Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спокойно повернулся к офицеру Медведев, внятно ответил:
— Ни я, ни сын мой не были предателями, не нарушали присяги, данной Родине и народу. Народу мы обещали служить честно, и он может нас судить, а не эти иноземцы, — кивнул он в сторону белочехов.
Мигом слетело напускное равнодушие с чешского офицера. Он размахнулся и ударил старика по спине нагайкой. Атаман Федоров подскочил сюда же, заорал:
— Пороть их, пока душа с телом не расстанется! Жив-во!
Медведева, Ряшина и Бойко сшибли с ног. Засвистели плети, истерично вскрикнула какая-то женщина, заплакали дети. Загудела толпа. Леонид рванулся в круг, но его крепко удержали чьи-то руки. Обернувшись, увидел: Степан Голубцов.
— Не горячись, не время.
А толпа гудела, сжималась вокруг кучки белоказаков и белочехов. Забормотал что-то чернобородый священник.
— Прекратить порку! — раздался голос казачьего офицера.
Торопливо прошли средь расступившейся толпы каратели. А на земле распластанные остались три старика. Подбежали к ним родственники, подняли, повели домой.
— Идем, надо собираться, — тихо сказал Голубцов Леониду. — Кое-кого из наших уже оповестил я. Встретимся в механических мастерских Уфалейских копей. Иди отдельно. Присылал за тобой на квартиру, Анна Михайловна в плач. Ушел, говорит, на площадь, натворит опять там. Помни, нужна строжайшая дисциплина, умная конспирация.
Так, вспоминают К. И. Хохлачева, П. А. Набережный, уже в первые дни после занятия копей белочехами начала создаваться небольшая подпольная организация, во главе которой встал Степан Викторович Голубцов.
5Лихие тройки прибывали на копи одна за другой. Возвращались на шахты старые хозяева, высокомерные, веселые, разряженные. Прикатил с семьей управляющий копями Р. Г. Попов. Он выселил из своего особняка шахтерские семьи, приказав выбросить немудреные вещи рабочих прямо за ворота.
— И отскоблить все, обкурить дымом, разбрызгать одеколон, чтоб духу их в комнатах не осталось, — зло приказал он.
В Народном доме[8] в честь установления «законной» власти был банкет. К семи часам вечера стали подъезжать пролетки. Гости важно высаживались у крыльца, шумно здоровались, прогуливались по усыпанным свежим песком дорожкам.
Инженер Креминский, едва приехав, пошел разыскивать старого Витвицкого. Не мог простить он старику, что тот остался работать на копях после прихода к власти большевиков. Витвицкий прогуливался по аллее с инженером Позиным и его супругой. До Креминского донеслись слова Позина:
— На мой взгляд, господин поручик Норенберг жесток с рабочими. Репрессии репрессиями, но с какой охотой будут добывать уголь те, кого еще вчера лупили нагайками? Шахтеров надо приманивать на свою сторону пряником и ласковыми словами.
— Охотно соглашаюсь, — кивнул Витвицкий. — Нам с вами, а не Норенбергу, придется иметь дело с шахтерами, когда потребуется уголь. Своей жестокостью Норенберг вставляет нам палки в колеса, — помолчав, добавил: — Впрочем, это его профессия — пытки и допросы.
Обернувшись, увидел подходившего Креминского.
— А-а, Григорий Спиридонович! Вернулись? Скучновато здесь было без вас. Ни крику, ни шуму.
— Ну, ну, — пожимая всем руки, усмехнулся Креминский. — Как видите, революционный период окончен. Пришла твердая власть. Законная, богом данная, так сказать.
— О-о! Вы стали набожны? — вприщур посмотрел на инженера Витвицкий. — Урок с революцией в пользу пошел?
— Каждому свое, — передернул плечами Креминский. — А вам, Владислав Иванович, как поработалось при Советах.
— Не жалуюсь, — стал серьезным Витвицкий. — Доверие народа всегда ценил высоко.
— Ого! — воскликнул Креминский. — Странно слышать! Уж не сагитировали ли вас господа товарищи в свои ряды? Что об этом скажет, коль услышит, господин поручик Норенберг?
— Он прекрасно осведомлен о моих мыслях, — усмехнулся Витвицкий. — А вам не мешало бы вспомнить, что если бы не я, гнили бы ваши косточки где-нибудь в старой штольне еще в семнадцатом году…
В просторном зале собрались группами инженеры копей, казачьи заправилы с женами, офицеры карательного отряда, чешские командиры. На видном месте в траурной рамке висел портрет Николая II. Гремела музыка — на сцене разместились музыканты, привезенные ради торжества из Челябинска. Витвицкий поморщился:
— Все это скоро превратится в пьяную оргию, — кивнул он Позину. — Дрянная русская привычка — любое торжество превращать в попойку.
Позин пожал плечами:
— Торжества, однако, не чувствуется. Что касается меня, то сия обстановка больше напоминает поминки, — указал он глазами на портрет царя.
