История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи - Иван Рожанский

В полисах, где основу благосостояния, как, например, в Афинах, составляло ремесленное производство, происходит новое резкое обострение противоречий между беднотой, включавшей разорившихся ремесленников, рабочих, живших наемным трудом, а также лиц, не имевших постоянных занятий, и состоятельными гражданами, скопившими в своих руках значительные богатства. К последним относились владельцы крупных мастерских, использовавшие все большее число рабов, оптовые торговцы, кораблевладельцы, банкиры и представители других прибыльных профессий, которых М. И. Ростовцев объединяет наименованием «буржуазия»[168]. В основном богачи были гражданами своих полисов, но некоторые из них могли быть метэками и даже вольноотпущенниками. Во всяком случае, они уже не имели ничего общего с аристократией полисов классического времени. Наиболее богатые из них подчас выступали в качестве меценатов, жертвуя крупные суммы денег на благоустройство своих городов, на организацию спортивных и мусических соревнований и на другие общественные нужды. Эта их деятельность была некоторой отдушиной, смягчавшей накал социальных противоречий в Старой Греции.

Между этими двумя группами общества существовала прослойка, приобретшая в эту эпоху большое значение не только в Старой Греции, но и во всех других эллинистических государствах. Эту прослойку можно было бы обозначить термином «античная интеллигенция». В нее входили представители профессий, требовавших определенного уровня знаний и культуры: архитекторы, скульпторы, художники, инженеры, землемеры, врачи, учителя. По сравнению с эпохой классической античности интеллигенция стала значительно более многочисленной и влиятельной группой населения… И если в классическую эпоху общественный статус рядовых представителей этих профессий практически не отличался от статуса ремесленников (не случайно и ремесло и искусство обозначались в то время одним и тем же термином τέχνη), то теперь положение существенно изменилось. Как пишет Т. В. Блаватская, «наличие пользующейся общественным признанием группы свободного населения, которая посвятила себя профессиональному умственному труду, составляет важную особенность, характеризующую общество эллинистической Греции»[169]. Поскольку, однако, в силу общего экономического упадка Старой Греции труд интеллигентов оплачивался там очень невысоко, многих из них покидали старые полисы и находили более прибыльное применение своим знаниям и способностям в новых государствах. Эта «утечка мозгов» из Старой Греции была одним из характерных явлений эпохи эллинизма. Следует отметить, что в эпоху расцвета эллинизма Афины не дали ни одного крупного имени в области изобразительных искусств или поэзии[170].

Да и в целом положение греков в странах Востока было значительно более благоприятным. Прежде всего, они были несравненно обеспеченней своих сородичей в городах Старой Греции, причем их обеспеченность определялась в основном эксплуатацией покоренных ими народов. Будучи доминирующим элементом, своего рода господствующим «этноклассом»[171] в эллинистических государствах, греки определяли политический строй и экономический уклад этих государств. Естественно, что отношение эксплуатируемых масс к грекам было, как правило, враждебным; Если эта враждебность не проявлялась до поры до времени в форме открытой борьбы, то это объяснялось главным образом опорой греков на привилегированные слои старых восточных государств — на жрецов в Египте и Вавилоне, на персидскую аристократию в Иране и Бактрии и т. д. Естественно также, что в этих условиях у греков, живших в восточных странах в чуждом и недружелюбном окружении, этническая солидарность стала более заметной, чем это было раньше в полисах Балканского полуострова. Правда, эллинистические монархии — Египет, царства Лисимаха и Селевкидов, а позднее Пергам — вели друг с другом почти непрерывные войны, но это уже не были войны враждующих друг с другом полисов — это были войны монархов, в основе которых лежала борьба за власть и другие чисто династические интересы. Не случайно эти войны велись почти исключительно наемными войсками. Что же касается полисов, входивших в состав того или иного государства, то они, как правило, находились между собой в согласии, объединенные более глубокими интересами.

