или Второй, Третьяк, Четвертой, Пятой и так далее, до Десятого включительно; вот имени Одиннадцатый или Двенадцатый мне ни разу не попалось, боюсь утверждать, почему. Вероятно, потому, что оно казалось слишком труднопроизносимым.

Вас удивляет это? Напрасно. Вы не верите? И тоже зря! Чем же, как не этим фактом объясняется, что у нас сейчас так распространены фамилии вроде Первушины, Второвы, Третьяковы, Девяткины? А кроме того, каждый, изучавший римскую историю, вспомнит знаменитых Квинтов, Секстов, Септимиев и Октавиев. Ведь это всё такие же имена-числительные. Квинт Курций, например, можно перевести, как «Пятый из рода Коротковых»; Септимий Север значит: «Семеркин из Суровых». (Сравните названия интервалов музыкальной гаммы: секунда, терция, квинта, секста, септима, октава.)

Все дело в привычке; и не такая уж беда, если список членов иной семьи будет напоминать считалку или таблицу умножения.

* * *

Я уже сказал: ученые указывают десятки источников, откуда наши предки черпали свои имена. Людей называли по профессиям (Поп, Быкодер, Кожемяка), по народностям, жившим около места рождения (Татарин, Мордвин, Черемис), по самым различным чертам ребячьего характера и наружности (Черноголов, Несоленой, Пузо, Губа, Щетинка, Соловей, Смола), по именам каких угодно животных и птиц (Заяц, Гусь, Соловей, Баран, Кот, Ерш и т. д.). Словом, — как хотите, По-видимому, находились даже древние остряки, которые это торжественное дело были склонны обратить в веселую шутку-игру.

Не так давно известный археолог А. В. Арциховский сообщил, например, что в древнем Новгороде обнаружена им занятная семья довольно состоятельных людей, — может быть, волховских рыбаков или рыботорговцев. Люди эти носили фамилию Линёвых: очевидно, родоначальника их звали Линь. Старый Линь оказался человеком не без юмора: своих четырех сыновей он окрестил тоже «по-рыбьи». И вот ходили в свое время по новгородским улицам рука об руку с батькой Линём все его сыновья-молодцы:

Сом Линёв,

Ерш Линёв,

Окунь Линёв

и даже

Судак Линёв.

Впрочем, вряд ли этот новгородец был первым и единственным основателем такой живорыбной династии: загляните в любую современную телефонную книжку и любой справочник, и вы найдете там сколько угодно фамилий, происходящих именно от таких «рыбьих имен». В абонентной книге по Ленинграду, например (издание 1951 года), я нашел двадцать девять Ершовых, двенадцать Карасевых, по десяти Окуневых и Судаковых. Вот Линёвых там нет, но ведь линь — куда более редкая рыба (В адресной книге «Весь Петроград» за 1916 год зато фигурируют семь Линёвых — четыре женщины и трое мужчин).

* * *

Разговор о войне имен в древней Руси подходит к концу. Стоит, пожалуй, упомянуть при этом вот еще о чем.

Есть немалое число русских людей, носящих явно нерусские фамилии, происходящие при этом от иноязычных имен. У Гоголя фигурирует купец Абдуллин. В романе Чернышевского «Что делать?» действует главный герой Рахметов. Одним из богатейших людей в старой царской России был Феликс Юсупов. На свете живет много Муратовых, Ахматовых, Рахмановых, и всё это люди русские. А между тем имена Мурат, Рахмат, Юсуф, Абдулла, от которых произошли их фамилии, — это мусульманские, турецкие или татарские имена. Обычно предполагают, что такие семьи и на самом деле ведут происхождение от иноплеменников. Так это или нет?

Иногда так, а часто и нет. Изучение списков наших мирских имен показывает: выбирая их для своих детей, наши предки очень часто останавливались на любом, приглянувшемся им, нерусском имени. Почему? По самым разным причинам. Бывало, у главы семьи оказывался друг татарин или мордвин. Случалось, — заезжал в дом какой-нибудь иноземец в качестве гостя. А бывало и так, что русский человек и мусульманин просто обменивались именами, чтобы стать «побратимами». Являлось немало людей, которых церковь считала Федорами или Николаями, а все окружающие звали Ахметами или Карлами.

И так как мирское имя всегда было более привычным в быту, то и потомки получали фамилию по нему, а не по крестному. А потом уже создавалась легенда о татарском или европейском, обязательно знатном происхождении данного дворянского рода.

Вот вам еще один пример того, как пристальное изучение «именословия», «ономастики» может принести пользу историкам. Впрочем, этот вопрос касается скорее фамилий, чем личных имен, а до фамилий мы с вами еще не добрались.

Поговорим о крестных именах

Довольно «мирских» имен: мы произвели целое ономатологическое исследование о них. А ведь в конце концов во многовековой войне победу одержали не они: вверх надолго взяли — радостно это или грустно — календарные крестные имена. Есть смысл заняться ими.

По подсчету ученого Н. Морошкина, в середине XIX века у нас на каждые двенадцать носимых русскими людьми чисто русских имен, произведенных от славянских корней, приходилось не менее тысячи импортных, чужестранного происхождения. Да к тому же свои имена стали мало-помалу очень однообразными, если говорить о тех из них, которые были в конце концов приняты в официальные святцы. Это не так уж удивительно: церковь кое-как примирилась только с княжими именами, употребительными среди знати, из них же, указывает Морошкин, подавляющее большинство связано было с основой «-слав». Например, в летописи Нестора их сто три из ста девяноста. Такие имена — Ростислав, Мечислав, Вячеслав, Ярослав, Владислав — известны нам и сейчас; их вековая церковная. цензура с грехом пополам пропустила, в то время как многие великолепные древние имена: Лада, Рогнеда, Милонега, Добрыня, Дружина, Добрило и прочие — исчезли навсегда.

В пылу борьбы люди нередко ошибаются. Некоторые промахи наших предков мы уже разбирали; о других может быть, стоит поговорить.

Церковь знала некоторые имена святых, которые тесно срослись с различными постоянными эпитетами. Так, например, святых Иоаннов накопилось столь много, что, во избежание путаницы, их именовали каждого в особицу: Иоанн Богослов, Иоанн Креститель, Иоанн Златоуст, Иоанн Воин, Иоанн Постник. Народу было не разобраться в этой сложной системе; для него было ясно: Иван — это Иван, а Постник — Постник. И вот эти двухымянные святые понемногу распались каждый надвое. Появились неведомо откуда взявшиеся святые-самозванцы Воин и Постник. Они не попали в святцы: у них не было и быть не могло никакой «биографии» — жития: людей-то таких — людей-то таких — не существовало!