Гугеноты - Владимир Москалев

— Но ведь она королева, и ты тоже… — удивился принц.

— Это она-то королева? — сухо рассмеялась Жанна Д'Альбре одними губами. — Да знаешь ли ты, что она всего-навсего дочь племянника папы Лоренцо, которого зовут «флорентийским менялой». Королева!.. Да если хочешь знать, у меня больше прав на французский престол, чем у этой флорентийской торговки, все достоинство которой состоит в том, что папа Климент VII приходился ей дядей. Он-то и сосватал ее за моего брата. А она тут же поспешила нарожать одиннадцать отпрысков, которые и обеспечили ей теперь положение вдовствующей королевы-матери. Ей, дочери какого-то итальянца, которому папа вложил в руки герцогство Флорентийское, досталась вся Франция! А я, королева Наваррская, сестра Генриха II, ее мужа, и племянница Франциска I, вынуждена довольствоваться крохотной территорией на юге, дарованной моей матери Маргарите дедом Карлом Ангулемским еще в конце прошлого века! И они еще там, в Париже, мечтают о том, чтобы я переменила веру и стала католичкой?! Никогда! Скорее Пиренеи сдвинутся с места.

— Успокойся, мама, — Генрих обнял ее колени. — Они не стоят того, чтобы ты так убивалась.

— Ты прав, мой сын, — улыбнулась Жанна. — Конечно, ты не все понял, ведь за меня говорил голос крови. Но верь, настанет время, когда Валуа исчезнут… Отпадут от ствола, как высохшие ветви дерева. На трон сядет представитель новой династии, и это будет Генрих де Бурбон, король Наваррский, мой сын!

Он с бесконечным обожанием взглянул матери в лицо и увидел, как побежала по щеке скупая слеза.

* * *

Во дворце долго не находилось подходящего места для разговора, и Жанна поняла, что королева-мать попросту тянет время, чтобы обдумать ход предстоящей беседы.

Наконец они устроились прямо у очага в спальне: Екатерина ближе к окну, Жанна напротив огня.

— Вам, наверное, хотелось бы увидеть мужа? — первой начала с легкой улыбкой Екатерина Медичи.

— Как и всякой женщине, которая не видит своего супруга месяцами, — парировала Жанна. Она поняла, что собеседница прощупывает почву. Если Жанна вспылит, она не опасна. Если нет — разговор будет сложнее. Нападение повторилось:

— Вам, наверное, наплели про него кучу небылиц?

— Пустое. Я всегда знала, что Антуан — ветреный муж, но никогда не думала, что он так легко предаст свои идеалы.

Екатерина поняла, что ошиблась: беседа будет непростой. Что могло беспокоить королеву Наваррскую, если не слухи о бесчисленных любовницах ее мужа?.. Но в любом случае приезд Жанны весьма кстати, надо искать в ее лице союзницу в борьбе с Гизами.

То же думала и Жанна; теперь надо было, чтобы королевы поняли друг друга.

— Перемена веры Антуана Бурбонского привела к усилению партии католиков, — начала Жанна Д'Альбре, глядя в огонь, — что в конечном итоге способствует усилению власти Гизов. Не кажется ли вам, мадам, такое положение опасным? Я говорю о династии Валуа, представителями которой являются ваши дети.

— Это правда, — не могла не согласиться Екатерина. — Признаюсь, это и меня беспокоит, Гизы наглеют с каждым днем, и нужна очень сильная и твердая рука, чтобы противостоять их притязаниям…

— На что же они претендуют? — вскинула брови Жанна. — Чего им еще не хватает?

— Французской короны, — коротко бросила Екатерина и впилась глазами в лицо собеседницы, ожидая увидеть испуг, но произошло другое.

— Короны? — внешне спокойно спросила Жанна, даже не повысив голоса. — Эти лотарингские выскочки мечтают даже о таком? Но на каком основании?

— Представьте себе, кто-то взял на себя труд разложить по полочкам генеалогическое дерево французского королевского дома и обнаружил там…

— Что же он там обнаружил? Уж не являются ли Гизы прямыми потомками французских королей? — Жанна внутренне напряглась в ожидании ответа.

— Это была младшая, косвенная ветвь, да к тому же еще по женской линии, идущая все от того же Роберта, младшего сына Людовика Святого[35]. Кстати, моя мать тоже принадлежит к одной из ветвей этого дома.

— Да, но она еще дальше от старшей ветви моего мужа, чем Гизы, — сразу пресекла ее торжествующий взгляд Жанна, прекрасно знавшая родословную короля Людовика. — Кстати, это тоже женская ветвь. Ваш изыскатель увидел лишь то, что хотел увидеть.

