Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь такой вопрос начинается, — продолжил я, оценив волнение Алёниной груди, — эта очкастая, я… как бы… не знаю, кто она такая, и что делает в нашем офисе. Я не принимал её на работу… на самом деле…, её нет в штатном расписании Совинкома — не веришь, взгляни хотя б одним глазком.
Мы с Штейном пристально смотрели друг на друга, и продолжали смотреть некоторое время после того, как Алёна, схватив сумочку, с криками «OMGadable!» выбежала из кабинета.
— Это всё недобросовестные сотрудники, — наконец, выдавил Штейн. — Ты очень доверчивый, и тебя все обманывают.
Он встал и обратился к последнему из оставшихся в кабинете бухгалтеров:
— Надежда… вы не оправдали наших надежд!
И стал медленно приближаться к ней, быстро заводясь, и пока дошёл, успел накричать, закатить истерику, обвинить, оскорбить, и уволить. Голос его гневным рокотом, как ручей — ущелье, наполнил помещение, на Надежду хлынул бурный поток негодования, который не удалось выплеснуть на меня. Он разоблачил бездействие и безответственность; и взмахом руки словно сорвал завесу будущего, и перед ошеломленными зрителями разверзлась дымящаяся бездна. Адский адъ! Все в ад!!! Возле дивана, этого последнего прибежища символического бухгалтера, Штейн закончил монолог следующей уничижительной фразой:
— Мы увольняем вас, прошу освободить помещение немедленно.
Я развёл руками как бы в оправдание перед увольняемой — мол, сам пострадал от тирана. Таня изумлённо смотрела на Штейна — в пароксизмах он был реально роскошен.
Поднявшись с дивана, Надежда подошла к секретарскому столу, стала выдвигать ящики, вынимать оттуда свои вещи, складывать их в пакет. Она путалась, роняла, поднимала с пола, складывала обратно.
Наконец, она собрала всё, что нужно, подошла к журнальному столику, прихватила свою чайную кружку, и вышла из кабинета, осторожно закрыв за собой дверь. Женщина с жилистыми руками и простым сердцем, которая всю жизнь исполняла со смиренным величием свою повседневную работу, достойно удалилась, завершив свою миссию на Совинкоме.
* * *Расправившись с Надеждой, Штейн бросился на поиски Алёны, и, найдя её в холле кардиоцентра, стал уговаривать вернуться обратно. Он метался между нами, пытаясь нас помирить, я встал в позу, чтобы протянуть время, Алёна, слава богу, тоже заупрямилась и проигнорировала просьбу Штейна вернуться к делам. Наконец, он отправил её на такси в гостиницу и вернулся в офис.
Где предложил возобновить работу — отчет по сделкам. Я закатил глаза: «О небеса!» Тут заглянула уборщица, женщина в белом халате, и, увидев, что у нас как бы деловое совещание, сказала: «Извините, загляну попозже», и удалилась. У меня возникла неожиданная мысль, я вышел в коридор и попросил уборщицу зайти в кабинет ровно через минуту, оставив ведро и швабру в коридоре. Затем вернулся обратно. И довольно убедительным тоном объяснил Штейну, что Таня — дочь близких знакомых, проходит обследование в кардиоцентре и некие процедуры — капельницы, физиотерапия, и так далее (что было правдой), и сейчас по времени ей нужно пройти кое-какие манипуляции, а поскольку везде очереди, то медсестра любезно согласилась провести эти процедуры прямо здесь, в офисе, на диване… (это уже было немного против истины — все процедуры Таня проходила в соответствующих кабинетах кардиоцентра).
Тут зашла медсестра, как мы договорились, и уселась в свободное кресло. Штейн был вынужден уйти, отложив решение всех вопросов до завтра.
* * *Вечером этого дня Штейн позвонил мне домой и предложил такой план действий: он отправляет Алёну поездом обратно в Ростов, мы с ним вдвоём отбываем в том же направлении на машине — ночью, на месте встречаемся, идём к нотариусу, где заверяем все необходимые документы, — банковскую карточку, самое главное, — после чего все вместе обсуждаем «наши дела». Я очередной раз отметил про себя, что мой компаньон тронулся умом, коль скоро собирается обсуждать наши дела с только что нанятой случайной профурсеткой. И, разумеется, я не стал разубеждать, что банковскую карточку можно нотариально заверить в любом городе, необязательно в том, где находится расчетный счет, а с ходу согласился ехать — мне нужно было любыми способами вывезти Штейна куда подальше из Волгограда, лишь бы он не попёрся к руководству кардиоцентра… и действительно, крайне странно выглядел тот факт, что он не сделал визитов к главным фигурам.
(я, например, приезжая в Казань, Ставрополь, и другие города, первым делом очень интенсивно делаю обход всех своих деловых партнеров, а потом, в нерабочее время, встречаюсь с сотрудниками — ибо рабочее время в чужом городе стоит слишком дорого, поэтому его нужно посвятить людям, от которых зависят сделки, а встречи с сотрудниками и компаньонами можно перенести на вечернее время).
