Тюфяк - Алексей Писемский

Всю эту сцену видела молоденькая дама, рассердившаяся на Бахтиарова: она видела, как он встал и пошел к Лизавете Васильевне; видела обоюдное их смущение и, сообразивши слова Бахтиарова о неожиданном его счастье, тотчас поняла все.

– Как я сейчас взбесила Бахтиарова! – сказала она, подойдя к даме в очках.

– Он всегда зол.

– Я открыла тайну его сердца.

– Давно ли у него стало сердце?

– А вот посмотрите, – сказала молоденькая дама, – каким тигром смотрит он за дамою в коричневом платье.

Бледная дама в очках еще более побледнела.

– У них старая интрига. Она еще в девушках…

– Я догадалась, – перебила молоденькая дама и отошла по случаю начала французской кадрили. – Посмотрите, как счастлив Бахтиаров, – заметила она своему кавалеру, очень еще молодому человеку, но с замечательно решительною наружностью.

– Именно, – подтвердил тот, – он даже перестал кисло улыбаться.

Молодой человек, постоянно сердившийся на Бахтиарова за то, что на том всегда был фрак самой последней моды, придя в буфет и решительно бросившись на диван, сказал сопровождавшему его приятелю, армейскому офицеру:

– Как эти господа не умеют себя выдержать!

– А что? – спросил тот, безбожно затягиваясь изделием Жукова.[8]

– Мрачный Бахтиаров целую кадриль, как аркадский пастушок, любезничал с своей дамой.

– Он танцевал с Лизаветой Васильевной Масуровой, – отвечал офицер, имевший необыкновенную способность знать имена и фамилии всех, даже незнакомых ему дам.

Офицер, выйдя в залу, встал около другого офицера, тоже своего приятеля. Сей последний, увидев проходившую мимо их Лизавету Васильевну, заметил:

– Посмотри-ка, брат, какие плечи-то… тово…

– Нет, брат, тут не тово… занята ваканция.

– А кто?

– Да Бахтиаров.

– Ну, так уж, конечно не тово…

Между тем Бахтиаров действительно вел себя как-то странно и совершенно не по-прежнему: в лице его не было уже обычной холодности и невнимания, которое он оказывал ко всем городским дамам и в которых, впрочем, был, как говорили в свете, очень счастлив; всю первую фигуру сохранял он какое-то почтительное молчание. Лизавета Васильевна тоже молчала и беспрестанно взглядывала на брата. В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на сестру и увидев, что она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них. В это время Бахтиаров заговорил.

– Я не могу еще опомниться, – начал он, – я так неожиданно вас увидел, так поражен был…

– Мы года четыре с вами не видались, – перебила Лизавета Васильевна.

Бахтиаров несколько смешался.

– Ваш супруг здесь? – спросил он.

– Он остался дома… я с братом.

– Боже мой! Как я вас давно не видал… – начал было Бахтиаров прежним тоном.

Лизавета Васильевна прежде времени отошла делать соло.

– Вы несправедливы ко мне, – продолжал он, одушевляясь, – мало того, вы были жестоки ко мне!..

– Поль, подержи мой веер, – сказала Лизавета Васильевна, обращаясь к Павлу.

– Это ваш брат?

– Да…

И она снова отошла.

Бахтиаров с досады начал щипать усы.

– Вы позволите мне быть у вас?.. – спросил он, уведя Лизавету Васильевну в последней фигуре на другую сторону от брата.

Молодая женщина несколько колебалась.

– Это от вас зависит, – отвечала она.

Кадриль кончилась.

– Поедем, Лиза, – сказал тихо Павел.

– Поедем, – отвечала молодая женщина.

– Accordez-moi la mazurque?[9]

– Pardon, monsieur, je pars.

– Mais…

– Allons, Paul…

– Извините, сударь, я ухожу!

– Но…

– Идем, Павел! (франц.).

Лизавета Васильевна вышла с братом.

Бахтиаров, расстроенный, снова встал у колонны.

– Вы, верно, скучаете, не видя одной особы, – сказала бледная дама в очках, проходя мимо его с молоденькою дамою.

– Гораздо менее, чем видя другую особу, – отвечал Бахтиаров.

Постояв еще несколько времени, он ушел в бильярдную и сел между зрителями на диван. Ему, видно, было очень скучно. Около бильярда ходили двое игроков: один из них был, как кажется, человек солидный и немного сердитый на вид, другой… другой был наш старый знакомый Масуров.

Солидный игрок дал промах.

– А вот мы так не так!.. – сказал Масуров, живо перекинувшись через борт бильярда, и, вывернув неимоверно локти, принялся целиться. – Бац! – вскрикнул он, сделав довольно ловко желтого шара в среднюю лузу. – Вот оно что значит на контру-то, каков удар! А? – продолжал он, обращаясь к зрителям.

– Отлично играют! – отнесся к Бахтиарову худощавый господин, которого в городе называли плательной вешалкой.

