Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира - Сильвана Гандольфи

Я подумала об исполинской черепахе, которая может прожить двести лет. Бабушке восемьдесят — для черепахи она была совсем девочкой. Ну, может, не совсем девочкой, но ей еще предстояла долгая жизнь.

Вздыхая, я стерла гребнем надпись.

— Но ты можешь снова стать такой, как раньше?

Она покачала головкой и запыхтела Похоже, ее достала моя настойчивость, а может, мне только так показалось.

Дома, похваставшись перед мамой новым красным беретом из хлопка, который «бабушка связала за два дня» (на самом деле он стоил всех моих карманных денег за неделю), я заперлась в комнате, чтобы снова залезть в Интернет. Мне хотелось узнать больше об исполинской черепахе.

Я прочитала об их привычках. Например, что они умеют пить ноздрями. Я вспомнила, что застала как-то бабушку за этим занятием, когда она еще не до конца превратилась в черепаху. Что детеныши у них могут появляться до глубокой старости. Так что бабушка могла бы произвести на свет малышей, если бы только встретила самца своей породы! Кучу черепашек, которые были бы моими тетями и дядями.

Читая дальше, я узнавала странные особенности. Роя ямку, чтобы отложить в ней яйца, самка обильно туда мочится, чтобы разрыхлить землю. Я представила себе, как это делает бабушка. Удивительно: нам не кажется бестактным наблюдать, как животные справляют самые интимные свои нужды. Я узнала, что самой старой существующей черепахе в мире стукнуло двести лет, это самец и зовут его Эсмеральда.

Я еще полазила по Интернету, потом открыла электронную почту и наткнулась на ньюс-группу любителей животных.

В школе мне легко давалась информатика, и я уже бывала на форумах фанатов рок-музыки. Так что зарегистрироваться для меня не составило труда. Я задала вопрос.

«Кто интересуется гигантскими черепахами? Точнее, кто знает что-нибудь об альдабрской исполинской черепахе?» Маловероятно, что меня кто-нибудь здесь узнает, поэтому я даже подписалась собственным именем.

Через два часа я кинулась проверять, прочел ли кто-нибудь мое сообщение, и обнаружила ответ от некоего Макса.

«Привет, Элиза! Зачем тебе информация об альдабрских черепахах? Я уже много лет пытаюсь достать такую черепаху для своего частного зоопарка. Дело в том, что я владелец рептилария, зоопарка, где живут одни рептилии: крокодилы, змеи, игуаны, вараны. Я собрал уже тридцать видов черепах, как морских, так и сухопутных, не хватает только черепашьей царицы. Мне пока не удалось найти особей этого вида».

«А почему ты держишь одних рептилий?» — поинтересовалась я. Прежде чем сказать, что у меня есть альдабрская исполинская черепаха, мне хотелось понять, что он за тип.

Ответ, который вскоре последовал, показался мне немного странным: «Ты никогда ничего не собирала, Элиза? Коллекционирование рождается из стремления к совершенству. В детстве я собирал живых ящериц. Ни жаб, ни улиток. Только ящериц. Так все и началось. Увлекшись чем-то, ты хочешь, чтобы тебе это полностью принадлежало. А для этого нужно собрать все возможные экземпляры. Если тебе не хватает хотя бы одного элемента данного вида, ты сходишь с ума от желания им обладать. Становишься настоящим знатоком. В какой-какой-то моментобнаружив, что уже близок к совершенству, ты расширяешь поле своих интересов, но лишь слегка, обращая внимание на нечто близкое. Так и я перешел на других рептилий. Искать отличия в похожих вещах, находить общее, пункты пересечения. Расширять, дополнять, достигать абсолютной полноты. Здесь корень счастья, Элиза».

«Я никогда ничего не собирала, — растерянно написала я. — Даже вкладыши. Но мне бы хотелось узнать побольше об исполинских черепахах».

Мне захотелось рассказать ему мой секрет. В конце концов он просто незнакомец, и я ничем не рискую.

«Потому что у меня есть исполинская черепаха», — дописала я и отослала сообщение.

Я ждала-ждала, но ответ пришел только на следующий день: «Элиза, этого не может быть. Кто вы? Научный работник? Ученый?»

«Мне десять лет», — призналась я, понимая: спроси он меня о чем-нибудь, мигом поймет, что никакой я не ученый.

Через час пришло новое сообщение: «Девочка! Наверное, у тебя живет черепаха поменьше, например, черепаха лучистая или желтая замыкающаяся черепаха, но не Geochelone gigantea!»

«У меня именно альдабрская Geochelone, и она огромная. Высотой девяносто сантиметров и длиной больше метра. Сколько весит, не знаю, но никак не меньше ста пятидесяти килограммов», — написала я.

