Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То была Вселенная во Вселенной, нечто уникальное, неподвластное пониманию простого смертного, который не ходил дальше обычной человеческой виртуалки, похожей по сравнению с Вселенной Логриса на тень, что отбрасывает утонченное произведение искусства.
Впрочем, последнее утверждение, которое слышал Крис от некоторых окружавших его при жизни людей, было явно преувеличено.
В этом Раули смог убедиться, когда умер.
Его сознание с того момента, как он понял, что пришла смерть, прошло три стадии.
Сначала был дикий, животный страх перед кончиной плоти, мучительная агония, затянувшаяся на несколько секунд… или часов?.. Он не помнил точно, потому что понятие времени в роковой момент стерла рыхлость умирающего сознания.
За страхом пришла чернота, в которой был полный, абсолютный покой.
Он не ощущал себя. Он всего лишь помнил, что был Кристофером Раули, человеком только что скончавшимся после долгой, мучительной болезни, а все его представления о мире потустороннем, штампованные понятия религии о рае и аде оказались полнейшей чушью.
Был он, и была темнота.
Сколько он провисел в этом безвременье, Крис также не мог осознать – не было ни точки отсчета, ни мерила времени или пространства. Наконец, когда образ черноты стал неизбежным продолжением сознания, а все воспоминания, связанные с недавней смертью, так или иначе улеглись, он мысленно решил, что зря выложил бешеные деньги за невзрачный кристалл: какая это к Фрайгу жизнь после смерти, если вокруг темно, пусто и… что он теперь так и останется бесплотным духом собственных воспоминаний, висящим в черноте?
Извилистые тропы мысленных ассоциаций по-прежнему, как и в жизни, оставались непредсказуемыми. Крис не испытывал эмоций, но его память хранила в себе воспоминания о множестве событий, их эмоциональной окраске, а главное – о результатах тех или иных действий.
Мысли рождались мгновенно, зачастую непредсказуемо, словно он спал… да, именно спал, потому что только во сне наш разум, освобожденный от пристального контроля бодрствующего сознания, начинает связывать воедино причудливые фрагменты мысленной мозаики, которые мы называем сновидениями.
Кристофер был человеком логичным. Его не устраивала та каша, что начинала завариваться в голове, как только он предоставил своим воспоминаниям минимальную свободу.
Чернота и бред. Он по-прежнему висел в ней, не понимая, кем стал, но твердо помня, кем был.
Хм… висящим… Висеть должно что-то и где-то…
Он мысленно представил себе вешалку, которая стояла у него дома, и толстый, обезображенный болезнью труп самого себя, подвешенный на ней за шиворот.
Получилось достаточно комично, отвратительно и…
Раули вдруг понял, что его мысль реализовалась.
Вместо куска черноты перед ним стояла вешалка, на которой висел его труп в черном костюме, лакированных туфлях и с какой-то нелепой повязкой на лбу.
В первый момент он не понял, как это произошло. Кристофер пялился на кусок своего собственного бреда, пока наконец его бесплотный дух не осознал, что вешалка и труп действительно сотворены им!..
Это открытие не повергло его ни в шок, ни в буйную радость. Вообще, все воспринималось как-то спокойно, буднично. Трезвый ум оценивал ситуацию, не видя в ней ни комичных, ни ужасных сторон.
Факт. Свершившийся факт.
Чтобы подтвердить его, он убрал вешалку, мысленно сотворил четыре стены, пол, потолок и зажег свет.
Все получилось.
Он по привычке посмотрел себе под ноги и увидел пол. Тела пока что не существовало. Это упущение он исправил быстро и не особо старательно – просто вспомнил самого себя, но уже не в виде обезображенного болезнью, разжиревшего старика, а таким, как он выглядел лет на тридцать раньше.
У него опять получилось, и еще некоторое время он творил. Творил без упоения, без восторга – вообще без эмоций. Скупо обставил комнату, на всякий случай прорезал в стене дверь и пару окон, за которыми кто-то натянул полотнища черноты.
«Интересно, насколько далеко простирается подвластное мне пространство?» – подумал Крис, глядя на плотный мрак.
Он мысленно сосредоточился, и получилось впечатляюще: за левым окном до самого горизонта раскинулась бескрайняя кьюиганская степь, а за правым, как дань противоположности, разлилось море – без видимых глазом берегов, естественно.
Выглядывать за дверь он не стал, усомнившись, сможет ли исправить потом однажды сделанное?
Дальний космос.
Одна из заброшенных колоний сектора Окраины…
Мрачный, плохо освещенный тоннель заканчивался мощной шлюзовой переборкой. Две овальные плиты, между которыми располагался тамбур, запирали выход наружу.
