Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления - Ленс Ронг

Гарри был готов поклясться, что услышал тихое урчание, после того как кошель закончил… есть… с таким трудом добытую покупку. Это определённо должно быть частью чар. Альтернативную гипотезу было слишком страшно обдумывать; впрочем, Гарри не мог даже предпололожить эту альтернативную гипотезу. Он повернулся к МакГонагалл:

– Куда дальше?

Профессор указала на магазин, который, казалось, был сделан из плоти вместо кирпичей и покрыт мехом вместо краски.

– В Хогвартсе разрешено держать маленьких животных. Вы, например, могли бы приобрести сову, чтобы отправлять почту…

– А я могу заплатить кнат или около того и взять сову на прокат, если мне понадобится послать письмо?

– Да, – ответила МакГонагалл.

– Тогда мой ответ – решительное нет.

МакГонагалл кивнула и как бы мимоходом поинтересовалась:

– Могу я спросить, почему нет?

– Однажды у меня жил камень. Он умер.

– Вы считаете, что не сможете позаботиться о своём питомце?

– Смог бы, – ответил Гарри, – но тогда меня бы целый день мучил вопрос, накормил ли я его, или он медленно умирает от истощения в своей клетке, пытаясь понять, куда же делся его хозяин, и почему нет еды.

– Не позавидуешь сове, забытой подобным образом…- сочувственно сказала МакГонагалл. – Что же она будет делать?

– Вероятно, сильно проголодавшись, она начнёт выбираться из клетки или коробки с помощью когтей. И, скорее всего, безрезультатно.

Гарри вдруг прервался, а МакГонагалл продолжила всё с тем же сочувствием в голосе:

– И что же случилось бы с ней после этого?

– Извините, – сказал Гарри. Он взял МакГонагалл за руку и мягко, но настойчиво повёл её в очередной закоулок (после всех увиливаний от доброжелателей, эта процедура стала привычной). – Пожалуйста, используйте тот приём с квиетусом.

– Квиетус.

Голос Гарри дрожал:

– Сова не олицетворяет меня, мои родители никогда не запирали меня голодным в чулане, у меня нет подсознательного страха, что меня бросят, и мне не нравится ход ваших мыслей, профессор МакГонагалл!

Ведьма посмотрела на него:

– О чём вы говорите, мистер Поттер?

– Вы думаете, – Гарри было трудно говорить об этом, – что я был жертвой жестокого обращения?

– А вы были?

– Нет! – крикнул Гарри. – Никогда не был! Думаете, я дурак? Я знаком с понятием насилия над детьми, я знаю о недопустимых прикосновениях и прочих подобных вещах, и, если бы со мной случилось что-то подобное, я бы вызвал полицию! И рассказал школьному директору! И посмотрел номера государственных организаций в телефонном справочнике! И сказал бабушке и дедушке, и миссис Фигг! Но мои родители никогда ничего такого не делали! Как вы смеете предполагать подобное!

МакГонагалл смотрела на него с олимпийским спокойствием:

– В мои обязанности заместителя директора входит расследование возможных признаков жестокого обращения с доверенными мне детьми.

С каждым словом гнев Гарри всё больше выходил из-под контроля, превращаясь в чистую, тёмную ярость:

– Даже не думайте сказать кому-нибудь хоть слово из того, что вы наговорили! Никому, вы слышите меня, МакГонагалл? Подобные обвинения могут уничтожать людей и разрушать семьи, даже если родители были абсолютно невиновны! Я читал об этом в газетах! – Голос Гарри становился всё выше, превращаясь в крик. – Система не знает, как остановиться, она не верит ни родителям, ни даже детям, которые говорят, что ничего не было! Не смейте угрожать этим моей семье! Я не позволю вам разрушить её!

– Гарри, – мягко произнесла МакГонагалл, протягивая ему руку.

Мальчик сделал быстрый шаг назад и оттолкнул её.

МакГонагалл замерла, убрала руку и отступила.

– Гарри, всё в порядке, – успокоила его ведьма, – я вам верю.

– В самом деле? – прошипел он. Ярость всё ещё бурлила в крови. – Или вы только ждёте момента, чтобы, избавившись от меня, заполнить соответствующие бумаги?

– Гарри, я видела ваш дом. И ваших родителей. Они любят вас. Вы любите их. Я верю, когда вы говорите, что они не обращались с вами жестоко. Но я должна была спросить из-за некоторых странностей.

Гарри холодно посмотрел на неё:

– Каких, например?