— Это был не мой человек, — нахмурилась Екатерина Медичи. — Не забывайте, речь идет о принцах Лотарингского дома, возымевших желание унаследовать трон моих сыновей. Я говорю о Франциске Гизе, для скорейшего исполнения своих замыслов он способен на все.

— Вам не следует беспокоиться на этот счет, мадам, ветвь Бурбонов гораздо ближе к престолу, чем принцы Лотарингские. К тому же, как известно, они иностранцы.

— Вот как? И вы сможете это доказать? — заинтересовалась Екатерина.

— Смогу, если пожелаете.

— Объяснитесь точнее.

— С удовольствием. — И Жанна устно представила собеседнице родословную Бурбонов, откуда проистекала наследственность французского трона.

— Выходит, — усмехнулась Екатерина, — господин кардинал несколько извратил факты, убеждая меня в обратном.

Ее беспокойство перешло в уверенность. Значит, опасность угрожает ее сыновьям теперь уже с другой стороны. В таком случае положение не так безнадежно. Принц Наваррский совсем юн, ему только девять лет, а у нее в запасе еще трое сыновей. К тому же протестанты не в состоянии самостоятельно оттеснить Гизов, поэтому их и надлежит усилить, дабы создать мощный противовес Лотарингскому семейству. Однако надо быть начеку: пробовали же гугеноты похитить короля в Амбуазе. Не собирались ли они посадить на трон Антуана Бурбонского или его брата Людовика Конде?

— Кардинал? — переспросила Жанна. — Значит, вот кто плетет сети, пытаясь убедить вас, что Гизы такие же принцы крови, как и Бурбоны! И он же вынудил моего мужа переменить веру, пообещав ему за это испанские Пиренеи.

— Он, мадам, — подтвердила Екатерина.

— Но с вашего ведома, разумеется. Королева-мать пожала плечами.

— Зачем же вы позволили ему это? Ведь вам, насколько я понимаю, надлежит ослабить функцию Гизов, а вы ее усилили.

Екатерина изобразила на лице недоумение:

— Поверьте, это все кардинал! Он даже не посоветовался со мной, предпринимая столь дерзкий шаг. Ведь я знаю, каким ударом оказалось бы это для вас. Но есть еще одна причина.

— Вот как? Что же это? По-видимому, это касается меня?

— Нет, что вы, — поспешила успокоить собеседницу Екатерина, — это касается вашего мужа. Как вы помните, речь шла о Наварре, принадлежащей Испании. И о том, что Карл Лотарингский пообещал эту территорию вашему супругу.

— Нашему дому королей Наваррских, хотите вы сказать, — поправила Жанна, проявляя живой интерес.

«Я не ошиблась, — подумала Екатерина, — она действительно приехала требовать от меня Наварру».

— Совершенно верно, — подтвердила она, — но видите ли в чем дело, милочка…

Глаза Жанны внезапно широко раскрылись, она порывисто вскочила, кровь бросилась ей в лицо:

— Вы не смеете так разговаривать со мной! Я вам не служанка! Я — королева Наваррская! Ваш покойный муж приходился мне двоюродным братом, а вы обращаетесь ко мне, как к уличной девке, вы, в которой нет ни капли королевской крови и которая только волею случая правит Французским государством!

Лучше бы она не произносила последних слов. Екатерина, несмотря на то, что всегда умела владеть собой, мгновенно побледнела. Вены на шее вздулись, левая бровь задергалась в нервном тике, а глаза будто остекленели, уставившись на собеседницу. Человек злопамятный, она не помнила, чтобы когда-нибудь с ней так смели говорить.

В этот миг Жанна поняла, что совершила большую ошибку. Осознала свою оплошность и королева-мать. Сама того не желая, она спровоцировала Жанну на обострение их отношений. Казалось бы, им обеим надлежит держаться одна другой и жить в мире. Жанна вспылила, а несдержанность порою бывает причиной многих бед. Так было и на этот раз: последних слов мадам Екатерина не простит ей уже никогда. Не зная еще этого и пытаясь исправить ситуацию, Жанна опустилась в кресло и совсем другим тоном, уже мягче, проговорила:

— Прошу простить меня за резкие слова, мадам.

Ей надо было перебороть себя для того, чтобы сказать это. Но так было нужно, ссора не входила в ее планы.

Екатерина огромным усилием воли взяла себя в руки.

— Хорошо, хорошо, — торопливо произнесла она, и даже улыбнулась. — Забудем этот инцидент. Мы обе виноваты. Я несколько забылась, вы немного вспылили. Мы, королевы, должны прощать друг другу некоторые слабости.

Единственное, что выиграла Жанна в результате своей несдержанности, это то, что мадам Екатерина никогда отныне не забывалась в ее присутствии; проиграла же в том, что нажила смертельного врага в лице злопамятной родственницы герцогов Медичи.