В сумраке давно заброшенного коридора прошелестели шаги, и подле аварийного выхода появилась невысокая девичья фигурка.
Девушку звали Дана. На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Лицо землистого цвета, спутанные волосы, заострившийся носик и плотно сжатые бескровные губы – вот ее мимолетный портрет, обрисовавшийся в сиротливом свете аварийного плафона.
Шлепая босыми ступнями по холодному скользкому полу, она явно направлялась к шлюзу.
Дана была одета в лохмотья, цвет которых мало отличался от серости ее лица, и потому фигура, как ни странно, казалась гармоничной: у стороннего наблюдателя не возникло бы чувства неправильности, скорее наоборот – девушка явно вписывалась в окружающую обстановку, была сродни ей.
Тонкие бледные пальцы цепко ухватились за побитый ржавчиной штурвал ручного привода, и многотонная плита с надрывным скрежетом начала уползать вбок, подчиняясь усилиям слабых рук.
За первым люком спустя какое-то время пришел в движение второй.
Девушка прилагала усилия спокойно, размеренно, зная, что этого труда ей не избежать. Наконец, когда внешний люк открылся на треть своего хода, она оставила в покое ржавый штурвал, отряхнула саднящие ладошки и боком протиснулась в образовавшуюся щель.
Внешний мир, открывшийся ее взгляду, был мрачен и убог.
Неизвестно, где она чувствовала себя уютнее – внутри прохладного тоннеля, высеченного в толще скал, или под этим пепельно-серым, почти свинцовым небом, среди иззубренных руин, напоминавших о том, что когда-то здесь обитали люди.
Собственно, Дана и немногие ее сородичи являлись потомками тех, кто полвека назад жил и работал в этом городе. Сейчас от внешнего поселения остались лишь голые, постепенно разрушающиеся стены да еще ржавые остовы техники, вросшие в почву там, где их застала ненужность.
Дана спокойно осмотрелась. Ее разум не находил ничего шокирующего в окружающей реальности, потому что рассудок девушки развивался именно тут. То, что ее гипотетической ровеснице с какого-либо цивилизованного мира показалось бы диким убожеством, крайней степенью деградации и нищеты, для Даны было всего лишь нормой жизни, обыденностью.
Протискиваясь в узкую щель приоткрытого люка, она ничуть не задумывалась над теми жестокими извивами человеческой экспансии, что в конечном итоге привели к факту ее рождения в подземельях покинутой колонии.
Да, кому-то она показалась бы маленьким зверенышем, напялившим лохмотья, кто-то назвал бы ее грязной, кто-то отвратительной, но ни одно суждение, основанное на внешнем виде, не отражало истины.
Под лохмотьями часто и неровно билось человеческое сердце, под спутанными космами неухоженных волос, в глубине черепной коробки таились мысли, глаза, редко видевшие яркий солнечный свет, смотрели на мир с пытливым, здоровым интересом.
Она прекрасно знала, куда и зачем идет.
После того как ее мать умерла, путь Даны день за днем, независимо от погоды и самочувствия, вел на поверхность. Тут, среди руин заброшенного города она отыскивала не только вещи, способные хоть как-то облегчить быт одичавшего человеческого анклава, – она, еще не успев до конца растерять долю искренней наивности, совмещала приятное с полезным и, кроме полуфункционального хлама, оставшегося от бытовой электроники разрушенного города, искала среди руин еще и кусочек сказки, личного счастья для самой себя.
К этим поискам Дану побуждали легенды, которые она слышала от своих сородичей.
Если обобщить их, то мечта девушки могла быть выражена так: есть за пределами воображения мир, где все счастливы, где все дозволено, где нет узости серых стен, тяжелого для дыхания воздуха и нудного, моросящего с небес холодного дождя, который нес земле не прозрачные капли живительной влаги, а липкие плевки раскисшей вулканической пыли.
День за днем, месяц за месяцем она обследовала один квартал за другим, но редко находила среди вымокших, разграбленных развалин что-то подходящее, полезное для выживания.
- Дождь - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Зона отчуждения - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Последний из Бессмертных - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Данайцы - Андрей Хуснутдинов - Космическая фантастика
- Виртуалка - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Лора - Натан Романов - Космическая фантастика / Любовно-фантастические романы / Научная Фантастика
- Бездна - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Горсть земляники - Николай Шмигалев - Космическая фантастика
- Ковчег - Андрей Ливадный - Космическая фантастика
- Предтечи - Андрей Ливадный - Космическая фантастика