«Опиши мне, какая она», — ответил он тут же.

Я поняла, что он все еще не верит мне, поэтому пустилась в подробнейшее описание внешнего вида и повадок бабушки Эи, не упуская ни одной детали, кроме, естественно, тех, что относились к ее человеческой природе.

«Допустим, все это правда, тогда откуда ты ее взяла?» — не теряя времени, написал Макс. Видимо, он так же, как я, не отрывался от компьютера.

«Я ее нашла».

«Где? Не может быть!»

«Рядом с домом», — написала я. Меня слегка тревожил оборот, который принимал наш разговор.

«Ну разве что она сбежала из какого-нибудь зоопарка».

«Наверное, так и есть. Я просто в этом уверена».

«Поразительно! А какой зоопарк рядом с твоим домом? Можно прийти посмотреть на нее? Ты мне ее продашь? Если это действительно Geochelone gigantea, я готов хорошо заплатить за нее. Где ты живешь?»

«Вообще-то я не собиралась ее продавать», — раздраженно написала я.

«Но где ты живешь? Где ты ее нашла? Повторяю, мне очень важно достать черепаху этой разновидности».

Что-то удержало меня от того, чтобы рассказать ему, что я живу в Венеции. «Какая разница, где я живу. У меня есть черепаха, и все. Она не создана для клетки. Она не экземпляр коллекции, я ее не продам». Я вышла из Интернета, не дожидаясь ответа. Я представила себе его лицо, знай он, что эта черепаха — моя собственная бабушка, и прыснула со смеху.

Глава девятая

Постепенно я привыкала к своей новой бабушке. Не обращаясь больше к Максу, я нашла в Интернете кучу полезной информации. К примеру, сбалансированную диету для исполинской черепахи в неволе. Я накупила ростков люцерны всех видов, кучу яблок, апельсинов и бананов: в них содержатся все необходимые черепахам витамины. Еще я прочла, что им нужно много клетчатки, чтобы панцирь и ногти были тверже, и яйца вкрутую из-за протеина (бабушка глотала их целиком прямо со скорлупой).

Я заметила, что бабушка обожает все красное и оранжевое: когда я протягивала ей морковку или ломтик арбуза, ее глазки светились от удовольствия. Однажды я застала ее дремлющей в колодце. В другой раз обнаружила, что она вся извалялась в густой грязи из лужи. На вопрос, зачем она так перепачкалась, она написала: «Чтобы спастись от комаров, которые в эту пору особенно докучливы».

Одним словом, бабушкины повадки стремительно менялись. От ее человеческой природы остались три привычки: она рисовала картины, царапала на песке записки для меня и декламировала (весьма своеобразно, но с большим чувством) пьесы Шекспира, так что мы могли разыгрывать целые сцены.

Но однажды она меня поразила. Я увидела надпись на песке: «Приходила Валентина». Я неуверенно направилась к обычному месту у кормы прохудившейся лодки и принялась копать. И — о, чудо! — выкапываю старинное муранское колечко с крошечной стеклянной мозаикой. Мозаика изображала деревце с фруктами. Я сразу его узнала: это же бабушкино обручальное кольцо. Она потеряла его пару лет назад, работая в огороде. А теперь розовый зайчик нашел его и закопал для меня. Вот так подарок! Я обвила руками длинную шею и потерлась щекой о сморщенную черепашью мордочку.

— Бабушка, тебе не грустно, что ты больше не можешь его носить?

Кольцо еще было мне велико, и я надела его на золотую шейную цепочку.

Она направилась к песчаной площадке.

«Я слишком поглощена узнаванием нового, чтобы о чем-то сожалеть; я выясняю, каково это быть твердым снаружи и мягким внутри».

— И каково, бабушка?

«Если ты твердый снаружи, внутри можешь быть сколько угодно мягким», — последовал непонятный ответ.

Поскольку я больше ни о чем не спрашивала, бабушка стерла лапой надпись и добавила: «Я счастлива, Элиза, но иногда скучаю».

— Ты так одинока! — воскликнула я вполголоса. Теперь-то я поняла, что это за выпуклые темные пятна на ее картинах. Другие создания ее вида.

Черепаха не услышала меня.

На следующий день мы были в ангаре, бабушка только-только закончила очередной пейзаж. Нужно признать, что для черепахи она рисовала весьма недурно, особенно когда стала работать носом, а не лапами. Ее картины приобрели новую силу, цвета стали более насыщенными, линии более четкими. У этих полотен был свой стиль; по мне, так они бы ничуть не проиграли картинам, выставленным на Биеннале. Впрочем, я не большой знаток искусства и на Биеннале была всего однажды.