Горец (4) - Кристофер Макнамара

Так и не стал он ее мужем, да и женихом-то, по сути, не успел стать. Не возлюбленный он ей, не любовник...

А теперь уже - и не любимый... Нельзя ведь любить мертвого? Или можно все-таки?

...Когда Дункан уходил в бой, она дала ему оберег - самый надежный, какой могла. Оправленную в серебро иконку с ликом святой Дженевьевы.

Видно, не снизошла до Дункана ее небесная покровительница...

Иконка все еще лежала на его груди, прямо напротив сердца. Так никто и не осмелился снять ее, когда разрезали окровавленную одежду.

- Это будет мне память о тебе, Дункан, - сказала Дженет вслух. Осторожно потянув шелковую ленту через голову лежащего, она сняла образок и повесила на шею себе.

- От сердца - к сердцу!

- ...От сердца - к сердцу!...

И, забыв о своей святой покровительнице, о своей недавней мольбе-клятве, даже о любви своей забыв, - Дженет шарахнулась в сторону, взвизгнув совсем по-женски. Ужас настиг ее.

Потому что именно в этот миг мертвец шевельнулся, открыв глаза.

Слабый голубоватый свет лучился из-под его век.

И такое же сияние исходило от раны, быстро закрывающейся по краям, образуя неровный шрам - хотя в центре ее все еще торчал бурый от крови стержень наконечника.

Это длилось недолго - но Дженет успела разглядеть голубую вспышку света.

Если бы чудо Воскрешения произошло не после, а до того, как с груди Дункана был снят образок...

Но сейчас - все выглядело так, словно какая-то злая сила, угнездившись в теле, только и ждала возможности избавиться от освященного предмета.

И, когда дверь бесшумно распахнулась и навстречу Дженет шагнул тот, кто только что взглянул ей в глаза двумя клубящимися безднами, - Дженет не сомневалась уже, что просьба ее выполнена.

И не знала, кого благодарить за то - Бога или Дьявола? И благодарить ли?

Может быть, проклинать?!

- Не бойся, - сказал вошедший.

В глазах его была земная, осязаемая теплота.

Говорили в старину: хочешь понять - поверь! Хочешь поверить - пойми!

9

На столе стоял кувшин красного вина и три чаши. Одна из них была полна до краев: Дженет так и не притронулась ни к еде, ни к питью. Вторая чашка - полупуста: Конан еще не смог заново приучить себя к качеству здешних спиртных напитков, но все-таки прихлебывал красное пойло, потому что - надо приучаться...

Дункан же пил чашу за чашей - только так мог он сбросить потрясение, испытанное им несколько минут назад...

- Не бойся... - сказал тогда Конан.

Но замерла в ужасе Дженет, испуганно шарахнулись по углам старухи, словно летучие мыши в пещере, когда входит под ее своды человек с полы-хающим факелом.

И приподнялся на кровати тот, кого только что считали мертвецом, слепо шаря вокруг себя в поисках оружия, - которого не было...

Держа в поле своего восприятия весь дом (Конан умел это - даже в схватке ему удавалось видеть то, что происходит у него за спиной), - он шагнул к Дункану. И, протянув вперед руку, коснулся его лба.

Дженет показалось, что Дункан рухнул обратно на ложе, опрокинутый сильным толчком. И она не знала, что ей делать - броситься на пришельца? Или позволить ему одолеть демона-оборотня, в которого превратился ее возлюбленный?

(Она ошибалась: для того, чтобы сковать волю Дункана к сопротивлению, Конану не потребовалось мышечная сила).

Склонившись над лежащим, Конан осмотрел его рану. И мгновенным движением - так, что Дженет едва успела это рассмотреть - вырвал иззубренный наконечник.

Дикий крик заметался внутри четырех стен, словно ослепленная птица. Но это кричал не Дункан.

Кричала одна из его теток, в ужасе округлив глаза и прижав ладони к вискам. Испуг же двух других старух был столь велик, что они даже на крик оказались неспособны.

А Дженет... Дженет тоже не издала ни звука. Но вовсе не от страха страх ушел в первые же мгновения.

Просто странное предчувствие подсказало ей, что незнакомец пришел не со злом...

А когда она увидела, как мгновенно затягиваются края раны, образуя рубец, - предчувствие это перешло в уверенность. И сердце ее вновь согрела неуверенным теплом робкая надежда.

Дункан... Дункан вновь приподнялся над кроватью. Глаза его дико блуждали по сторонам, волосы на лбу слиплись от пота. И крупными жемчужинами высыпал пот по всему телу - из каждой поры.

Но это уже был пот жизни, а не смертная испарина.

Только осознав это, Дженет позволила себе броситься к любимому. Обняв его за влажные плечи, она ощутила под пальцами неуверенную дрожь пробуждающихся мышц - и заплакала светло, облегченно...

Дальше еще многое предстояло. Но главное уже было сделано в тот миг.

И это - заслуга Дженет.

Многие, очень многие женщины так и остались бы в уверенности, что Конан изгнал из раненого злого духа. И жили бы дальше в страхе перед тем, что дух этот вот-вот вернется в покинутую было обитель.

А страх этот многое окрасил бы в другие тона...

Но Дженет оказалась покрепче, чем Элен Лебединая Шея. Она сразу же прониклась смутным, но крепнущим с каждой секундой пониманием того, что произошло.

Пожалуй, даже раньше Дункана...

А теперь они сидели рядом, и Дункан, не хмелея, пил чашу за чашей кислое вино.

Старухи так и не поняли ничего, так и не решились приблизиться. Сбившись в кучу у дальней стены, шептались с опаской. И влажно поблескивали их глаза в пляшущем свете коптилки.

А за столом шел разговор. Не только словами - взглядами, жестами. Поступками...

Так, вместо того, чтобы долго объяснять, в чем заключается сущность бессмертия, Конан молча расстегнул на груди рубаху и одним движением до рукоятки вонзил короткое украшенное изображением чертополоха лезвие себе между ребер. Туда, где находится сердце.

А потом вынул из своей груди нож - и показал, как затягивается рана даже быстрее, чем последние алые капли успеют стечь с клинка.

После чего проделал этот же фокус с Дунканом... Тот вскинулся, пытаясь отразить удар, - но Конан уже отдернул руку назад, и вновь клинок его ножа был окрашен алым.

И вновь рана затянулась почти мгновенно...

Это убедило и Дункана, и Дженет (при ударе она невольно закрыла глаза - хотя уже знала, что должно произойти...) куда лучше, чем любые объяснения...

- А этот шрам - не щупай его, Дункан, не надо - он останется с тобой навсегда.

- Почему?

- Это - Первая Рана...

- Первая рана? - Дункан вздернул брови. - Да нет же, гость, ты ошибаешься. И с коня я летел, и об острые камни резался, да и в битвах меня пару раз задевали - в плечо и в ногу. Так что...

- Но именно от этой раны ты впервые принял смерть. Так что остальные - не чета ей...

- И что же теперь? - распахнув клетчатый плед, который он накинул на себя, поднявшись со "смертного одра", Дункан, нахмурясь, бросил взгляд на полосу неровно сросшейся кожи, пересекавшую его живот.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});