МакГонагалл вздохнула:

– Гарри, за время пребывания в Хогвартсе я видела многих детей, подвергавшихся насилию. Ваше сердце разбилось бы, если бы вы знали, сколько их было. Когда вы радуетесь, вы совсем не похожи на тех детей. Вы приветливы с незнакомыми людьми, вы пожимаете им руки; когда я положила вам руку на плечо, вы не вздрогнули. Но иногда, только иногда, вы говорите и поступаете так, будто на самом деле вы провели первые одиннадцать лет своей жизни запертым в подвале. Не в любящей семье, которую я видела.

МакГонагалл склонила голову, её лицо снова приобрело задумчивый вид.

Гарри осмысливал сказанное. Тёмная ярость уходила прочь по мере того, как до него доходило, что его внимательно выслушали и что его семье ничто не угрожает.

– И как вы объясняете свои наблюдения, профессор МакГонагалл?

– Я не знаю, – сказала она, – но, возможно, имело место что-то, чего вы не помните.

Гарри вновь ощутил поднимающийся гнев. Это было слишком похоже на фразу из газетных статей о распавшихся семьях.

– Вытесненные воспоминания – это псевдонаучное понятие! Люди не подавляют травматичные воспоминания, наоборот, они слишком хорошо помнят их всю свою жизнь!

– Нет, мистер Поттер. Я имею в виду заклинание Обливиэйт.

Гарри застыл на месте:

– Заклинание, стирающее память?

МакГонагалл кивнула:

– Но не все ощущения, если вы понимаете, куда я клоню, мистер Поттер.

Мурашки пробежали по спине Гарри. Такую гипотезу… опровергнуть было непросто.

– Но мои родители не могли так поступить!

– Не могли, – сказала МакГонагалл, – только волшебники способны на это. И, боюсь, что точно узнать не получится…

В Гарри снова начали пробуждаться навыки рационалиста.

– Профессор МакГонагалл, насколько вы уверены в верности результатов ваших наблюдений – быть может, есть альтернативное объяснение?

МакГонагалл развела руками, словно демонстрируя, что в них ничего нет.

– Уверена? Я ни в чём не уверена, мистер Поттер. За всю свою жизнь я не встречала никого, кто был бы похож на вас. Иногда кажется, что вам далеко не одиннадцать лет, а иногда даже, что вы не совсем человек.

Брови Гарри подскочили высоко вверх.

– Прошу прощения, – быстро сказала МакГонагалл, – извините, я попыталась озвучить своё мнение, но получилось не совсем так, как я думаю.

– Совсем наоборот, профессор МакГонагалл, – возразил Гарри и медленно улыбнулся, – для меня ваша фраза – прекрасный комплимент. Вы не возражаете, если я предложу альтернативное объяснение?

– Извольте.

– Дети не должны быть гораздо умнее родителей – так уж они устроены, – начал Гарри. – Или, скорее, гораздо рассудительнее, ведь отец наверняка смог бы меня переспорить, если бы попытался, а не использовал свой опыт и интеллект главным образом на то, чтобы находить всё новые причины не менять свои убеждения. – Гарри на минуту умолк. – Я слишком умён, МакГонагалл. Обычные дети мне не рoвня, а взрослые не уважают как разумного собеседника. И, если честно, даже снизойди они до разговора, до Ричарда Фейнмана им далеко, так что я с куда большим удовольствием почитаю его книгу. Я сам по себе, профессор МакГонагалл. Я всю свою жизнь провёл в изоляции. Возможно, это в некотором роде похоже на закрытый подвал. И я слишком умён, чтобы слепо верить родителям, как подобает нормальному ребёнку. Я знаю, что родители меня любят, но при этом они легко отказываются прислушиваться к гласу рассудка, и тогда мне кажется, что это они – дети, которые не хотят ничего слушать, имея в то же время абсолютную власть над всем моим существованием. Я не хочу на это обижаться, но я стараюсь быть честным хотя бы с самим собой – так что да, есть немного. Кроме того, я плохо справляюсь со злостью, но над этим я работаю. Вот и всё.

– Это всё?

Гарри утвердительно кивнул:

– Это всё. Уверен, профессор МакГонагалл, даже в магической Британии нормальное объяснение заслуживает внимания?

* * *

Летнее солнце уже клонилось к горизонту, покупателей на улицах становилось всё меньше. Некоторые магазины закрылись; Гарри и МакГонагалл едва успели купить учебники во «Флориш и Блоттс». (Там Гарри первым делом взял «Арифмантику» и был потрясён, обнаружив, что учебник за седьмой курс не содержит ничего сложнее тригонометрии).

Впрочем, в данный момент мысли о легкодоступных плодах исследования магии не беспокоили его разум: они только что вышли из магазина Олливандера, и Гарри во все глаза смотрел на свою волшебную палочку. Он взмахнул ею, вызвав сноп разноцветных искр, что, конечно, не должно было удивлять столь сильно после всех увиденных чудес, но тем не менее…

Я могу творить волшебство.