– Кто? – спросил Бахтиаров.

– Я говорю: Михайло Николаич отлично играют.

– Какой Михайло Николаич?

– Масуров.

– Это разве Масуров?

– Масуров… ловкий игрок.

Бахтиаров сейчас же встал с своего места и подошел к игрокам.

– Каков удар-то? – повторил Масуров, заметив его около себя.

– Славный! – отвечал Бахтиаров.

– Вот как долго целитесь, а еще говорите, что с Тюрей играли… на «себя», ей-богу, на «себя»! – повторил Масуров, между тем как прицеливался его партнер.

– Перестаньте говорить под руку, – возразил тот, отнимая с досадою кий.

– Да я и так ничего не говорю; играйте; что мне за надобность.

– Как же не говорите! Как колокол над ухом, – возразил партнер, снова принимаясь целиться.

– Сами вы колокол. Ну, смотрите… так и есть: на «себя»! – вскрикнул он и залился смехом.

Партнер действительно сделал на «себя».

– С вами невозможно играть, – сказал он, отнимая кий.

– Ну, уж вы и сердитесь… всяко бывает! А вот мы так поиграем: красного сделаем да под желтого выход!.. Есть! Вот тут-то мы вас, батенька, и поймали! Эй ты, маркерина, считай; раз двенадцать, два двенадцать; честь имею вас поздравить: партия кончена!

– Будет! – сказал партнер, выкидывая на бильярд десятирублевую.

– Давайте играть; что за пустяки?

– Не буду я играть, беспрестанно говорите под руку.

– Я не стану, ей-богу, не стану; слова не скажу.

– Не буду, – отвечал лаконически партнер и вышел.

– Экий какой! – проговорил ему вслед Масуров. – Кутнул на красненькую, да и испугался… я, черт возьми, по десяти тысяч проигрывал в вечер да и тут не отставал.

– Не хотите ли со мной? – сказал Бахтиаров.

– Очень рад, – отвечал, обрадовавшись, Масуров, – вы ведь, кажется, гусар?

– Гусар.

Они начали играть. Масуров был в восторге: как-то так случилось, что он то с одного удара кончил партию, то шары разбивались таким образом, что Бахтиарову оставалось делать только белого.

– Что это с вами? – говорили некоторые зрители, обращаясь к Бахтиарову.

– Он хорошо играет, – отвечал тот и начинал как будто бы сердиться.

– Нет, вам нельзя играть со мной так и так, – сказал Масуров, – возьмите десять вперед.

– Я оттого проигрываю, что мы играем по маленькой: давайте по пятидесяти рублей.

– Вот еще что вздумали! Как это возможно? Это значит наверняка взять у вас деньги. На вино давайте.

– Извольте.

И вино проиграл Бахтиаров.

– Будет! – сказал Масуров. – Нет, вам нельзя со мной играть, давайте пить.

Они сели за дальний столик.

– Я очень рад, что с вами познакомился, – произнес Михайло Николаич, протягивая руку к Бахтиарову.

– Взаимно и я, – отвечал тот, пожимая ему руку.

– Фамилия моя Масуров.

– А я Бахтиаров.

– Ну и прекрасно.

– Славно вы играете.

– Так ли я еще прежде играл! Не поверите: в полку, бывало, никто со мной не связывался. Раз шельма жид какую штуку выкинул в Малороссии на ярмарке: привозит бильярд без бортов; как вам покажется?

– Не может быть.

– Честью моей заверяю. Но… каким же образом, однако, играть?.. Тот… другой: были хорошие игроки; посмотрели; нет, видят, хитро! Что, я думаю… «Послушай, свиное ухо, – говорю я жиду, – когда у тебя пуста бильярдная?» – «От цетырих цасов ноци до восьми утра, ва-се благородие», – говорит. Хорошо! Прихожу в четыре часа ночи, начинаю катать шарами, всю ночь проиграл один, – что же? Поутру ею, каналью, самого обыграл на две партии. Тут было схватились со мной другие: было человек десять уланов; всех обдул, как липок; а смешнее всего, один чиновник, с позволения сказать, все белье с себя проиграл.

– Но я не понимаю, каким же образом играют? – сказал Бахтиаров, внимательно выслушав весь этот рассказ.

– Очень просто: дублетов вовсе нет, и тише бьют шары, чтоб не падали на пол. Чокнемтесь, monsieur… позвольте узнать ваше имя.

– Александр Сергеич.

– Чокнемтесь, Александр Сергеич!

Они чокнулись.

– Я сейчас имел удовольствие танцевать с вашей супругой.

– Что вы? Да разве она здесь?

– Была здесь; а вы, видно, и не знаете?

– А я и не знаю… Я дома целый день не был: помню, что-то говорила.

– Я знал их еще девушкой.

– Не правда ли, что славная женщина?

– Чудная!

– Да, черт возьми, кабы не была жена, даже приволокнулся бы за нею.