Если бы Штейн, сейчас в Волгограде, как все нормальные бизнесмены, отправился бы к основным клиентам, то есть к первым лицам кардиоцентра, то, как умный человек, с первых же минут общения получил бы подтверждение своим подозрениям о том, что я веду двойную игру. Ведь кроме своих сотрудников, людей, которые прямо от меня зависели, я никого не предупреждал о том, что от Штейна нужно что-то скрывать, типа, «ой вы знаете, такая вот ситуация, вы если встретите моего компаньона, то учтите, что ему можно говорить то-то и то-то, а вот об этом нужно умолчать, пожалуйста» — ну это же понятно, насколько это тухло выглядит и недостойно крутого бизнесмена, каковым я себя в кардиоцентре позиционировал. Поэтому я ничего не говорил в кардиоцентре про Штейна, а просто тянул время — которое в данной ситуации работало на меня.
* * *Итак, мы прибыли в Ростов около десяти утра, примерно в это же время поездом приехала Алёна. Ей понадобилось время, чтобы привести себя в порядок после Бакинского поезда.
Дожидались её у Штейна на квартире. Он признался, что жуткий педант и перфекционист в отношении обустройства жилища. И это было заметно. Без особых изысков, обычные отделочные материалы, которые можно купить в любом специализированном магазине, и такая же мебель. Присутствовало всё, чему полагается быть в современном доме — прихожая, мягкая мебель, кухонный гарнитур, спальня, бытовая техника, делающая жизнь комфортной. И всё было как-то так устроено, что создавалось ощущение некоей пустоты. То ли продуманная планировка, чтобы ничего не выпирало и не мешало, то ли общая какая-то безжизненность, в которой интерьерные украшения казались купленными по поручению случайным человеком.
А огромный, 2 х 1,5 х 1, аквариум, казался инородным телом. С идеально чистой водой, множеством удивительных водорослей, диковинных рыбок и ракообразных. Это была гордость Вениамина Штейна, его подлинная страсть. Он тратил много времени на поддержание порядка в этом сложном биоценозе, в котором изменение соотношений видов рыб и водорослей может привести к сдвигу pH воды и гибели некоторых популяций. Поэтому нужно тщательно следить за всеми параметрами, правильно кормить, вовремя менять воду. Оказалось, Штейн субботу-воскресенье простаивает на птичьем рынке — торгует водорослями и рыбками. Особой прибыли нет, это хобби. Хотя, некоторые экземпляры стоят очень дорого.
Другой интерьерной принадлежностью была Ирина, его жена, миниатюрная бледная особа, казалось, будто смотришь на неё сквозь дымку, такие у неё были неопределенные черты. Создавалось ощущение, что вся она пропитана благочестием, как елеем. На вид ей было что-то между 18-ю и 40 годами (на самом деле она была примерно моего возраста — на тот момент ей было 25).
Штейн признался, что они с женой ночуют в разных комнатах — ну не может он спать, когда рядом кто-то находится. Я подумал, что где-то среди его деловых бумаг находится маршрутизатор движения по квартире — что-то вроде расписания автобусов, в котором указано точное время остановок, и время нахождения на этих остановках.
Пока он занимался аквариумом, я пил чай на кухне и развлекал Ирину дорожными историями. Она вела себя довольно сковано, как-то полуофициально. В перерыве между двумя сюжетами она вдруг что-то спросила про Тадж-Махал. Я озадаченно переспросил:
— Тадж-Махал?! Индийский храм, есть такое дело.
— Ну а для чего он построен?
По её неожиданно сосредоточенному взгляду мне стало ясно, что это не просто вопрос, а что-то вроде теста. Уж ей-то наверняка известно всё про Индию, раз её муженёк там побывал.
— Послушай, Ира, мой одноклассник ездил в Индию, и кое-что поведал…
И я вкратце рассказал то, что знал по этому вопросу.
Царь с труднопроизносимым именем построил усыпальницу для горячо любимой супруги, у которой было имя попроще — Мумтаз. Так появился Тадж-Махал — красивейший храм Индии, в котором похоронена царица. В дни скорби царь задумался о собственной кончине. И его воображению рисовалась другая усыпальница, соединенная с мавзолеем Мумтаз белым мраморным мостом — символом вечной любви, неподвластной смерти. Тот, второй Тадж-Махал, был задуман в черном цвете. Первый — ослепительно белый. Но царю не удалось осуществить задуманное. Его четвёртый сын убил трёх братьев, наследников престола, отстранил отца от власти, заточил его в тюрьму, и стал править сам. Поэтому второй Тадж-Махал не построили, а когда царь умер, его похоронили в первом, рядом с супругой. Её усыпальница занимает центральную часть зала, под куполом, в то время как могила мужа примостилась сбоку, выглядит гораздо скромнее, и нарушает симметричность и целостность всего ансамбля. Что касается дальнейшего использования, это ведь культовое сооружение, обычно их используют для возвеличения власти — царской, или церковной, смотря у кого на балансе находится здание.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Тихие омуты - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Смерть и возвращение Юлии Рогаевой - Авраам Бен Иегошуа - Современная проза
- Об Анхеле де Куатьэ - Анхель де Куатьэ - Современная проза
- Забытые смертью - Эльмира Нетесова - Современная проза
- Избранник - Хаим Поток - Современная проза
- Пестрая компания (сборник рассказов) - Ирвин Шоу - Современная проза
- Всё, что у меня есть - Марстейн Труде - Современная проза
- По ту сторону (сборник) - Виктория Данилова - Современная проза
- Фёдор Волков.Сказ о первом российского театра актёре. - Николай Север - Современная проза