Разумеется, мир и безопасность были важными условиями нормального развития товарно-денежных отношений, и прежде всего международной торговли. При жизни Александра такие условия были созданы, по крайней мере на территориях, находившихся под его контролем. Пират ство, бывшее до этого бичом морской торговли, было практически искоренено. Дороги в Малой Азии и в прилегающих к ней странах были существенно улучшены. Персидская система почтовой связи была распространена на всю империю. О финансовой реформе Александра и ее значении для экономики древнего мира уже было сказано выше. Но уже через несколько лет после смерти Александра положение изменилось к худшему. Непрерывные распри диадохов, неизменно приводившие к военным столкновениям, оказывали пагубное воздействие на те районы, которые становились театрами военных действий. Население этих районов страдало от поборов, мародерства и насилий солдат — независимо от того, к какой из враж дующих групп эти солдаты принадлежали. И все же войны диадохов не могли помешать экономическому развитию стран, до этого входивших в империю Александра. Более того, в некотором отношении эти войны сами оказались стимулирующим фактором для такого развития. Этот парадоксальный факт объясняется специфическим характером армий диадохов, о котором не мешает рассказать немного подробнее.

Армия Александра никогда не демобилизовывалась — ни при его жизни, ни после его смерти. Это была постоянная армия, служившая под командой то одного, то другого военачальника. Основная часть этой армии находилась в распоряжении Пердикки и Антипатра, Антигона и Эвмена, Полиперхона и Кассандра, в то время как Селевк, Лисимах и Птолемей увеличивали доставшиеся им доли за счет дополнительных контингентов, состоявших в основном из наемников.

Итак, армия или, лучше сказать, армии диадохов не были прикреплены к какой-либо определенной стране или территории: они двигались от одного места к другому, постоянно сражаясь или, во всяком случае, находясь в постоянной боевой готовности. Каждая такая армия была своего рода государством в государстве, являясь условием существования данного диадоха как политической фигуры. Пример Эвмена в последние годы его жизни показал, что диадох мог существовать без принадлежащей ему территории, но он сразу же исчезал с политического горизонта, если лишался поддержки армии.

Что же представляла собой эта армия? Она состояла из отрядов фактически бездомных людей, сражавшихся не в интересах какой-либо страны и не ради каких-либо идеалов. Их. домом был военный лагерь, почти всегда находившийся в движении и состоявший отнюдь не из одних только военнослужащих; это был своего рода движущийся полис, ради которого солдаты были готовы воевать, умирать и при случае изменять своим вождям. Преданность солдат командующему зависела, прежде всего, от высокой и регулярной оплаты, от предоставлявшихся им возможностей пограбить и обогатиться, наконец, от личных качеств самого командующего — от его авторитета и умения ладить со своими подчиненными.

Ядро каждой такой армии все еще составляли македонцы, но это ядро было окружено численно превосходящими его контингентами наемных войск, куда входили не только греки, но также фракийцы, иллирийцы, персы, представители семитских народностей, индийцы и т. д.

Аристократию в армии образовывали командиры различных рангов, причем македонцы среди них были, разумеется, самыми гордыми и, как правило, наиболее богатыми. Всадникам отдавалось предпочтение перед пехотинцами. Помимо пехоты и конницы, в армию входили также ииженерные части, укомплектованные людьми, умеющими обращаться с осадными машинами и артиллерией, далее — переводчики, проводники, врачи, ветеринары, обозники. Армейские обозы сопровождались многочисленным гражданским персоналом, не имевшим прямого отношения к армии: это были семьи и наложницы, военнослужащих, слуги, рабы, погонщики вьючных животных. Все имущество как офицеров, так и солдат странствовало вместе с армией. К этому надо добавить торговцев, ростовщиков, профессиональных гетер и других лиц, кормившихся и обогащавшихся за счет армии. Лагерь такой армии можно было сравнить с большим городом, численность населения которого зачастую превосходила население крупных городов того времени. Надо добавить, что, как правило, это был очень богатый город. Офицеры армий диадохов были богачами по сравнению с офицерами Александра; даже рядовые солдаты имели при себе немалые запасы денег, накопленных ими за многолетнюю службу или вырученных в результате продажи награбленной добычи. В лагере не прекращалась оживленная и отнюдь не военная деятельность: в нем совершались торговые операции, заключались сделки, ссужались значительные денежные суммы и т. д. и т. п. По остроумному выражению М. И. Ростовцева, подобный лагерь представлял собою «огромный деловой концерн»[172].