Витвицкий не удержался от улыбки:
— Тонко замечено. Но, смею заверить, мысли у вас зело опасны. Не дай бог, услышит их сосед, — кивнул он на важно выступающего Норенберга. — Впрочем, он целиком поглощен ухаживанием за Ядвигой Львовной. М-да, бывший конторщик и начальник контрразведки. Раньше госпожа Креминская не позволила бы ему сесть рядом, а сейчас…
Все уселись за столы. Начались бесчисленные тосты. Дородная супруга атамана Федорова Варвара грозила зажатой в руке куриной ножкой:
— Дали бы мне волю — всех бы этих большевиков на березах перевешала. Чего? Не хватит берез? Займем у этих… Как их? А, за границей займем, там всего много… Как капусту в корыте, так и рубила бы их всех!
Ее сосед, казачий урядник Топилин, с усмешкой заметил:
— Капусту сечкой в корыте рубят, матушка, а не боевым оружием.
— А-а! Начхать! Изрубила бы. Сил не хватит? А вот, видишь?
Под оглушительный хохот соседей она заголила короткий рукав платья, показывая мясистые мускулы.
— Мы казачки! За мужиков-то ломим по хозяйству, как лошади. Ну, ну, не суй мне под бок, — огрызнулась на мужа захмелевшая атаманша: — Али неправду я говорю?
Ядвига Львовна, презрительно скривив губы, тихо сказала Норенбергу:
— Стыдно с этой мяснихой сидеть за одним столом. Никакого воспитания и такта.
— Очень согласен, — наклонился к ней поручик. — Извольте, мадам, не беспокоиться: усмирим мужичье и большевиков и опять вы будете принимать эту… э-э… бабу с черного хода. А сейчас компромиссы с ними необходимы… В интересах нашего святого дела.
Пирушка была в разгаре. Леониду Горшкову, забравшемуся с вечера в кинобудку, в окошечко было видно, как потешается в пьяном разгуле «изысканное» общество. «Тот вон, кажется, офицер, — приметил он длинного чеха, пьяно поднявшего бокал с вином, — порол стариков. Погоди, я тебе сейчас покажу кузькину мать». Заделывая отверстие в глиняной бомбе, мельком вспомнил наказ Степана Викторовича Голубцова: «Все, начиная с Креминского и кончая Норенбергом, должны с первых дней чувствовать, что не они хозяева на копях, а мы, шахтеры».
Грохот взорвавшейся возле столов бомбы на миг перекрыл пьяные крики. Опомнившись от испуга, подвыпившая «знать» истерично взвизгнула и бросилась, сметая столы с закусками, к дверям. Норенберг кричал что-то, потрясая рукой с пистолетом.
Усилия остепенить публику были тщетны, и поручик выстрелил в воздух. Но это лишь усилило суматоху. В момент выстрела управляющему копей Попову прилетело в лоб что-то твердое, и тот истошно заорал:
— Караул! Убивают! Спасите!
Вскоре зал почти опустел. Как после погрома, валялись на полу столы, стулья, разбитая посуда и бутылки. Возле Попова, упавшего на пол, суетились трое казаков, примачивая водой лиловеющую шишку на лбу.
* * *В один из июльских вечеров в заброшенной штольне, возле разреза, Леонид встретился с Голубцовым.
— Ну, вот что, Леня. Есть радостная весть. Вернулся из Челябинска Егор Полещук. Связь с уездом начинает налаживаться. Выслали сюда специального человека для руководства подпольной организацией…
— А вы, Степан Викторович? — не удержался Леонид.
— Видишь ли, — улыбнулся тот, — и я буду работать вместе со всеми, но бывший председатель исполкома Совета у карателей на примете. Пришлось оставить в Совете кое-какие фальшивые бумаги.
Леонид так и не видел в темноте штольни еще одного человека, пока тот не окликнул его:
— Чего же, Леня, не здороваешься?
По голосу Леонид узнал Василия Яковлевича Екимова. Но как он оказался на копях?! Ведь он, говорили, служит в Красной гвардии, воюет против Дутова.
В. Я. Екимов.
— Удивляешься, что я здесь? — снова спросил Екимов. — Дома-то спокойнее, не каждая пуля найдет.
В голосе Екимова ясно слышался смех.
— Ладно, не мучай парня, — сказал Голубцов. — Прибыло нашего полку, Леня.
— Ну, тогда здравствуйте! — шагнул к Екимову Леонид.
— И это еще не все, — сказал Голубцов. — Тебе, Леня, с твоим десятком есть серьезная работа…
- В списках не значился - Борис Львович Васильев - О войне / Советская классическая проза
- Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!» - Сергей Михеенков - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Крепость Рущук. Репетиция разгрома Наполеона - Пётр Владимирович Станев - Историческая проза / О войне
- Если суждено погибнуть - Валерий Дмитриевич Поволяев - Историческая проза / О войне
- Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное) - Александр Тимофеевич Филичкин - Историческая проза / Исторические приключения / О войне
- Лесная крепость - Валерий Поволяев - О войне
- Неизвестный солдат - Вяйнё Линна - О войне
- Пункт назначения – Прага - Александр Валерьевич Усовский - Исторические приключения / О войне / Периодические издания
- Пробуждение - Михаил Герасимов - О войне